Бокор посадил нас всех в деревенскую рыбачью лодку и, выдав два весла Хосе и Эдмону, велел грести к противоположному берегу. Никто из нас, новоприбывших, не знал, в чем смысл испытания. Пока Хосе с Эдмоном сосредоточенно гребли, борясь с течением, я с интересом рассматривал противоположный берег.

Двести метров темной воды, которую пересекала наша лодка, заканчивались нешироким песчаным пляжем, за которым сплошной стеной стояли джунгли. Такой же плотный лес, какой подступал к заднему крыльцу миссии, но только состоящий из многоярусных густых крон больших деревьев. Стволы гуареи и ловая, оплетенные лианами, состязались друг с другом в высоте и формировали плотные этажи тропического леса. От джунглей мощным потоком наступала душная и влажная стена воздуха, полностью перекрывая слабую прохладу речной воды. На северо-востоке, над верхушками деревьев, сквозь дрожащий воздух испарений возвышались складчатые террасы гор Майомбе.

Облепленный москитами, задыхаясь от жары и влаги, я думал о том, что все эти красоты хорошо было бы смотреть по телевизору в прохладной городской квартире. Особенно огромных крокодилов, лежащих на пляже с разинутыми пастями.

Лодка ткнулась носом в песок выше крокодильего лежбища. Бокор достал из-под скамьи большой полиэтиленовый сверток и развернул его, разлив в воздухе невыносимую вонь от подгнившего мяса, которая медленно поплыла над рекой. Хосе стошнило прямо в лодку. Бокор размахнулся и швырнул тухлятину в воду, ближе к лежащим рептилиям. Пляж опустел. Захлопнув пасти, крокодилы исчезли в сразу же забурлившей воде.

Неандерталец кивнул Эдмону. Тот встал в лодке и, надменно улыбаясь, стянул футболку. Минуту постоял, опустив голову, сильно оттолкнулся ногами и прыгнул в воду. Мы остолбенело уставились в водоворот, где в борьбе за кусок гнилого мяса смешались зеленые хвосты, жуткие пасти и отвратительно бледные животы крокодилов.

Пять минут спустя бокор стукнул кулаком по носовой крышке. Что-то вцепилось в борт, и над водой показалась странная темная фигура. Я сморгнул пот, попавший в глаза, и увидел залезающего в лодку Эдмона. Почти перевалившись внутрь, он усмехнулся и подмигнул Мари.

– Ты! – хрипло каркнул бокор.

Втянуть вторую ногу Эдмон не успел. Вода вскипела, возникшая из нее зубастая пасть захлопнулась на его бедре и рывком сдернула человека в воду. Бурлящий кровавый гейзер сопровождался визгливым оглушающим криком Мари.

Мари перестала кричать, когда бокор аккуратно ударил ее веслом по голове и она тихо сползла под скамью.

Весь обратный путь вторым веслом пришлось грести мне.

В ту ночь я долго не мог заснуть. Смерть Эдмона казалась мне тем более нелепой, что он прыгнул в воду к крокодилам не просто по собственной воле, но и с обычной своей надменной уверенностью. Он и бокор явно преследовали какую-то цель. Эдмон жил здесь уже три месяца и наверняка знал, что делает.

Успокоившись, я начал понимать, что существо, которое лезло в лодку, не было французским мачо. Можно было списать все на акклиматизацию, москитов, страх перед крокодилами, но в глубине души зрела уверенность, что там было что-то другое. Когда мы вернулись в миссию, бокор с Матиасом, встречавшим нас на берегу, прошли в дальний конец молельного зала, за алтарь, где, кроме комнат святого отца, находилась кладовая. Сквозь хрустящий голос бокора я случайно услышал, как Матиас в сердцах воскликнул: «Чертовы твари!» Тогда я не понял, каких тварей он имел ввиду. Наверное, крокодилов. Но все равно не понимал, почему Эдмон, который явно был человеком в здравом рассудке, проявил такую легкомысленность в обращении с этими чудовищами. Я был уверен, что он прошел достаточное обучение, чтобы не поддаться искушению и не выпендриваться перед вновь прибывшими женщинами.

