Угх, окей, это было из-за науки
Кроме того, я действительно люблю 21:21
Ты имеешь в виду минуту?
Ты выставляешь меня странным
Люди всё время топят за 11:11
Хаха
Мы оба возбуждаемся от странных вещей, это нормально
Прости-ка. Я не возбуждаюсь от ног
Клевета
От лодыжек! не ног
Мы должны признать, что у нас много общего
Я не вижу никаких, кроме проблем с папочкой
Что
Проблем с папочкой
Но это круто, что у нас у обоих нет отцов
мы можем называть друг друга папочками и не чувствовать себя странно
э, что?
лол, что ты имеешь в виду этим «что»
Почему ты бы стал называть меня папочкой?
Гмм
Исак
Ты думаешь обо мне как о своём отце?
Ээ, втф
Ты что серьёзно
ХАХАХАХА шучу!!!
Омг, втф, в чём твоя проблема
Хаххахаха
Хотел бы я видеть твоё лицо прямо сейчас
Боже мой, ты напугал меня
Ты можешь называть меня папочкой в любое время ❤️
Наш разговор завершается
я наконец-то понял, почему мой отец ушёл
он хотел, чтобы у меня было это ❤️
омг, заткнись, ЭВЕН
_________________
Исак не видел Эвена несколько дней, он приходит к нему в квартиру с тревогой, чувствующейся в животе, когда подозревает, что у него мог быть эпизод.
Но это не так. Эвен расстроен, но это не эпизод. Его отец в городе, но он больше не заботится о встрече с ним.
— Я недостаточно хорош для него.
Исак ждёт несколько часов, а затем несколько дней.
Разозлённый, Исак в конце недели идёт к Эвену домой с пивом и ноутбуком с подпиской на телевизионный канал.
— Что ты делаешь?
— Мы будем пить пиво и смотреть «Игру престолов», — отвечает Исак.
— Что?!
— Пф! Послушай меня, великолепный, красивый жираф с добрым сердцем! — Исак почти кричит в его сторону. — Нахуй это дерьмо об отказе от каких-то вещей с уходом людей, которые причинили тебе боль. Нахуй их и нахуй людей, которые забирают это у нас! Ты будешь сегодня пить пиво. Но только одну банку! И мы будем досматривать «Игру престолов», потому что нахуй твоего отца!
Сегодня Исак чувствует себя смелым. Он хочет быть достаточно смелым, чтобы добавить, что доверяет Эвену свою жизнь и что ему нужно поцеловать его, но ему не хватает храбрости. Не сегодня.
Они пьют пиво и смотрят «Игру престолов».
_________________
самый сладкий ❤️
20:47
Когда ты собираешься поцеловать меня?
Гхм
Это вопрос с подвохом?
Нет
Ты серьёзно пишешь мне в разгар вечеринки?
Нас разделяет три дивана
Ом ой бог
_________________
— Ты невероятный, — смеётся Эвен, когда садится у стены на кухне рядом с Исаком. Они одни в своём углу, и это приятно и интимно.
На Исаке его любимые снэпбек и куртка. В доме дорогие ковры, поэтому они все в носках. Он уверен, что кто-нибудь мог бы украсть или случайно стащить ботинки к концу вечеринки, но ему всё равно.
— Ну, это заставило тебя бросить тех людей и прийти поговорить со мной, — улыбаясь уголками губ, пожимает плечами Исак.
Исак смотрит вниз и замечает дырку в носке у большого пальца. Она довольно большая. Исак думает, будет ли палец торчать из неё к концу вечеринки. Он размышляет, заметит ли это кто-нибудь.
— Ты мог просто написать мне и попросить прийти. Не было нужды шутить про поцелуи, — говорит Эвен.
— А я не шутил.
Внезапно в комнате почти не остаётся воздуха. Исак знает, что он всё ещё может перевести это во что-то простое и непринуждённое. Знает, что он всё ещё может обернуть это в шутку, заговорить о дырке в его носке, возможно. Но не хочет. Так же сильно, как он наслаждается тем, что он рядом, и их флиртом, неуверенность стремительно разрастается в сердце. Эвен никогда не был инициатором их поцелуев, никогда не добивался его, хотя он знает, что мог бы добиться. Прошли недели, месяцы, а Эвен всё ещё не поцеловал его. Исаку нужно было знать.
Ему просто нужно…
Взгляд Эвена утыкается куда-то в грудь Исаку, прямо между ключицами, и Исак задумывается, почему он так пристально смотрит. Но затем длинные пальцы Эвена тянутся и прикасаются к его груди.
