— Мгм.

— Нет, ну вы гляньте, весь город трясет же: ограбление в Эрмитаже, закрыт для посещения! И сигналки не сработали. Тоже на призраков грешат.

— Пра-а-авда?

— О, тут истерика прямо в прессе, гляньте: куча аварий, все про какого-то монстра рассказывают. Мол, жрет колеса у авто.

— Э-э-это мы как-нибудь пропустим, Алик, дальше…

— Вот еще Смоленское кладбище…

— Кладбище? — с реакцией профессионального гробовщика встрепенулся Клим. – Где, говоришь, это самое кладбище?

— Не потянет их туда, — заметила я углом рта, — там могила Ксении Петербуржской. На кладбище храм.

Угнездиться на шатучем табурете не вышло, и я отошла к окну. На окне обнаружилась вялая фиалка, с которой я почему-то чувствовала тайное родство.

Клим и Алик вольготно расположились среди завалов книг и кружек. И являли неповторимую гармонию бытия.

— А жалко, — откликнулся Алик, который вряд ли меня и слышал. — Легенда вон какая — жуть. — И начал прилежно зачитывать: «Одна из самых ужасающих легенд Смоленского кладбища — легенда о сорока заживо погребенных священниках. Вскоре после революции священнослужителей со всего города арестовали, привезли на Смоленское кладбище, выстроили на краю заранее вырытой огромной могилы и предложили либо отречься от веры, либо ложиться в землю заживо. Все священники предпочли мученическую смерть. Говорят, что еще в течение трех дней из могилы доносились стоны, а земля на этом месте шевелилась. Затем на могилу…»

— Да хватит уже, — поморщилась я. Вообще, хватило с меня кладбищ. И да, не нравится мне выражение физиономии Клима. На ней так и прописана глубокая задумчивость с потаенным желанием жахнуть на полную.

— Храм, говорите, — пробормотал он наконец. – Ну, в Александро-Невской их все равно было бы глупо ждать. Думаю, придется сходить. Вечерком. Или ночью.

Он посмотрел на мое выражение лица и проникновенно обратился к Алику:

— И да, у тебя случайно нет… лопаты?

…вообще, если подводить итоги дня, то они были такими:

— мы встретились со Смертью;

— мы прогулялись от белого мопсика с ненормальным аппетитом;

— мы решили совершать подвиги;

— ну, конечно, нам теперь уже только на кладбище, куда еще-то.

Для полного финала прекрасного дня не хватало двух разговоров — они как раз и случились под вечер, когда я исхитрилась вздремнуть на втором продавленном диване, галантно уступленном мне Аликом, а мир исхитрился окончательно не кануть в хаос. Я проснулась от воплей типа «вали орка!», выяснила, что уже вечереет, выползла на крыльцо Аликовой халупы и обнаружила, что на крыльце сидит и наслаждается природой мое античное несчастье.

— Поправь меня — ты собрался кого-то откопать? — спросила я, будто продолжая прерванный разговор.

На меня насмешливо глянула лукавая древность.

— Это ты из-за лопаты? Я спросил на всякий случай: вдруг тебе понадобится оружие…

— Убью умом, — отмахнулась я, продирая глаза. — Слушай, почему именно Смоленское и почему именно кладбище? Или твой жезл все равно потянет к могилкам?

— Непременно, — пожимая плечами, отозвался Аид, — особенно если возле могилок вдруг буду я. Думаю, если бы мы побыли подольше на том, сельском… воры бы явились туда. Просто не осознавая, что их тянет. Они в любом случае будут где-то поблизости: он их заставит. Пока ты спала, кирие, мы с твоим другом просмотрели последние новости. Странные ограбления. Странные происшествия в центре. Последнее — вскрытие какого-то захоронения. Думаю, жезл все равно тянет своих хозяев к тому, что связано с его стихией. И с каждым часом шансов для них все меньше.

— И ты, значит, решил ловить на живца, — подытожила я. — Изобразишь приманку для собственного артефакта? Ладно, почему Смоленское?

— Ты сама сказала: храм… ваша святая. Кирие, я все еще трус и не полезу без защиты в место, где свое берут мои прежние силы.

— Так что ж ты на Александро-Невское не полез, — фыркнула я.

— Рядом лавра. Монастырь. В такое место жезл точно никого не потащит. А это кладбище… пока ты спала, мы с твоим другом…

— …знакомым!

— …поискали немного информации. Думаю, можно рискнуть. Думаю, жезл приведет воров туда.

— Почему?

— Там совершалось зло, — сказал он, как о чем-то простом и обыденном.

Нужно ли было говорить, что все идеи Клима о том, как мы этот жезл будем у воров отбирать, как от воров отбиваться и вообще — как мы будем себя вести, если на нас выскочит еще какое-нибудь порождение подземного мира… в общем, все идеи сводились к:

— Кирие, ты уже доказала, что ты мастер импровизации. И вообще, когда это подвиги во имя веры совершались с планом?!

После этого осталось вздохнуть и вспомнить слова смерти в салатовых кедах. О том, что на самом деле смерти нет. Только это как-то и утешало в создавшейся ситуации.

Ситуацию осложнял еще Алик. Сначала он долго и нудно напрашивался с нами. При этом всячески убеждал, что он дико полезный, и вообще, гид по местным кладбищам, а уж по артефактам он вообще спец — спасибо играм!

Получив от ворот поворот, Алик отволок меня за рукав в сторонку и возмущенно заблестел очками.

— Ты во что вообще влезла? — вопросил он с несколько комичной суровостью. — Что это за тип и что у тебя с ним?

Положительно, я ошибалась. Алика посетила не фея. Его посетил индейский дух с боевым тяжким томагавком.

Столько слов этот индивидуум мне в универе за все четыре года не сказал. Ну, то есть, все наше общение органичненько сводилось к информации об учебе, «дай шпору», «помоги с конспектом» и «сметай за меня лабу по программированию». Ох, что-то Клим паскудно на людей действует. На меня в том числе.

— Долгая история, — сказала я, глядя Алику в переносицу и придумывая, как оттянуть момент, когда придется излагать полноценную версию вранья, с поворотами сюжета, достойными русских сериалов. – Ну, я тебе потом… расскажу, да. А пока я пошла. И, это… не корми там песика, он наказан.

Прямо скажем, для уходящей на духовный подвиг напутствие получилось не очень.

Комментарий к Подвиги в орнаменте пельменей

Легенда о сорока священниках действительно существует - как городская мистическая легенда Смоленского кладбища.

========== Невеселье на кладбище ==========

Так. Веселье кончился, пошел жесткач. Пойду поменяю шапку(

Вообще, кладбища у меня особых эмоций обычно не вызывали. Даже Питерские, с их старинностью, мудреными эпитафиями и способностью исторгать слезы умиления из студентов-архитекторов. Тем более, вроде как, нечего было бояться на православном… православном… вот же гадость, страшно-то как.