— Вы мне отвратительны, — сказал Альбус.

Геллерт никогда не слышал такого презрения в его голосе. Альбус никогда не говорил так с ним. Даже те несколько коротких фраз, тщательно отмеренные им перед дуэлью, были безжизненно сухими. А здесь каждое слово было переполнено эмоциями.

— Спасите ее… их. Прошу вас, — прохрипел Снейп.

Ответ поразил Геллерта.

— А что я получу взамен, Северус?

Что с ним стало? Что сделала с Альбусом эта война? Что смог сотворить Риддл, чтобы взрастить в нем эту жестокую расчетливость? Геллерт смотрел на Альбуса и видел себя. Когда-то ему казалось, что именно таким он бы и хотел видеть друга. Решительным, готовым на все, ради победы. Способным задушить в себе человечность, ради цели. Так он думал до тех пор, пока не понял, как сильно ненавидит себя самого.

— Взамен? — Снегг ошеломленно смотрел на Альбуса и после недолгого молчания сказал: — Все что угодно.

Видение стало растворяться на их глазах, Геллерт, забывшись сделал шаг к Альбусу, как будто хотел его удержать, побыть с ним еще пару мгновений. Но воспоминание исчезло, сменившись новым. И Альбус снова был там.

— Вас мучает совесть, Северус? — снова эта ледяная жестокость в голосе.

— Лучше бы… лучше бы я умер…

— И какая от этого была бы польза? — холодно спросил Альбус. — Если вы любили Лили Эванс, если вы действительно любили ее, то ваш дальнейший путь ясен.

Геллерт упивался каждым словом, каждым его жестом. Он чувствовал, что дрожит, едва улавливал суть их разговора, завороженный собственной тоской и любовью. Пытаясь узнать этого нового, незнакомого ему Альбуса.

Сцена снова сменилась. По лицам Снейпа и Альбуса было очевидно, что прошел не один год. Альбус казался старше и как будто бы мягче. Словно война и его вечная борьба, наконец, отпустили его. Или же он просто научился прятать их где-то глубоко в себе, не пускать на поверхность.

— Каркаров собирается бежать, если почувствует жжение в Метке.

— Вот как? — мягко сказал Альбус. — А вам не хочется к нему присоединиться?

— Нет, — ответил Снейп. — Я не такой трус.

— Нет, — согласился Дамблдор. — Вы несравненно храбрее. Вы знаете, я иногда думаю, что мы проводим распределение слишком рано…

Геллерт впился в эти слова с жадностью одержимого. В них было прощение, в них была доброта. В них было все то, чего Геллерт так и не услышал от Альбуса. Он видел в чужих воспоминаниях, как Альбус взял загубленную, погибающую душу и вернул ее к свету. Кто знает, может, тот жестокий тон, так удививший его, был нужен лишь для того, что Снейп почувствовал себя наказанным, осужденным, а значит — кем-то, кто может спастись. Снейп знал, что заслуживает жестокости, он хотел ее. Геллерт так и не дождался от Альбуса наказания. Даже дуэль была всего лишь необходимостью. Он не хотел ни заключения для Геллерта, ни смерти. Он всего лишь хотел защитить мир от него, не больше. Ведь за наказанием всегда следует прощение. А Геллерт его не заслужил. Альбус не в силах был дать его ему.

Новое воспоминание. Геллерт и Поттер снова стояли в директорском кабинете. Альбус в своем высоком кресле за письменным столом завалился на бок. Похоже, он был в полубессознательном состоянии. Его правая рука, почерневшая и обугленная, бессильно повисла. Снейп бормотал заклинания, направляя палочку на запястье Альбуса, а левой рукой вливал ему в горло густой золотой напиток. Спустя несколько мгновений веки Альбуса дрогнули и приоткрылись.

— Зачем? — сказал Снейп. — Зачем вы надели это кольцо? На него наложено заклятие, вы не могли этого не знать… Зачем вам вообще понадобилось его трогать?

Геллерт смотрел на покалеченную руку и не мог, поверить в то, что Альбус действительно был так неосторожен. И в то же время прекрасно понимал, почему он мог так поступить.

Кольцо Марволо Гонта лежало на столе перед Альбусом. Оно было разбито. Рядом лежал меч Гриффиндора.

Альбус поморщился:

— Я… сделал глупость. Не устоял перед искушением…

— Каким искушением?

