Граф ясно представил себе возмущенного Шваба, с взъерошенными рыжими волосами, стоящего босиком посреди спальни.

– Я полагал, что с вами мог бы поехать малыш Буше, чтобы вы могли вести машину по очереди. Дорога займет около четырех часов, может, и меньше. Шмид уедет после похорон. Там хоронят человека по фамилии Мартинели, а Шмид – его доверенный слуга. Он сейчас, по слухам, обитает в принадлежащем хозяину доме, который Мартинели велел законсервировать. Он и не подозревает, что за ним кто-то решит установить наблюдение. Он уедет открыто, и выследить его будет несложно.

– Меня исключи. Я следователь, а не сыщик. Буше – другое дело… Ладно, согласен… А что если Шмид бросит машину и сядет на поезд? Я тоже должен бросить свою машину?.. Ну, все, – раздраженно прервал сам себя Шваб. – Как он хоть выглядит?

– Так вы беретесь за это дело? Шваб, я…

– Вы с самого начала знали, что все так и обернется, – ворчливо проговорил тот. – Мы многим вам обязаны… Так как выглядит «клиент»?

– Я-то его в глаза не видел, но… – из трубки раздался звук, похожий на рычание. – …Но у меня есть словесный портрет. Среднего роста или чуть выше; худощавый, светлоглазый, неаккуратно подстриженные каштановые волосы, загорелое красноватое лицо. По виду он мелкий торговец, ремесленник, проводник или крестьянин. И еще: Мартинели назвал его философом.

– Народная мудрость и все такое? – спросил Шваб усталым голосом.

– Мне кажется, он совсем другой: деловитый и хладнокровный, словом – крепкий орешек. Кое-что может облегчить вашу задачу: дорога идет только до дома старика Мартинели – это в паре миль от Шпица. Чтобы уехать куда бы то ни было, Шмиду обязательно придется заехать в Шпиц – если только он не отправится вплавь по озеру или пешком через горы, а машине там не проехать. Если бы вы смогли расположиться на краю города…

– На краю города… – повторил Шваб, который, казалось, делал пометки.

– Еще: говорят, в середине июня он занимался извозом в Тун. Можете это проверить?

– Тун довольно большой город…

– Но таксисты на вокзале наверняка запомнили чужака.

– Как мне с вами связаться?

– По телефону.

– Неужели покойная клиентка – миллионерша?

– Дело не в деньгах.

Серьезный тон Графа заставил Шваба замолчать. Затем он проговорил:

– Ладно, я понял. Тогда так: мы с Буше ездили по государственной надобности, а потом решили немного отдохнуть в горах. Сейчас я разбужу беднягу Буше, и если в течение ближайшего часа мы не позвоним – мы уехали.

– Шваб, я даже не знаю, как… – начал было Граф, но трубку на том конце кабеля уже с треском бросили на рычаг. Тогда он медленно повернулся, оперся спиной о стол и застыл, неподвижно уставившись на противоположную стену комнаты…

На следующее утро после завтрака Граф позвонил доктору Этьену Бьянчи. Казалось бы – несложное дело – дозвониться, но время шло, а поговорить все не удавалось.

Сначала Граф разыскивал доктора дома, потом – на квартире пациента, прилетевшего из предгорий итальянских Альп на личном аэроплане, затем в личном кабинете подле роскошной набережной Гюстав-Адор и, наконец, в больнице де Гранжетт. Регистраторша сообщила, что доктор готовится к операции и его к телефону позвать нельзя – Граф приготовился умолять и плакать, но вызванная на разговор ассистентка доктора Бьянчи примирила обе стороны, пообещав, что поговорит с врачом. Спустя несколько минут Бьянчи заорал в трубку:

– Граф? Если ты о Кларе, то оставь меня в покое. Она прекрасно себя чувствует.

– Я не о Кларе.

– Если тебя призывают в армию, я и пальцем не пошевельну. Это против моих принципов.

– Армия, видимо, гораздо лучше, чем то дерьмо, в котором я оказался.

Бьянчи перестал шутить:

– Доконали тебя разъезды.

– Да ни при чем тут разъезды.

– Но ты же собираешь информацию.

– Да! Только этим и занимаюсь. У тебя есть возможность провести для меня небольшое расследование?

