– Граф.

– Господин Граф, мы просто удивились – как он смог продержаться так долго! Я уже говорил – это странная болезнь.

– Да, кое-что я о ней слышал.

– Сначала постепенный упадок сил, затем быстрое истощение и смерть. Естественно, в каждом случае есть свои особенности.

– Поскольку анализы оказались такими плохими, господина Мартинели не стали мучить бессмысленными процедурами?

Господин Вонгунтен улыбнулся.

– Личный врач – в безнадежных случаях – вправе идти на поводу у своего пациента, господин Граф. Мы же в клинике продолжаем бороться за жизнь каждого больного до самого конца.

– Рентгенотерапия и все такое прочее?

– И переливание крови. Мы никогда не сдаемся. Но в данном случае это ничего не дало…

– Я бесконечно благодарен вам, господин Вонгунтен…

– Да, вот еще что. Фирма Галлер, вероятно, хотела бы организовать небольшую траурную церемонию, и там с радостью приветствовали бы друзей господина Мартинели. Вот если бы госпожа Шафер могла заглянуть туда… У господина Мартинели нет близких. Он одинокий человек. Весьма печально.

– Я передам госпоже Шафер.

Граф повернулся к скамье, и тут господин Вонгунтен впервые увидел Лидию. Он неловко замолчал, удивленно поглядывая то на нее, то на Графа, потом растерянно всплеснул руками и, залившись краской, скрылся за перегородкой.

Девушка в регистратуре снова углубилась в свой журнал. Граф, довольный тем, что больше никто не обращал на них внимание, присел рядом с Лидией и, коснушись ее плеча, тихо произнес:

– Жаль. Но он больше не страдает.

В ответ Лидия горько проговорила:

– Наркотики! Ах, как же вы…

– Простите. Но это казалось вполне вероятным.

– А что такое лейкемия?

– Я знаю несколько больше, чем пытался показать Вонгунтену, – просто хотел, чтобы он разговорился. Это разрушение белых кровяных телец – смертельно опасная болезнь.

– Болеют долго?

– Не всегда. Сроки могут быть самыми разными.

– Выходит, он знал, что умрет?

– То есть, знал ли об этом Мартинели, когда жил в Шпице?

– Так вот почему он так себя вел… Теперь мне ясно! Как будто покончил со всем.

– Его доктор сказал в больнице, что впервые поставил этот диагноз в Берне шестого июля.

– Нет, господин Граф. Здесь какая-то ошибка. Господин Мартинели знал о своей болезни много раньше. Шмид, по-видимому, выполнял роль сиделки и следил, чтобы больной не переутомлялся, в том числе – и от разговоров. А господин Мартинели, возможно, забывал о своей болезни во время наших бесед. А потом увидел Шмида и внезапно вспомнил, что должен умереть. Неудивительно, что он так испугался.

Граф промолчал.

– Понятно теперь, почему он забыл и обо мне, и о книге. У него началось обострение. А после того, как он вернулся в Берн, стало еще хуже. Ничего странного, что он обо всем забыл. – Собственные объяснения, казалось, успокоили Лидию.

– Но о делах-то он помнил.

– О делах напомнила ситуация.

– Пожалуй, только одна вещь подтверждает вашу версию, Лидия, – «Буря». Это как раз такая пьеса, которую берут с собой в последний путь. Но тогда почему он скрыл тот факт, что Шмид за ним ухаживает, и говорил всем, в том числе и вам, о своем знакомстве с ним в Туне?

– Может, просто не хотел пересудов о своей болезни?

– Что ж, тогда мы прекращаем расследование? – улыбнулся ей Граф. – И вы не хотите узнать, почему ваш друг подчеркнул те отрывки и сделал пометки на полях книги?

Захваченная врасплох этим напоминанием, Лидия нерешительно произнесла:

– Я забыла о них. По всей видимости, он стер их потому, что там были рассуждения о смерти, а он не хотел, чтобы я об этом прочла.

– Подчеркнутые места не о смерти. Первый, например, о повешении, но это нечто вроде шутки.

