— Пришел Тони Бонелли.

— Сам, Джимми?

— Да, босс, сам. Мне кажется, он напуган.

Фелтон посмотрел на светлую жидкость в своем стакане.

— Виаселли послал его?

— Точно. Мистер Биг собственной персоной.

Фелтон повернулся и вошел в кабинет, держа в руках стакан с виски.

Худой мужчина с жирными волосами и впалыми щеками сидел на краю стула возле стола. На нем был голубой в клеточку костюм и желтоватый галстук. Он мял в руке носовой платок. Его лоб покрылся испариной, несмотря на работающий кондиционер.

Фелтон подошел к стулу и встал над Тони, который съежился на стуле.

— Что происходит, что происходит? — быстро сказал Тони. — Мистер Биг послал меня сюда. Он сказал, что вы хотите о чем-то поговорить.

— Не с тобой, Тони. С ним, — проговорил Фелтон и медленно вылил остатки из своего стакана на блестящие волосы Тони.

Когда Тони попытался вытереть голову носовым платком, Фелтон отвесил ему тяжелую пощечину.

— Вот теперь поговорим, — процедил Фелтон и показал Джимми знаком, чтобы тот остался.

Дежурная регистратуры госпиталя Восточного Гудзона невольно выпрямилась и выпятила вперед грудь, увидев красивого мужчину, направлявшегося к ее столу.

Он шел так, как ни один мужчина из тех, которых она знала, с грацией танцора и уверенными, сильными движениями атлета. Каждое движение было подчинено прекрасному мускулистому телу, которое она могла представить в постели. На нем был дорогой серый костюм с тремя пуговицами, белая рубашка и коричневый галстук, который подчеркивал глубину его глаз. Она не знала, не слишком ли она широко улыбнулась, когда он положил свои сильные руки на край ее стола.

— Здравствуйте. Я Дональд Мак Кан, — сказал он.

— Чем могу вам помочь? — спросила она. Его портной был великолепен.

— Я страховой агент и пришел по обязательству.

Он чувствовал, что она поможет ему.

— Послушайте, — сказал он, наклонившись к ней. — Я отвечаю за страховой полис здания. И я слышал, что кто-то выпал из него.

Девушка кивнула.

— Ах да, Джексон. Он в реанимации в 411-й палате.

— Могу я увидеть его?

— Боюсь, что нет. Вы должны дождаться времени для посетителей и получить разрешение в охране. Он попытался покончить жизнь самоубийством. Они не хотят, чтобы он сделал это во второй раз.

Мужчина показался разочарованным.

— Хорошо, кажется, мне придется подождать. — Он задержался, как будто ожидая чего-то. Может быть, он уйдет. Она не хотела, чтобы он уходил.

— Это очень важно? — спросила она.

Теперь его губы были так близки к ее губам.

— Да.

— Может быть, я смогу вызвать охранника сюда, и вам удастся зайти в палату на минуту.

Он так мило улыбнулся.

— Вам это подойдет? — спросила девушка.

— Прекрасно, — ответил он.

— Я позвоню охраннику. Зайдите в один из лифтов и держите двери открытыми, чтобы ему пришлось спускаться в другом. У ночных сиделок сейчас перерыв. Я задержу охранника сколько смогу… около двадцати минут. Потом я позвоню на этаж, и вы снова войдете в лифт. Когда другой лифт поднимется, спускайтесь вниз. Но никому ни слова. Обещаете?

— Обещаю. — У него были такие прекрасные глаза.

Ремо нажал кнопку четвертого этажа и посмотрел на закрывающиеся двери лифта. Итак, Чжиун был прав. Некоторые женщины клевали на его владение телом. Их привлекало то, что он называл очарованием хиа чу. Внутри мужчины скрывался тот ритм и высокоразвитые чувства, которые могли возбуждать женщин.

«Мужчины могут любить. Женщины — жить. Они как скот, который питается телом. Их волнует только их безопасность, пища и счастье. Преданность в любви — это лишь женский инстинкт самозащиты. Она получает эту защиту, симулируя любовь. Она, а не мужчину отвечает за жизнь человеческой расы. Это самый мудрый выбор», — говорил Чжиун. Но откуда он все это знает? Сначала Ремо не намеревался пользоваться методом Чжиуна. Но все переменилось с той встречи со Смитом в кабинете Фолкрафта, наполненном ароматом чая.

