Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

«музыка, голоса из глубин земли…»

музыка, голоса из глубин земли
скалы, из расселин которых выходит свет
крепости в горах, путешествия по бурному морю
чем ближе смерть, тем прекрасней становятся сны
чем глубже болезнь, тем ярче, прозрачней, красочней
новая жизнь
на другом берегу в новом доме
за стеной, за забором, за туманом
поют монголы у мёртвого тела
давай засовывать пальцы в рот львице!
у меня вместо глаз пылающие огнём щели
чтобы достичь этой жизни
тело должно погибнуть
через текущие на юг реки древние мосты
из глаз монгола на меня смотрят дикие звери
если я выздоровею сны отступят как море
мне будут сниться обрывки дневной суеты
сны живых переполнены жизнью тела
я слышу монгольское пение
я чувствую новую жизнь

«в снах моих до сих пор живут…»

в снах моих до сих пор живут
выстрелы, падающие в траву,
ров, как русло мёртвой реки,
поле – поверженные полки
грусть, которая прежде жила
на вырубках и в урочищах,
на дне радости поселилась и там спала,
как пуля в сердце ворочаясь

Старик прививает вишнёвое дерево

старик прививает вишнёвое дерево и снимает
с него златогузки зимующее гнездо
снег отряхнув распрямляется поднимает
ветви вишнёвое дерево тянучись за звездой
мается старик своей старостью дерево прививая
по ветвям вишнёвым бежит молодая кровь
звезда из гнезда вылетает и забывает
что она была златогузкой и будет ей вновь
на соседней сливе боярышница зимует
смерть на пригорке стоит улыбается старику
зацветает вишня старик узнаёт родную
и вишнёвая кровь струится по черенку
начинается лето и вылетают над садом
боярышницы и бабочки шелкопряда
и земли не касаясь старик летает по саду
и бабушка-смерть с ним неразлучно рядом
он летает по пояс в утреннем тёплом тумане
сад сквозь небо растёт и лежат на траве облака
белая бабочка с ним и она снимает
с него старость как кокон ненужный для мотылька

Баллада Джеда, Риппа и Тома

раскрылись цветы, пробудилась божия кровь,
дурак в реку нассал, леший в дупло дрочил,
в небе на выпас вышло стадо божьих коров,
вышли из-под земли Джед Файер и Рипп Ван Винкль,
с ними портной Пипинг Том – и три старых козла,
три нарцисса Джед, Рипп и Том, ветрены и нежны,
три зачарованных деда, три цветка зла,
обсуждали друг с другом свои зимние сны,
и сказал Рипп Ван Винкль: в луковице своей
я спал в Каатскильских горах и жизнь свою пропустил,
и проснулся я старым дедом, как тот еврей,
что семьдесят лет проспал, а после о смерти просил,
и сказал Пипинг Том: под снежным сугробом зимой
я подглядывал за Годивой, и я ослеп,
но я пробивался наружу, окутанный тьмой,
потому что мне так любопытно – а что на земле?
и Джед Файер сказал: я была никакой не дед,
а чернокожая Джада, порномодель,
я снималась в порно с двадцати двух лет
там, под землёй, но другим я родился здесь.
и сказали они: неужели лгут
эти зимние сны, где мы, не рождены,
были кем-то другим, или гномы на горном лугу
нас опоили, и то были воистину мы?
и сказали они: мы не знаем о том,
родились или нет мы на свет,
или давно погибли Джед, Рипп и Том
Том, Рипп и Джед.

II

Пробуждение леса

3омбиапокалипсис в Раю

Мы прибыли в Рай, и что мы увидели там?
Зомби, прячущихся по кустам,
котят-упырят на окнах забытых домов,
детей-херувимов, отворачивающих лицо,
потому что с их губ каплет кровь,
когти растут на руках,
и даже братья мои архангелы, которых я знаю в лицо,
превратились в зомби и пожирают плоть
праведников, среди которых Авраам, Исаак и Лот,
и многочисленный, как морской песок,
из райских могил восстаёт
осквернённый прах.
Радуются и ликуют черти в Аду,
что всё в Раю наконец-то пошло в пи*ду,
как писал Чиннов, добро пожаловать на сковороду,
ку-ку хе-хе,
Зомбиапокалипсис произошёл в Раю!
В осквернённом Раю постоим с тобой помолчим,
глядя, как солнце падает на кирпичи
священных руин, как окровавленный серафим
выглядывает из них, и поднимается дым.
Я хотел быть святым, прожить праведно жизнь свою,
чтобы светлую Вечность пребывать вместе с Богом в Раю,
чтоб когда червь пожрет мою плоть,
мою душу не тронул огонь,
но стал зомби Господь,
и из всех моих планов теперь не получится ничего,
Вечность мою провернули теперь на х*ю.
Зомбиапокалипсис произошёл в Раю,
Зомби в Раю,
В Раю…

«Провинция. Апрель…»

Провинция. Апрель,
вороньи гнезда на деревьях,
тихое солнце в окнах старых домов.
По разбитой дороге у реки
вдоль ограды заброшенного монастыря
куда-то к окраине города уходят двое парней,
размахивают руками, превращаясь
в двух старых мальчишек из богоспасаемого дворика
между малоэтажных домов,
где развешано на верёвке белье:
белая футболка, чёрный джемпер, голубые трусы,
колготки, полотенце, пододеяльник.
Маленькая собачка бежит к хозяину навстречу
и виляет хвостом.
Дед сидит на лавочке, курит.
Пахнет костром и влажной, свежей землёй,
перегнившими за зиму листьями.
Мальчишки играют на закате в руинах.
У них есть баллончики, они ими пишут на стенах.
Желтыми, как сосновое солнце, досками забиты окна,
и пахнут смолой. В дверных проемах
лежит выброшенное тряпьё. Кучи дров, коты.
Старик, член местного союза писателей,
опираясь на палку, рассказывает:
«У меня была хорошая жизнь»,
и дарит свою маленькую книжечку,
в которой написано:
«Я не пришёл к ней ночью.
У неё было слишком много мужчин.
А в моем понятии такие женщины уже не могут
ничем одарить».
Восьмидесятилетняя женщина, к которой когда-то ночью
не пришёл этот мужчина,
живет на другом берегу реки
в доме со спутниковой тарелкой и вывеской «Ателье».
Вечерами она смотрит на реку
и вспоминает всех своих мужчин:
Виктора, с которым это было просто так,
Николая, которого ей было жалко, потому что он пьяница,
Володю, к которому тянуло неудержимо
и хотелось водить пальцами по бровям
и вцепляться двумя руками в лохматую голову.
Её правнук играет в жидкой грязи на набережной.
В этом городе бомжи носят цветное тряпьё.
Желтые шары фонарей на набережной
светятся в темноте.
2
{"b":"664069","o":1}