Аберфорт тем временем рассказывал дальше.
— Но месяц-другой он справлялся… пока не появился тот. — Геллерт улыбнулся, увидев, как исказилось лицо Аберфорта. — Гриндельвальд.
Поттер бросил на него короткий взгляд. Гермиона заметно напряглась. Но поглощенный своими воспоминаниями Аберфорт этого не заметил.
— Наконец-то мой брат встретил равного собеседника, такого же блестяще одаренного, как он сам. И уход за Арианой отошел на второй план, пока они строили планы нового мироустройства для магглов и волшебников, искали Дары Смерти и занимались прочими интересными вещами. Великие планы во благо всех волшебников! А что при этом недосмотрели за одной девчушкой, так что с того, раз Альбус трудился во имя общего блага? Спустя несколько недель мне это надоело.
Геллерт слушал, как тот описал их дуэль. Не забыл, конечно же, не забыл упомянуть про Круцио. Геллерта с четырнадцати лет учили применять непростительные в этой стране заклинания, его воспитали в других порядках, но кого это интересовало?. И эта мелочность Аберфорта… он рассказывает о смерти сестры, но считает нужным объяснить, каким хорошим и смелым был он сам, какими ужасными — Геллерт и Альбус. Удивительно, что он не стал рассказывать детям, как его злили отношения брата, которых ни Геллерт, ни сам Альбус не стеснялись и не пытались скрыть, как его передергивало, когда он видел их держащимися за руки, как злился, когда Альбус не ночевал дома.
Аберфорт продолжал говорить, а Геллерт мечтал или впиться ему в горло, задушить, разодрать голыми руками, только чтобы он перестал говорить, не заставлял вновь переживать тот день, не заставлял думать обо всем, что случилось дальше, или хотя бы выйти вон из этой комнаты, из этой войны. И никогда больше не вспоминать о Дамблдора.
—…И я не знаю, кто из нас это был, это мог быть любой из троих — она вдруг упала мертвой.
Он не знал. Никто из них не знал, да и какая разница? Аберфорт начал эту ссору, Геллерт был слишком жесток, а Альбус оказался предателем. Геллерта исключили из школы, Батильда познакомила его с Альбусом. Кендра не сдала Ариану в Мунго, не стала защищать своих сыновей от безумия дочери. А магглы искалечили невинного ребенка, потому что никто не указал им на их место. Кто виноват?
Голос Аберфорта оборвался на последнем слове, и он опустился на ближайший стул.
— Мне так… так жаль, — тихо сказала Гермиона.
— Ее не стало, — прохрипел Аберфорт. — Навсегда. — Он утер нос рукавом и откашлялся. — Конечно, Гриндельвальд поспешил смыться. За ним уже тянулся кой-какой след из его родных мест, и он не хотел, чтобы на него повесили еще Ариану. А Альбус получил свободу, так ведь? Свободу от сестры, висевшей камнем у него на шее, свободу стать величайшим волшебником во всем…
Не было за ним никакого следа, как бы Аберфорт не пытался убедить Альбуса в обратном, не было. И он ушел не из трусости, плевать ему было на английское правосудие, да его бы и виновным никогда не признали, если бы он рассказал про Ариану правду. Тетка бы все подтвердила, да и некоторые другие соседи. Но это было не важно, ведь Альбус предал его. Весь его мир тогда разрушился точно так же, как разрушился мир Аберфорта, когда умерла его сестра.
Рука сама потянулась к волшебной палочке, он больше не мог выносить эту смердящую ложь. Но прежде, чем Геллерт успел хоть что-нибудь сделать, Поттер произнес:
— Он никогда уже не получил свободы.
— Как ты сказал? — переспросил Аберфорт.
— Никогда, — продолжал Гарри. — В ту ночь, когда ваш брат погиб, он выпил зелье, лишающее разума. И стал стонать, споря с кем-то, кого не было рядом. «Не тронь их, прошу тебя… Ударь лучше в меня». Ему казалось, что он снова там с вами и Гриндельвальдом. я знаю. Ему казалось, что перед ним Гриндельвальд, разящий вас и Ариану… Это была для него пытка. Если бы вы видели его тогда, вы не говорили бы, что он освободился.