Ремо не понимал, как могли люди из «Кью» быть столь невежественными. Сначала они хотели всучить ему громоздкий револьвер. Потом служащий, отвечающий за арсенал, предлагал ему стреляющие трубки и ручки, перстни с ядом, как в фильмах про шпионов.

Его обучали обращению со всеми этими устройствами. Но таскать с собой этот арсенал — это все равно, что носить на себе рекламу. Он отказался от всего, и служащий лишь пожал плечами. Если возникнет жгучая необходимость, он может позже воспользоваться одним из этих инструментов. Но про себя Ремо знал, что его руки могут сделать всю необходимую работу, не утруждая себя приспособлениями для убийств.

Он взял документы на имя Ремо Кабелла и попросил только одно дополнение: деньги. Ему было выделено три тысячи долларов. Он попросил семь с половиной и получил их. Тысячу в мелких купюрах, а остальные в сотенных банкнотах. Это слишком много для задания, сказали ему. Это лишь привлечет к нему лишнее внимание. Но потом они поверили, что он проработает на «Кью» всю свою оставшуюся жизнь.

— Спрашивайте только то, что вам необходимо.

Если бы он захотел остаться незамеченным, он мог бы не обращаться к дежурной. Он мог пройти прямо в реанимационную с таким видом, будто был частью госпиталя. Это была еще одна вещь, которой его научили в Фолкрафте. Ремо улыбнулся, вспомнив курс, в котором его обучали этому: способу задавать вопросы, манерам, походке. Инструкторы говорили ему: «Научись этому, и можешь забыть все остальное, чему тебя учили».

Он действительно мог забыть большую часть того, чему его учили. Он не собирался больше попадать в камеру смертников за свою работу или ждать, как Мак Клири, когда один из его собственных коллег прикончит его. Ремо прошел через все это. Сам мир научил его убивать прежде, чем он узнал, что это такое.

Через пару дней он потребует еще наличных денег, сказав, что напал на след Максвелла, потом оставит записку, что не смог подойти к нему ближе, и затем до конца жизни последует последнему приказу организации: «Исчезни».

Но сначала Мак Клири. Если не будет Мак Клири, никто больше не сможет потревожить его снова. Двери лифта открылись медленно и почти бесшумно.

В тускло освещенном коридоре стояла тишина. Настольная лампа горела на пустом столе ночной сиделки. Ремо пошел по коридору. Мягкие подошвы его ботинок ступали бесшумно. 407, 409, 411… Охраны не было. Не замедляя шага, он вошел в палату. Ремо уже осмотрел коридор, но если кто-то затаился в тени, его быстрый маневр смутит их, и они не будут уверены, в какую палату он вошел.

Ремо осторожно прикрыл за собой дверь. Он решил, что Мак Клири переломал ребра при падении. Нужно было лишь вдавить одно из них в сердце, и никто не подумает об убийстве. В комнате было темно, только над головой Мак Клири горела ночная лампа. Свет отражался от металлического предмета, лежавшего на кровати. Это был крюк. В комнате пахло эфиром. Подойдя ближе, Ремо заметил несколько трубок, уходящих в темноту. Они были похожи на длинные спагетти.

Одна нога была подвешена. Ремо пошарил рукой по теплому влажному телу и почувствовал гипс вокруг грудной клетки. Он не хотел ломать его. Это оставит следы. Нужно чуть сместить его, осторожно, осторожно, обнажить грудную клетку и…

— Эй, приятель, — раздался слабый голос, это был голос Мак Клири. — Это не лучший способ устанавливать личность. Ты даже не посмотрел на лицо.

— Заткнись, — прошипел Ремо.

— У меня есть цепочка к Максвеллу.

— Да, конечно. Конечно, Одну минуту.

— О’кей. Ты хочешь прикончить меня, не спрашивая о Максвелле. Что ж, это твое дело. Но мне кажется, ты собираешься сломать гипс. Ненужный след.

Почему он не заткнулся? Почему он не заткнулся? Как убить его, если он говорит и знает, что происходит? Рука Ремо оставила гипс нетронутым.

— Подойди ко мне, — сказал Мак Клири.

Ремо взглянул на руку с крюком. Она была свободна. Другая рука находилась в гипсе. Значит, Мак Клири хотел ударить крюком сзади, когда Ремо нагнется к нему. Хорошо. Пусть. Тогда он ударит его в горло, вырвет трубки, и пошел он к дьяволу. Он будет свободен.