– Какое расследование? По токсикологии? Почему бы тебе не обратиться в лабораторию?

– Дело личное и очень деликатное. Ты мне сначала скажи – можно вызвать лейкемию или фальсифицировать ее симптомы?

– Ее саму – нельзя, что-то похожее – можно.

– Как?

– Сульфамидами. Надо только скормить своей жертве большую белую таблетку или поставить капельницу. Это разрушит белые кровяные тельца.

– А как отличить?

– Ну, настоящая лейкемия и сульфамидное отравление все-таки разные вещи, и эта разница непременно будет замечена и должным образом прокомментирована, если, конечно, анализ крови сделает квалифицированный медик, а не уборщица, заменяющая ушедшего в армию специалиста.

– Весьма признателен тебе за эту информацию, Рыжий.

Доктор Бьянчи славился своей шевелюрой, но вовсе не рыжей, как можно было бы подумать, услышав его прозвище, а скорее цвета воронова крыла. Забавная кличка прилипла к доктору совсем по другой причине – характером, да и манерами он напоминал нежно любимого всеми детьми циркового клоуна. В университете его именовали только Рыжим, и он страшно гордился, что никто и никогда не называл его Этьеном больше одного раза.

– Пожалуйста, – ответил Бьянчи. – А что, кто-то испробовал новый способ убийства?

– Нет, если ты ничего не забыл мне сказать. Но, по крайней мере, я хоть об этом перестану думать. А теперь мне нужна характеристика твоего коллеги, некоего доктора Троллингера. Насколько я могу судить, ему около шестидесяти, практикующий врач, когда-то специализировался в диагностике, связан с больницей Святого Дамиана в Берне.

– Святого Дамиана? Ее бы уже давно закрыли, если бы не война. На пожертвования ее содержать невозможно, а других денег просто нет.

– Надеюсь, они еще в состоянии определить лейкемию по анализу крови?

– Уверяю тебя, это могут сделать где угодно! Вероятность ошибки равна нулю.

– А если они перепутали стекла с мазками крови?

– А сколько, по-твоему, пациентов с лейкемией поступает в обычную больницу за неделю? Ты же спрашиваешь о скоротечных случаях. – Доктор Бьянчи помолчал минуту, а добавил: – О докторе Троллингере я никогда не слышал.

– Вчера я впервые имел удовольствие познакомиться с ним. Похоже, он а последние годы сильно опустился.

– Эй, Граф, тебе стоит вести себя поосторожнее. Ты ходишь по лезвию бритвы.

– Я ужасно храбрый! Это вы – профессионалы – осторожничаете. Так вот, не мог бы ты раздобыть для меня сведения об этом Флориане Троллингере?

– Проверять представителя своей профессии – щекотливое дело. Мне придется копаться в архиве или искать общих знакомых.

– Я не выдам тебя, старик.

– Рассчитываю на это! Подумаю, что можно сделать, и позвоню.

– Это очень срочно.

Граф положил трубку, затем набрал другой номер. Голос нового собеседника звучал жестко, резко и деловито. Правда, стоило Графу раскрыть рот, как его узнали и прямо-таки зашлись от восторга.

– Кого слышу! Наконец-то решили обратиться к профессионалам, Граф?

– Мой помощник сторожит наши границы, но я надеюсь, что могу довериться близкому приятелю Пикара.

– Неплохой парень, правда? Он ведь был уверен, что мы познакомимся. Так какие у вас проблемы?

– Начнем с того, что это совершенно конфиденциальное дело. Участие полиции просто недопустимо. Пикар и его коллеги тут не помощники.

– Понятно.

– Теперь конкретно – мне нужен человек, который сможет внимательно наблюдать за одним врачом. Если объект – предположим, что он все-таки уважаемый гражданин, – обнаружит слежку, то мы рискуем получить иск на тысячи франков.

– Мои ребята еще никого не подводили.

– У вас есть сейчас подходящие люди, осторожные и благоразумные?

– Ну, здоровых и молодых у меня нет – это и понятно. Есть пара шустрых старичков. Они хорошие оперативники, но долго бегать уже не могут. Если вам требуется круглосуточное наблюдение, то нужны хотя бы трое, но столько народу у меня нет.