Дни шли, и с ними утекали полученные за последний поход деньги. Теперь большой стол-верстак под окном был завален луками, заготовками для стрел, перьями, нитками для обмоток, наконечниками и разным инструментом. Дитмар, эсхенский лучный мастер, отнёсся к Такко со снисходительным безразличием. Подумаешь, заезжий мальчишка – сегодня здесь, завтра там, переманить заказчиков не успеет, чего бы и не дать ему подзаработать. Тем более, заготовки Такко покупал в его лавке – больше негде было. Верену везло меньше: суровый мечник искал работу с утра до вечера, но безуспешно.

Вечером они, как всегда, собрались в комнате под крышей втроём. Кайса принесла узелок с выпечкой, что не продали в пекарне. Верен успел спуститься к хозяйке за кипятком и нарезать пирог тяжёлым боевым ножом. Комнату окутали сумерки, и мошки вились вокруг свечи, поставленной в плошку с водой.

– Граф предложил мне сопровождать его дочь делать прически! – негодовал Верен, потрясая коржиком, неровно облитым глазурью. – Я сказал, что не для того учился сражаться. Что за город!

– Погоди, – остановил его Такко. Он отошёл к верстаку и слушал вполуха. – Ты всё же наведался к маркграфу? В тот каменный дом с гербом и цветником?

Верен кивнул:

– До последнего не хотел туда соваться, искал, чего попроще. Но вот пришлось и туда заявиться.

– Я тоже был там сегодня, – удивился Такко. – Странно даже, что мы не встретились. Маркграф заказал мне лук для своей девчонки.

– И ты взялся?

Такко мотнул головой в сторону верстака. Из окна лился последний вечерний свет, и можно было видеть маленькую заготовку для лука, выгнутую в стапеле. Верен презрительно сплюнул и отвернулся.

– Я не делал детских луков раньше, – сказал Такко, вернувшись к столу и расправляясь с остатками пирога. – Во всяком случае, таких слабых. Самому интересно, что получится.

– Где взял заготовку?

– В лучной лавке, где же ещё. Дитмар был рад от неё избавиться.

– Он не обрадуется, когда узнает, для чего тебе эта заготовка! – хмыкнул Верен. – Увёл у него такой заказ.

– Маркграф сам спросил, умею ли я мастерить луки, – пожал плечами Такко. – Буду делать самый простой. Девчонка там сама как этот прут. Тонкая, бледная…

– За каким лядом ей лук? – зло выругался Верен, заедая обиду сочнем.

Остатки ужина убрали в узел и подвесили к потолку, чтобы не добрались мыши. Такко вернулся к верстаку и придирчиво оглядывал заготовку. Тряхнул головой, задул свечу и взял Кайсу за руку:

– Останешься?

Она кивнула с мягкой улыбкой. Верен уже лёг и старательно сопел, отвернувшись к стенке.

– Если мне хорошо заплатят, купим тебе ту побрякушку, – прошептал Такко, обнимая Кайсу.

Он знал, что подруга давно заглядывается на ожерелье из голубых и рыжевато-розовых опалов в ювелирной лавке. Было бы неплохо оставить Кайсе богатый подарок. Впрочем, сейчас им было чем заняться помимо пустых разговоров.

Кайса покинула комнату под крышей ещё до рассвета – работа в пекарне начиналась рано. Верен, угрюмо пристегнув меч, снова ушёл вызнавать, не нужны ли кому охранники и телохранители. Такко, оставшись один, сел за работу. Дел было много: оперить два десятка стрел, сплести две тетивы и заняться заготовкой для лука для маркграфской дочки.

Под бдительным присмотром хозяйки Такко растопил на летней дворовой печке янтарные кусочки клея и принялся за оперение. Привычная работа спорилась: располовинить перо тонким острым ножом, смазать клеем, приложить под точно выверенным углом к древку, прижать… Со стороны кажется – проще простого, но Такко, опытный стрелок, хорошо знал, как меткость зависит от оперения, и был поглощён работой с головой. К полудню два десятка стрел были готовы и сохли, подвешенные за наконечники, на хозяйской бельевой верёвке. Такко успел остругать заготовку для маркграфского заказа и старательно гнул её, пытаясь понять, будет ли лук по руке девочке, когда вернулся Верен, сердитый и усталый. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что достойной работы в городе молодому воину снова не нашлось.

