– Да, расстояния в наши дни совсем ничего не значат.

– Конечно.

– Какой это удар для бедной женщины!

Управляющий выглядел так, словно несчастье постигло его самого.

– Мы и понятия не имели о существовании госпожи Мартинели, – с горечью сказал он. – Она приехала вместе с племянницей. Сначала ей хотелось пожить в этой квартире – господин Мартинели снял ее до первого октября. Она думала, что здесь накопилось множество неотложных дел, а оказалось, что все уже улажено. Я спрошу ее и дам вам знать.

«Похоже, бедняге срочно требуется помощь», – весело подумал Граф и вручил управляющему свою визитную карточку со словами:

– Боюсь, что разочарую вас – и ее. Ваш дом – роскошное жилище, пожалуй, мы к таким не привыкли.

– Условия могут оказаться вполне приемлемыми, – скорбно ответил управляющий – бесконечное сомнение сквозило в его голосе.

– Ладно. Мне можно позвонить. У вас ведь есть разрешение на пользование этим видом связи, не так ли?

Всерьез озадаченный сложившимся фрагментом мозаики Граф вышел на душную, залитую солнцем улицу, забыв про шляпу в руке. Он постоял в нерешительности несколько секунд под аркадой, затем остановил таксомотор и поехал домой. На лестнице, ведущей в библиотеку, Графа настиг телефонный звонок – прыжками одолев оставшиеся ступеньки, он, задыхаясь, подбежал к аппарату и выдохнул:

– Да?

– Господин Грапп? Это госпожа Марта Мартинели.

– Граф. Слушаю. Простите, что запыхался, госпожа Мартинели. Я ловил кота.

Это фривольное объяснение должно было объяснить безутешной вдове, почему он не очень-то торопился взять трубку, – впрочем, если бы голос ее звучал подобающим образом, Граф не позволил бы себе подобной выходки. Но сейчас ему в ухо вгрызся высокий, пронзительный, крайне неприятный звук, к тому же эта женщина неправильно произнесла его имя. Однако, госпожа Мартинели обладала и другими недостатками – по крайней мере учтивой и любезной ее тоже трудно было назвать, – выслушав пояснение Графа, она погрузилась в долгое молчание.

Когда к женщине снова вернулся дар речи, Граф даже отодвинул трубку от уха.

– Мне сказали, что вы заходили по поводу квартиры.

– Да, но боюсь…

– В любом случае, мне хотелось бы встретиться с вами, господин Грапп. Управляющий сказал, что вы знали моего мужа.

– Он немного ошибся. Я был знаком с человеком, который был знаком с господином Мартинели.

– Речь идет о госпоже Шафер? Это вы заходили с ней в больницу вчера вечером?

– Да.

– Естественно, я бы хотела поговорить с ней, но у меня очень мало времени. Я заказала билет на сегодняшний поезд до Женевы – он уходит в шесть вечера. Поэтому хорошо было бы с вами встретиться, а ее искать мне некогда. Да и не хочется разговаривать с посторонними людьми, если в этом нет нужды. Это вполне естественно.

– Вы уже уезжаете?

– У меня масса дел, а здесь мне делать практически нечего. И мне еще очень повезло, что удалось раздобыть возвращенный билет на поезд.

– Но это же страшно утомительно – тряска, жара…

– Да, я только что имела удовольствие. Если бы вы смогли подъехать сейчас, пока я тут и со мной представитель банка, я была бы вам очень обязана. – Женщина помолчала и добавила: – Я никого не знаю в Берне. Я не знала, что мой муж болен. Я просто ошеломлена.

– А вы говорили с лечащим врачом и персоналом из больницы Св. Дамиана?

– Я звонила в больницу. Они рассказали мне о госпоже Шафер. Мне очень хотелось бы узнать о том, как мой муж жил в Шпице и об этом человеке, Шмиде.

– Я приеду через несколько минут.

Конечно, новость о внезапной смерти мужа способна выбить из колеи любую женщину – бедняжка может погрузиться в бездну отчаяния и даже сойти с ума. Но безжизненный резкий голос госпожи Мартинели звучал довольно спокойно. Неужели она в самом деле такая тупая? Навряд ли.