Тогда я не удержался и обратился к Матиасу за разъяснениями. Святой отец в ответ просто ткнул пальцем в один из пунктов копии моего контракта, где значилось «предварительно пройдя обучение». Затем цинично пояснил мне, что теорию этого обучения преподает он, а практику – «специалист миссии» бокор. Я из упрямства заявил, что к прыгать крокодилам все равно не буду. В ответ Матиас громко расхохотался. На его месте я бы тоже хохотал, зная сумму неустойки, которую пришлось бы возвращать в случае одностороннего расторжения контракта.

Судя по их скупым рассказам, Хосе и Мари были завербованы так же как и я, случайно. Но меня не покидало чувство, что у нас было нечто общее – что-то, чего мне никак не удавалось понять.

Хосе, полный молодой испанец, добродушный и недалекий, с круглыми навыкате карими глазами, работал на верфи в Барселоне. После сокращения оказался без денег и жилья, о чем рассказал местному священнику на исповеди. Спустя неделю ничем не примечательный парень был приглашен на аудиенцию к какому-то важному епископу. Аудиенция завершилась выдачей авиабилетов, серьезной суммы денег и подписанным контрактом.

С Мари было еще проще. После очередной облавы в трущобах Авиньона инспектор полиции предложил ей на выбор пять лет тюрьмы за распространение наркотиков или благородную работу в африканской католической миссии с приличным жалованьем. Она и не подумала отказаться.

Виктория была загадкой. Мулатка с Кубы, да еще и беременная. Красивая и с виду неглупая женщина, казалось, знала, почему мы, все такие разные, оказались в этом месте. Даже отношение к ней бокора и Матиаса разительно отличалось от отношения к остальным. Ее даже не посылали в джунгли для сбора трав и грибов, что вызывало у меня неприязнь к беременной красотке. Первый месяц мы целыми днями продирались сквозь тропический лес, собирая травы, почки каких-то деревьев, грибы и даже мох, на который указывал бокор.

Джунгли я ненавидел и боялся их. Следуя за питекантропом, чувствовал, как вокруг из-под зеленого полога за мной следят полчища ужасных тварей, готовые напасть, укусить, загрызть, впрыснуть яд или заразить неизлечимой болезнью. По возвращении из такого похода было унизительным высыпать перед Викторией выстраданную добычу и смотреть, как она, копаясь в куче принесенных растений и грибов, с легкостью отбрасывает в сторону что-то ненужное и непригодное. Бокор, внимательно наблюдая за ее действиями, одобрительно кивал.

Моя же история, видимо, была самой авантюрной. Получив диплом преподавателя французского языка в Петрозаводском педагогическом, я, уже в полной мере ощущая унылую участь школьного учителя, подсчитал свои скудные накопления, занял у кого возможно денег и отправился в Париж. Оправдывая себя тем, что перед работой требуется серьезная языковая практика. Исходя из мизерного бюджета, остановился в «однозвездночной» гостинице на окраине города. Но деньги таяли, как лед.

За сутки до обратного рейса, не имея достаточных средств для дальнейших экскурсий, я решил просто прогуляться по округе. На одной из глухих неухоженных улочек обнаружил довольно старую церковь и решил за неимением другого объекта сделать пару снимков на смартфон. Выбирая подходящий ракурс, заметил группу католических священников, что-то оживленно обсуждающих у входа. Один из них, высокий и седой, с кожаным портфелем, невежливо уставился прямо на меня.

Сделав несколько снимков и стараясь не обращать внимания на сверлящий взгляд церковника, я неторопливо двинулся в сторону оживленного проспекта.

– Мсье! – вдруг услышал оклик за спиной. – Можно занять пару минут вашего времени?

– Да, конечно, – любезно ответил я, оборачиваясь.

Седой, что пялился на меня, бодрой походкой приблизился и протянул руку.

– Жан, – представился он.

– Олег, – ответил я.

– О-о! Алек! Отличное имя, – рассмеялся Жан.

Я не стал поправлять и даже поддержал его смех, впрочем, не очень искренне.

– Прошу прощения за прямоту, – убрал Жан улыбку с лица. – Вам случайно не нужна хорошо оплачиваемая работа в одной из наших миссий?

– Простите, нет. Я не католик и завтра улетаю домой.

– Принять католичество никогда не поздно, – снова улыбнулся Жан. – Но получить хорошо оплачиваемую работу можно и не успеть.