Геллерт замер. После всех этих лет. После всех их разговоров, писем, он все еще думал, что Геллерт на это способен? Неужели он так и не понял, так и не понял до конца, что Геллерт не использовал его? Что если и было в нем хоть-то хорошее все те жуткие годы черного террора, это проклятый Альбус? Что он пытался убить его не из страха перед поражением, а чтобы избавиться от соблазна все бросить. Пытался, но так и не смог. Эта пропасть невысказанного разверзлась перед Геллертом ужасающей пустотой. Был ли он для Альбуса только болью и страхом? И ничем большим? О чем он думал, умирая? О том дне, когда погибла Ариана? Винил его? Желал, чтобы они никогда не встречались? Все еще был в плену видений, умер в страхе перед человеком, который всю свою жизнь… Геллерт дрожащей рукой провел по лицу. Он снова был благодарен за то, что никто не видел его в эту страшную минуту. Один раз он уже пережил такое же сокрушительное поражение, в 1945-м, когда безоружный упал на колени перед Альбусом, не решаясь поднять взгляд от земли и посмотреть на победителя. Потому что смотреть на Альбуса всегда было слишком больно.
Аберфорт после долгой паузы произнес:
— Откуда ты знаешь, Поттер, что мой брат не заботился больше об общем благе, чем о тебе? Откуда ты знаешь, что он не считал возможным пренебречь и тобой, как нашей сестренкой?
И тут Геллерт не выдержал. Он сбросил чары и в секунду оказался у Аберфорта, прижимая палочку к его горлу. Геллерт дрожал, но рука его оставалась твердой.
— Потому что он никогда не пренебрегал твоей чёртовой сестрой! Это ты, одержимый завистью к нему и собственной беспомощностью не позволял ему сделать единственно правильной вещи: закрыть ее в лечебнице. Ты, шестнадцатилетний сопляк, не мог за ней уследить. И пострадать мог кто угодно. Так же, как пострадала ваша мать!
— Ты? Ты! Откуда?.. Да как ты смеешь быть в моем доме? — Аберфорт хотел встать, но Геллерт сильнее прижал палочку к его горлу, вынуждая оставаться на месте.
— Не вздумай… Если не хочешь, чтобы я закончил то, что мы начали в тот день, не вздумай двигаться.
— - Гриндельвальд! — услышал он голос Поттера.
— Подожди, мальчик, не советую тебе мне мешать. Я не собираюсь убивать его, по крайней мере пока. Но пусть он меня выслушает, а ты потерпи.
Поттер сделал шаг назад, но палочку не опустил. Геллерт снова повернулся к Аберфорту.
— Твой брат всю свою жизнь посвятил тому, чтобы бороться с «общим благом», несчастный ты идиот. Ты думаешь, легко ему было сделать со мной то, что он сделал? — а сам подумал: а было ли это так сложно, как сам он надеялся? — Думаешь, легко было трястись над вашим миром, что бы вы все тут продолжали вести свои бессмысленно жалкие жизни?
— А кто назначил его защитником? Кто дал ему право рисковать чужими жизнями ради воплощения его великих замыслов?
— Да никто больше не мог занять его место! Альбус был велик, он стоил вас всех. А ты, как ты можешь судить его, когда и сам пытался управлять чужими жизнями. Решил припомнить старые обиды? Ты прятал мои письма к нему! — Аберфорт на этих словах ядовито усмехнулся. — Хотел спасти его, не так ли? Хотя никто тебя спасителем не назначал. Мы узнали об этом много лет спустя, уже после дуэли. Ты знаешь, что тогда стоило для меня одно письмо от него? Одно, Аберфорт? Я променял бы его на целый мир. Буквально. Но ты спрятал их, а когда он наконец стал их получать, было слишком поздно: я уже стал тем, кем стал. Я выбрал мир, а не его. Ты вспыльчивый, самодовольный ребенок, ты царил в вашем доме и держал его там, потому что только там мог превзойти его. За пределами вашего дома он всегда был лучше, чем ты. Это не Альбус пытался показать тебе какой он исключительный, это ты пытался втоптать его в грязь. У тебя умерла сестра, но остался живой брат. А ты, ты так его и не простил. Как ты помог ему, когда он пошёл на дуэль ко мне? Ты хотя бы налил ему своего дрянного виски? Ты представляешь, через что он прошёл, сколько сделал, пока ты душил его своей виной! Потому что ты нашел, да? Снова нашел способ быть сильнее, обозначить над ним свою власть. Великий Альбус, которому ты так завидовал, пресмыкается у твоих ног ради прощения, которое ты все равно ему не дашь. И не важно, что весь остальной мир преклоняется перед ним, — у Геллерта кружилась голова от азарта и злобы, Аберфорт тяжело дышал, сжав губы, не сводя с него ненавидящего взгляда.