Альбус не ответил. Ответ всегда был один и тот же: Арианна.

И обоих убили Дары. Геллерта просто немного раньше. И они оба всю жизнь отчаянно пытались найти прощение. Прощение у мертвецов. Несчастный, глупый Альбус. Измученный, уставший. После все этих лет сохранившей в себе способность к безрассудным безумствам, которые когда-то роднили его с Геллертом. Конечно, он так спокойно принял новости о скорой смерти, конечно, он с таким спокойствием попросил Снейпа убить его. Он ждал смерть уже очень давно, он встретит ее как старого друга.

Кабинет исчез. Теперь Снейп и Альбус прогуливались в сумерках по опустевшей территории замка.

Снейп жаловался, что тот ему недостаточно доверяет, и в этой жадной борьбе за внимание человека, который единственный во всем мире способен был избавить его от страданий, Геллерт узнал собственную застарелую ревность к Ньюту Скаммандеру. Тем временем тема разговора переменилась. Геллерт прислушался.

— Настанет время, когда лорд Волдеморт перестанет посылать змею выполнять свои приказы, а станет держать в безопасности рядом с собой, окружив магической защитой. Вот тогда, — я думаю, можно будет сказать Гарри.

— Сказать Гарри что?

Альбус набрал в грудь воздуха, закрыл глаза и начал говорить.

Геллерт не мог поверить в то, что он слышал. Он посмотрел на Поттера, тот стоял рядом, замерев, затаив дыхание.

— Значит, мальчик… мальчик должен умереть? — спросил Снейп, когда Альбус закончил свою речь.

— И убить его должен сам Волан-де-Морт, Северус. Это самое важное.

Дамблдор открыл глаза.

Снейп смотрел на него с ужасом:

— Так вы сохраняли ему жизнь, чтобы он мог погибнуть в нужный момент?

— Вас это шокирует, Северус? Сколько людей, мужчин и женщин, погибло на ваших глазах?

Что с ним стало, что он говорил о смерти так? Не о собственной смерти, о смерти ребенка? Что стало с восторженным идеалистом, что стало с человеком, готовым бороться за каждую спасенную жизнь? Геллерт не решался посмотреть на Поттера.

В следующей сцене Снейп был один, и Геллерт даже испытал от этого некоторое облегчение. Он не был готов снова посмотреть Альбусу в лицо.

Снейп, стоя на коленях на полу и читал какое-то письмо. На его щеках блестели слезы. Геллерт разобрал всего несколько слов, острым лезвием резанувших по сердцу: “…мог дружить с Геллертом Гриндевальдом. Я лично думаю, что Батильда просто помешалась! С любовью, Лили”

Они выслушали еще один его разговор с Альбуса, на этот раз Снейп говорил с портретом в кабинете директора. Тот поручил ему передать Поттеру меч Гриффиндора. Когда Снейп вышел, надев дорожную мантию, они вынырнули из Омута памяти и оказались в том же кабинете: казалось, Снейп только что прикрыл за собой дверь.

Геллерт с надеждой посмотрел на висевший на стене портрет. Тот был пуст.

Поттер, казалось, забыл о том, что был здесь не один. Он слепо смотрел перед собой, оглушенный. Геллерт не знал, что сказать ему. Он не мог поверить, что Альбус, святой Альбус принял это решение, так похожее на его собственные. С другой стороны, что удивительного? “Ради общего блага” — ведь это Альбус придумал эти слова. Геллерт, конечно же, не осуждал его, жалел только, что тот так долго, в одиночестве нес на своих плечах это бремя. Страшно было представить, как выстрадала его душа, пока он жил с этим знанием.

Поттера тоже было жаль.

— Послушай, — Геллерт понимал, что ни в его силах облегчить участь парня, что, может, лучше и вовсе было бы промолчать, но ему было важно сказать ему кое-что, — это все, конечно, ужасно. Но, знай, Альбус был очень хорошим человеком. И я уверен, что он очень тебя любил.

Тот кивнул отстраненно. Поднял на Геллерта пустой взгляд:

— Я знаю, только это сейчас уже не важно, — потом, помолчав немного, он вдруг спросил: — Вы хотите с ним увидеться?

— Что? — не понял его Геллерт.

— Я знаю, где воскрешающий камень, — просто ответил тот. — Я могу дать его вам.