Выйдя на улицу, Граф остановился и взглядом взломщика осмотрел широкий выступ под окном, выдававшийся влево от ступенек парадного крыльца. От выступа до железных поручней крыльца – не больше шага, а в кладке из песчаника над ними было за что ухватиться – там висел один из двух привезенных Графом из Италии настенных фонтанчиков: львиная морда, а под ней резервуар в форме раковины. Они использовались как цветочные горшки. Сейчас в них росла герань. Резной лепесток хрупкой раковины мог выдержать немалый вес – даже не особенно ловкого человека, задумавшего забраться в чужое окно…

К половине четвертого Граф вновь оказался в вестибюле дома, где обосновались остатки семейства Мартинели. В этот раз швейцар любезно проводил Графа к лифту, а лифтер поспешно доставил его на пятый этаж.

У открытой двери посетителя поджидал мужчина с каменным, как у статуи, лицом – вероятно, он думал, что теперь они с Графем в одной лодке, а потому поспешил продемонстрировать свое доброе отношение.

– Что бы вы ни делали, оформляйте это письменно, – проговорил он и повел гостя направо. За дверью обнаружился высокий, гулкий вестибюль.

Преодолев его, Граф очутился в просторной затемненной гостиной. Стены покрывал яркий блестящий ситец, великолепная старинная мебель выглядела недавно отреставрированной и очень чистенькой. В тени полотняных навесов за окнами виднелись неизменные ящики с яркими цветами, новенькие циновки заменяли ковры. Комната оставляла удивительно приятное впечатление.

На диване, спиной к свету, сидела женщина, а рядом с ней стоял мужчина – увидев гостя, он шагнул вперед. Его шляпа и портфель лежали на обеденном столе. Граф обратил внимание на выдвинутый стул с прямой спинкой, с которого, очевидно, только что поднялся спутник госпожи Мартинели.

– Господин Граф? Меня зовут Фогель. Я из банка кантона Женева. Могу я представить вас?

Граф, пожимая его руку, выразил согласие.

– Госпожа Мартинели – господин Граф. Господин Граф, – пояснил Фогель, улыбаясь, – хорошо известен здесь, в Берне, как любитель книг и э-э… эксперт. К его советам стоит прислушаться!

Граф пробормотал что-то невразумительное.

– Спасибо, что приехали, – проверещала госпожа Мартинели. – Садитесь, пожалуйста, господин Граф.

Граф сел. Управляющий домом остался где-то возле двери.

– Надеюсь, вам нравится квартира, – звонко произнесла госпожа Мартинели. – Большая спальня, приличных размеров столовая, за вестибюлем – кухня и комната для прислуги. Правда, комнаты для гостей нет.

Она говорила, а Граф пытался рассортировать первые впечатления: удивительно спокойная женщина. Она сидела неподвижно, скрестив руки на сумочке, которая лежала у нее на коленях. И еще… она придерживается условностей – всего несколько часов назад получила внезапное известие о смерти мужа, но уже носит траур, и дело вовсе не в черном костюме, черной шляпке и такого же цвета туфлях, а в тонких черных чулках и короткой вуали с каймой. Ей около сорока, однако она все еще красива – тонкое гладкое лицо без следов косметики, сильно вьющиеся темные волосы, темные бархатные глаза, узкий рот, чуть вздернутый нос и удлиненная верхняя губа. Странная маска. Граф всегда пытался угадать, что скрывается за такими масками… Пустота? Или множество зловещих планов?

Госпожа Мартинели превосходно владела собой, хотя явно испытывала некоторую неуверенность: она привыкла быть полноправной хозяйкой, если не вселенной, то хотя бы своего ограниченного мирка, а оказавшись вне его, немного растерялась. Видимо, ее тревога все нарастала, поскольку она говорила все быстрее и вела себя все агрессивней.

Граф подумал, что эта женщина всю жизнь провела, опираясь на надежное плечо мужа, в делах почти ничего не понимает и инстинктивно ищет защиты у мужчин. Ее напугали – она тут же укрылась под ближайшим зонтиком. Помани ее, и она с радостью доверится тебе. Или госпожа Мартинели умело изображает взволнованную дурочку?