Надо было каким-то образом разобраться со сплетнями (и сплетниками), убедить Леголаса, что я своя в доску и наладить общение с Арагорном, пока и он тоже не начал меня в чём-то подозревать. Но как?
Дома у меня для подобных целей всегда были под рукой бутылка Мартини и подружка Оля, которой можно было выговориться. Вопрос это, как правило, не решало, но становилось ощутимо легче. А здесь у меня ни друзей, ни выпивки с приличной этикеткой и акцизной маркой.
Конец.
В смысле, это была последняя чёткая мысль того дня, которую я помню. Дальше был только креплёный вкус на языке, чей-то заливистый смех, звон в ушах и вереницы хороводов ярких образов и картинок, но без каких-либо намёков на конкретику. Кажется, ещё были лошади — или лоси, наверняка не вспомню, да и пустяки всё это, по сравнению с пробуждением поздней ночью в пещере, связанной, наедине с Леголасом.
Комментарий к Импровизация 7. Вернёмся к нашим баранам
Огромное спасибо моей бете! Власта, без тебя, эта работа умерла бы еще месяц назад.
И, да, алкоголь - вредная штука.;)
========== Импровизация 8. Черное и белое. POV Леголас ==========
Тьма, идущая с востока, с каждым днём всё больше и больше нависала над свободными народами Средиземья, неся с собой разрушения, смерть и выжженную землю, багряную от крови. Свет покидал Арду, искажённые тени таились за каждым углом, а порождения мрака бесчинствовали, не страшась никого и ничего, предвкушая скорую победу. Зло воспряло, оно было живым, осязаемым, обладало своей собственной волей и порабощало волю других. А что оставалось нам, оставшейся части Братства Хранителей? Упрямо идти вперёд, несмотря на потери и лишения, сражаясь за то, что дорого сердцу. И я готов был идти до конца. Ради дома, который оставил далеко позади, ради друзей, готовый в любой момент прикрыть их спины.
Моё чутьё никогда не подводило меня, и разделять всё на чёрное и белое казалось таким правильным и естественным… До встречи с этим бледным неуклюжим созданием с повадками бешеной ослицы.
О Валар, оградите меня от этого безумия!
Случившееся сегодня утром (злая насмешка или же просто ребячество? Моргот разберёт, что в голове у этой женщины!) только упрочило мою уверенность в том, что стоит подальше держаться от роханской княжны со всеми её тайнами и загадками. Не стоило даже заговаривать с ней, более того — подходить ближе, чем на расстояние выпущенной стрелы, но уже поздно. И вот она, расплата за моё любопытство и непоколебимую веру в свою правоту.
— Императри-ица! В объятиях юных ка-ава-алеров забывает обо всёём… [Ирина Аллегрова — Императрица. Прим. Автора] — выла уже по третьему кругу где-то в хвосте вереницы повозок Эовин.
Цепочка конных и пеших людей слишком далеко растянулась по предгорью, да и пришедший после полудня ветер не способствовал улучшению слышимости, позволяя спонтанной пирушке оставаться незамеченной. И кроме меня здесь некому было насладиться сей балладой в неподражаемом исполнении роханской княжны (пожалуй, единственный раз, когда я пожалел о чутком музыкальном слухе Эльдар), а намекать Теодену, что у Эовин очередные неприятности, значит быть снова втянутым в её непонятные игры. Когда-нибудь же она устанет и наконец даст моим ушам отдохнуть…
Однако, девушка была полна сюрпризов: ни через час, ни после дневного привала пение не стихло, более того, текст становился всё причудливее и разнообразнее, изредка ему вторили и другие женские голоса, пытаясь повторить незнакомые, режущие слух слова.
— Естердеей! Олмаай траблз сиим со фар эвей… [The Beatles — Yesterday. Прим. Автора]
Вот оно, наследие великой страны Рохан. Вместо того, чтобы поддерживать свой народ наравне с дядей и братом, княжна предается беззаботному веселью в компании крестьян. Думает ли она о том, что многие из них не переживут эту зиму, что мы стоим на пороге страшной войны? Гондор погряз в нескончаемых кровопролитных сражениях с орками, гномы всё глубже и глубже уходят в горы, теснимые несметными полчищами гоблинов. Да что там гномы, мой народ уже не первое десятилетие безрезультатно пытается искоренить тварей, нескончаемым потоком идущих из Дол-Гулдура. Сколько ещё крови должно пролиться, чтобы люди наконец-то осознали нависающую над ними угрозу полного истребления?