На мгновение Исак пытается понять, старается ли он буквально коснуться его сердца, как не делал раньше. Но палец Эвена прикасается к знакомому металлу, который хранит его тепло с дня рождения.
Кольцо. Кольцо, которое Эвен подарил на день рождения, висящее на шее. Вильде проделала замечательную работу, превратив его в цепочку, которую он всё время прячет под рубашкой.
— Моё кольцо, — выдыхает Эвен, и это так красиво.
— Твоё кольцо.
— У твоего сердца.
Исак теряется в глубине голубизны его глаз и тянется к руке Эвена, лежащей на его груди, у сердца.
— Где и должно быть, — бормочет Исак.
Эвен смотрит на него так, словно не может поверить ему, и Исак хочет сказать миллион нежных вещей, пока тот не убедится, что заслуживает этого. Вместо этого он смотрит вниз, на дырку в носке, внезапно всё слишком ошеломлённое, этого слишком много. И Эвен тоже смотрит вниз, на его ногу. Он задумывается, о чём тот размышляет. Думает ли он об их шутках о фут-фетишизме или о том, что Исаку следует лучше заботиться о состоянии своих носков.
Эвен плавно пододвигает свою ногу, закрывая дырку в носке Исака. И это так сладко и интимно, что Исак оглядывается и глупо моргает.
— Я буду дополнять тебя всюду, где бы тебе это ни понадобилось, — выдыхает Эвен, и это так банально и глупо, что заставляет сердце Исака разрываться.
— Поцелуй меня, — шепчет он и раздвигает губы, а его кожа горит от желания, чтобы её коснулись.
— Но это причиняет тебе боль.
— Ничего не причиняет мне боль, когда я с тобой.
Поцелуй такой нежный, их рты раскрыты, и оба больше отдают, чем берут. Рука Эвена — на его шее, другая — на талии, притягивает ближе, словно он необходим ему, чтобы дышать. Пальцы Исака прикасаются к лицу Эвена, к его любимому лицу, лаская, поглаживая большими пальцами.
Исака никогда не целовали или не касались так прежде, и это ломает его. Это разрушает его до основания. Его грудь вздымается.
Эвен прерывает поцелуй, прежде чем распаляется, и вытаскивает Исака наружу, держа за руку. Его шаги широкие и целенаправленные, несмотря на отсутствие обуви, а Исак чувствует головокружение, не помогает даже холодный воздух, который хлещет его по коже.
Исак снова прижимается к стене, но теперь они в темноте, под деревом, окутанным светом уличных фонарей. Исак чувствует себя в безопасности. Исак чувствует себя окутанным заботой. Исак, которого никогда не касались так, но который делал вид, что всё это уже было, так долго, что не мог действительно понять, насколько это захватывающе, когда тебя так касаются на публике.
Но Эвен понимал. Эвен всегда понимал. Всегда.
Его большие тёплые руки прижимаются к лицу Исака, и от этого тяжело дышать, сосредотачиваться, двигаться.
— Твои первые разы. Я могу сделать их ещё лучше. Если ты хочешь, — шепчет Эвен, и это застенчиво, сбивчиво, идеально. — Если ты позволишь мне.
— Эвен, — выдыхает Исак, и чувствует себя мягким и нежным, для него.
— Я хочу собрать воедино твоё сердце, как ты собрал моё. Если ты позволишь мне…
Исак снимает свой снэпбек и надевает на голову Эвена — козырьком назад, как он сам носит, — чтобы прижаться к стене так, как хочется. Он привстаёт на носки, веря, что станет выше к восемнадцати, наклоняется и целует Эвена в открытый рот. Он целует его и отдаёт всю ту нежность которую хранит для него в сердце, костях, душе. Эвен умудряется улыбнуться, проникая в его кровь, и Исак не хочет, чтобы он исчезнул оттуда когда-нибудь.
Он целует его со всей тоской и болью, которые скрывал в сердце до этих пор. Эвену понравился его глупый пост в Инстаграме. Он целует его, как хотел поцеловать в бассейне и в его спальне, и в кинотеатре, и в трамвае, и перед ветеринаром, и на его двухъярусной кровати, и на каждой вечеринке, на которой они были вместе. Исак целует его так, как умеет. На носочках, с наклонённым подбородком, с подрагивающими, но смелыми руками, дрожащими и полными желания губами, с открытым и обнажённым сердцем.