Исак целует его так, словно любит.
И Эвен целует его так, словно любит в ответ.
Их поцелуи становятся небрежными, с языками, они целуются, а руки Эвена обхватывают Исака за талию, и он немного приподнимает его от земли, потому что идиот. И затем они смеются друг другу в губы, и Исак не может принять это, не может принять это счастье. Исак цепенеет от счастья.
“Я хочу собрать воедино твоё сердце так, как ты собрал моё”.
— Ты уже, — выпаливает он, когда они отдаляются. — Уже собрал моё сердце воедино.
Эвен снова целует его, на этот раз дольше, и Исак отчаянно забирается руками под футболку Эвена и чувствует под руками его спину так, словно не может поверить в это. Они целуются, пока их рты не начинают болеть, пока Исак не становится уверен в том, что не забудет, какой Эвен на вкус, как он пахнет. Они целуются, пока Исак не убеждается, что больше не сможет сказать, что его никогда не целовали и не касались. Эвен прижимает его к стене, отдаёт, отдаёт и отдаёт ему всё, пока Исак извивается и трясётся, пока он исчерпан и счастлив, пока его сердце угрожает вырваться из груди.
И Эвен может говорить. Эвен всегда может говорить, Эвен, который наблюдает за ним. Он замедляется и держит лицо Исака, внимательно его изучая. Но Исак не может этого вынести и снова цепляется за него, на этот раз обнимая за плечи, просто чувствуя его и дыша им.
— Малыш… — выдыхает Эвен, как будто понимает, как будто знает, что Исаку больно.
— Пожалуйста, не причини мне боль. Пожалуйста, Эвен… — он задыхается. — Я не смогу вынести это. Я не смогу…
Исак знает, что «Я никогда не причиню тебе боль» могло бы что-то изменить в нём. Он знает, что проглотил бы эти слова и оберегал их. Но Эвен вместо этого не произносит ни слова. Он просто обнимает, пока все страхи наконец не отпускают его, пока язвительность, сарказм, остроумие, боль и стены не исчезают. Он ждёт, пока его стены не падут, в тёмном уголке под деревом, и обнимает, проходя с ним через всё это.
.
Позже вечером, когда они идут, держась за руки, к дому Исака — где он планирует оставить Эвена на ночь и прикасаться к нему так, как он жаждет этого, а затем познакомить его с мамой утром, потому что он собирается исправить их отношения и работать над ними, пока не сможет массировать ей ноги после долгого дня, не посчитав это нелепым, — Эвен подталкивает его с улыбкой, и Исак улыбается ему в ответ.
— О чём задумался?
— Если бы люди были минутами… — затихает Эвен, задумавшись. — Ты бы определённо был этой минутой.
Исак смотрит в экран своего айфона. 21:21. Он смотрит на него:
— Сейчас 21:21.
— Я знаю, — улыбается Эвен, указывая на часы.
— Так я время своего рождения?
— Нет, ты эта минута.
— Дай угадаю, — закатывает глаза Исак. — Я делаю тебя счастливым?
— Вот дерьмо. Я уже использовал эту тактику с тобой раньше? — гримасничает Эвен.
— Придурок! — толкает его Исак, а затем оказывается втянутым в сладкий головокружительный поцелуй.
Что-то сладкое, чтобы собрать моё сердце воедино.
— Если бы люди были минутами, ты бы тоже был 21:21, — шепчет Исак и краснеет. Он знает это.
— Я тоже делаю тебя счастливым? — улыбается Эвен.
— Попробуй ещё.
— Я время твоего рождения, когда ты впервые заплакал.
— Нет, — смеётся Исак.
— Тогда что? Почему я 21:21? Что это время заставляет тебя чувствовать?
Исак смеётся, потому что знает, что прозвучит как самый большой идиот в мире. Он понимает это. Но он всё ещё знает, что Эвен будет дорожить этими словами, что Эвен не поверит, что он нужен Эвену, чтобы поверить в это.
Поэтому он обхватывает его лицо и наклоняется.
Я чувствую, что ты был со мной с самого начала. Я чувствую, словно каждая минута с тобой — любимая минута всего дня. Я чувствую, словно ты создан для меня. Я чувствую, что не жил, пока не встретил тебя. Я чувствую, словно до тебя всё было в тумане.
Исак останавливает выбор на простых словах:
— Я чувствую, что люблю тебя.