— Нравится мне, когда ты голая по квартире ходишь… [Градусы — Голая. Прим. Автора] — в каком Умбарском порту она набралась подобной мерзости?
Терпение уходило, как песок сквозь пальцы, только Илуватар знает, каких усилий мне стоило не выхватить лук и не… С такими людьми, как Эовин, никакой войны не надо, сами себя искоренят, упившись элем вусмерть, смея при этом называть бессмысленный кутёж «весельем». В тот самый момент, когда самые добрые и беззаботные создания этого мира — хоббиты (при мысли о Фродо и Сэме, сердце горестно сжалось) — возможно, находятся на грани жизни и смерти, неся на своих маленьких плечах непомерную ношу. Такие крошечные создания, но сколько храбрости и отваги! Готовность отдать свою и без того недолгую жизнь во благо мира, не имея даже малейшей надежды на возвращение домой. Добровольно идти на верную гибель, отстаивая свою честь, свой дом, свою…
— Забери меня в свой плен, эту линию колен целовать последний рааз… Тооолькоо! Рюмка водки на столе, ветер плачет за окном…
Глупая девчонка, балрог её забери! Услышал бы подобный ужас отец — её голова давно бы уже валялась где-то у подножия этих самых гор. Нет, я не оправдываю его жестокость и не стремлюсь подражать привычкам владыки Лихолесья решать проблемы подобным кровопролитным образом. Просто в такие моменты я думаю, что он прав, и люди действительно в большинстве своём никчёмны и слабы духом.
А солнце тем временем неумолимо клонилось к закату, Эовин, не зная усталости, продолжала петь, и я всерьёз начинал подумывать о возможности использовать её в качестве оружия против орков: поставить перед строем и попросить спеть про «Обоже, какой мужчина», они тут же сбегут в ужасе на север и, заперевшись в Гундабаде, станут молить о пощаде. Хотя нет, слишком жестокая расправа, даже по их меркам.
Внезапно стало тихо. Всё так же завывал, отражаясь от скал, ветер, щебетали птицы, звенел доспех, топот людских ног и лошадиных копыт сливался в однообразный гул, гном снова что-то ворчал себе под нос. Кажется, что все звуки были на их прежних местах, только вот пение оборвалось на полуслове, и где-то в хвосте колонны раздался хлёсткий звук пощечины, крики и грохот переворачиваемой повозки. Я замер. Под жалобы на мою неугомонность от вечно ворчащего гнома развернул коня и направил его в конец вереницы людей, лишь кивнув Арагорну, что всё в порядке, помощь не требуется.
Как бы я не относился к Эовин, от её безрассудства могли пострадать невинные люди, а мысль о том, что в хвосте были, в основном, только женщины и дети, заставила меня поторопить скакуна. И вот спустя несколько минут мы с Гимли могли наблюдать удивительную картину.
— Что здесь произошло? — спросил я, критичным взглядом окидывая «поле боя»: сын конюха с распухшей и покрасневшей щекой переводил виноватый взгляд с меня на перевёрнутую повозку, всё содержимое которой картинно расположилось тут же на траве. Ни лошади, ни её хозяйки при этом не наблюдалось. Спорившие о чём-то роханцы мигом притихли, явно опасаясь чужаков, и оставили мой вопрос без ответа, и, хоть мне и так всё было предельно ясно, пришлось спешиваться и переспрашивать.
— Где княжна? — молчание. Может, не стоило брать с собой Гимли, вон как он весь народ распугал?
— А Эовин — убежала! — радостно заявила какая-то конопатая девчушка с копной золотых кудряшек, но тут же умолкла под строгим взглядом матери.
— Не бойся, — ободряюще улыбнулся я этому солнечному ребенку, подходя ближе — Почему она убежала?
— Мы пели песни, — о да, я слышал, — а потом пришёл дядя Бредлинг, и они поссорились.
— Ему не понравились песни? — резонно предположил я.
— Нет, что вы, — решила вмешаться мама девочки. — Вы бы слышали, как душевно поёт наша Эовин, аж сердце плачет. — Лучше и не скажешь.