– Ножи взялся точить, – с горечью усмехнулся Верен, усаживаясь рядом с Такко на скамейку. – Что за город! Домоседы… Никому охрана не нужна!

– Задаток-то дали?

– Как же, дадут они… Спасибо хоть ножи боевые, а не кухонные! На кой ляд их точить? Всё одно будут на стене висеть. Эх, сказал бы мне кто, что буду жить за твой счёт, не поверил бы! А ещё больше повезло, что ты Кайсе приглянулся, хотя и не знаю, на что она там глаз положила!..

Такко рассмеялся. Рядом с широкоплечим, плотно сбитым Вереном он выглядел как мальчишка – худой, невысокий, с вечно взлохмаченными вихрами, а штаны и рубахи приходилось ушивать и плотно подпоясывать, чтобы не свалились. Верен часто шутил, что Кайса водится с Такко из жалости, и ему самому она подошла бы больше: статная, круглолицая. Впрочем, дружба между ними была по-прежнему крепка.

– Дитмара видел, – сказал Верен. – Стоял у своей лавки мрачнее тучи. Зол, что заказ достался не ему.

– Плевать на него, – дёрнул плечом Такко. В последний раз оглядел гладко оструганную заготовку, накинул на неё первую попавшуюся тетиву и бережно завернул в чистый платок. – Пойду на примерку.

– Задаток возьми!

Дом маркграфа стоял в южной части города, на мощёной камнем улице. Сразу было видно, что здесь жили богатые люди – не поскупились привезти с моря камней, чтобы весной и осенью не знать забот из-за непролазной грязи. На крепких воротах красовался герб – раскрытый циркуль над шестернёй – и вилась надпись, велеречиво уведомлявшая, что всяк входящий в эти врата ступает на землю маркграфа Олларда.

Дверь захлопнулась за Такко почти неслышно, удержанная пружиной, и он запоздало вспомнил, что не расспросил Кайсу о загадочных устройствах. Судя по гербу, здешние маркграфы жили не войной или сельским хозяйством, а механизмами. Поглядеть бы, не найдётся ли в маркграфском доме диковинок!

В передней было светло. Солнце било сквозь окна, затянутые дорогим цветным стеклом, в стенных нишах горели свечи. Такко успел заглядеться на часы – в Эсхене почему-то мерили время двумя стрелками, и вторая качнулась прямо на глазах. Высокие резные двери, ведущие во внутренние покои, распахнулись, и слуга провел Такко в большую и богато украшенную комнату.

Маркграф Оллард принял Такко в кабинете. От пола до потолка высились шкафы с книгами, лёгкий ветер шевелил тонкие занавеси на окне, выходившем в проулок. Сам маркграф – высокий и худой человек лет тридцати, одетый в чёрное, – сидел за столом в тяжёлом кресле, обитом алым шёлком. Такко вновь удивился его необыкновенному лицу: бледному, будто вытесанному из белого камня, с резкими чертами и горбатым носом. Маркграф что-то писал и сделал свободной рукой знак подождать.

Пока маркграф работал, Такко засмотрелся на портрет, висевший по правую руку. Изображённая на нём женщина лучилась светлой, нездешней красотой. Пышные светлые волосы, льдисто-голубые глаза, белая пена кружевного платья приковывали взгляд. Залюбовавшись, Такко не расслышал, как маркграф закончил работу и зовёт его уже второй раз.

– Готов ли лук для моей дочери? – осведомился он со странной холодной улыбкой.

– Почти, – Такко подошёл к столу, разворачивая заготовку на ходу. – Я снял лишнее, но нужно убедиться, что лук по руке хозяйке.

– Позовите Агнет, – велел маркграф, и вскоре в комнату вошла девочка, очень схожая с женщиной на портрете: те же пышные волосы и внимательный взгляд льдистых глаз. Её сопровождала няня, строго смотревшая из-под белого чепца.