Последовала длинная пауза. Затем Лидия почти шепотом проговорила:

– Что-то все-таки тут нечисто! Что же тут кроется?

Граф так же тихо ответил:

– Мы могли бы попытаться выяснить. Полагаю, он действительно умер от лейкемии. – Ее глаза округлились. – Делали анализ крови – я специально спросил. Завтра я выясню, можно ли симулировать или искусственно вызвать лейкемию. Что касается возможного жульничества с целью получения страховки, то тут мы ничего не знаем. Однако, можно предположить, что дело не в этом, потому что господина Мартинели не кремировали.

– Я не понимаю.

– Скажем, некто, по имени Мартинели, страхует свою жизнь, завещая страховку человеку по имени Шмид. Находят третье лицо, заинтересованное в материальном обеспечении своих наследников. В данном случае – смертельно больного лейкемией. Затем усопшего хоронят под именем Мартинели, а оставшиеся в живых жулики – в том числе и Троллингер – делят страховку. Но в таких случаях всегда, или почти всегда, тело подлежит уничтожению. Часто путем кремации.

– Почему? – спросила Лидия с искренним непониманием.

– Потому что страховые компании относятся настороженно к внезапным смертям своих клиентов, особенно в случае больших сумм. Они нанимают опытных следователей, чтобы защитить себя от подобного мошенничества. Мой друг Шваб служил в страховой компании – сейчас он перешел в тайную полицию – и знает всю подноготную подобной работы. Дело доходит даже до эксгумации, а потому ни один мошенник, специализирующийся по страховкам, не пойдет на такой риск.

Возмущение Лидии не знало границ. Яростным шепотом она выпалила:

– Господин Мартинели ни за что не стал бы никого надувать из-за денег, даже страховую компанию. Выбросите это из головы!

– Не волнуйтесь так. Мы сами в состоянии подтвердить или разрушить эту версию, – спокойно ответил Граф.

– Сами?..

– Конечно. Мы успели как раз вовремя. Вы не возражали бы нанести визит в похоронное бюро Галлер и попрощаться с вашим другом?

– Я бы все отдала за это!

– Вот это деловой разговор! Вижу, вас воспитали в должном уважении к последнему акту жизни.

– И мне позволят взглянуть на него?

– Если сделать правильный вывод из слов Вонгунтена, они не только позволят, но будут просто счастливы видеть вас. Такие фирмы, как Галлер, берегут свою репутацию и предпочитают проводить опознание тела. Они прекрасно знают о мошенничестве со страховками.

– Вы думаете, там будет открыто?

– Похоронные бюро такого уровня открыты круглосуточно.

В больнице святого Дамиана Графа снабдили адресом похоронного бюро Галлер, находившегося неподалеку – к юго-западу. И вскоре Граф и его спутница остановились перед обителью скорби. Бюро занимало два нижних этажа недавно отремонтированного старинного углового дома, величественного, благодаря аркадам, и не слишком мрачного, с неизменными цветами на всех подоконниках. Фирма располагала собственным гаражом, находившимся в переулке, и цветочным магазинчиком для скорбящих родственников в вестибюле справа от входа. Там царила приятная прохлада и витали странные ароматы.

– Мне бы хотелось купить цветы, – нерешительно проговорила она.

– Они чертовски дороги по нынешним временам, Лидия. Мартинели вряд ли одобрил бы подобные траты.

– Кажется, те махровые петунии подходят…

Букетик обошелся недорого в результате нехитрой комбинации: пока женщина рассматривала цветы, Граф поймал взгляд продавца и, подняв вверх палец, показал зажатые в другой руке банкноты. Понимающий кивок, и вот уже петунии ценой в один франк в руках у Лидии, а Граф и продавец скрылись за великолепной композицией из лилий высотой в шесть футов. Еще два франка перешли из рук в руки.

От цветочного магазина Граф и Лидия заглянули в отделанную черным и белым мрамором приемную фирмы Галлер, где стояли несколько стульев и задумчиво прохаживался неопределенного возраста человек во фраке.

– Словно ждет нас, – удивилась госпожа Шафер.

– В некотором роде да. «Они собирают все смертное…»