– Зачем ей было с тобой встречаться?

– Она предложила мне работу, – ответил Степан, – за границей. Ты же знаешь, что она много лет работала, точнее, служила в Африке? По линии каких-то наших спецслужб.

Так чтобы совсем уж точно, то Василий, конечно, не знал. Но в целом догадывался, особенно над этими догадками не задумываясь.

– Значит, ты тоже из этих «каких-то» спецслужб? – поинтересовался он.

Степан рассмеялся неприятным фальшивым смехом.

– Нет, она предложила мне работу акушера в католической миссии в Анголе. За хорошую зарплату в валюте. В то время в стране с деньгами было совсем уже плохо. Я не понимал, какое отношение она могла иметь к католикам, но выспрашивать не стал, чтобы удачу не спугнуть. Отработал там десять лет. Правда, не совсем по специальности. Вернулся в девяносто восьмом.

Василий отметил, что в разговоре с ним Степан каким-то необъяснимым способом, почти неуловимо менялся. Из очевидно простого мужичка он постепенно превращался в рассудительного и делового человека, говорящего без запинки и неплохо одетого. То, что поначалу Василий воспринял как китайскую рубашку и потертые брюки, сейчас уже выглядело как приличная дорогая одежда, совсем новая и опрятная. Черты лица разгладились, кожа приобрела ухоженный вид следящего за собой коммерсанта или средней руки государственного служащего. Глаза не косили по сторонам, но смотрели прямо и, можно сказать, насмешливо. Даже звуки его речи стали более гладкими и приятными слуху.

Василий отвернулся к окну и, наблюдая за отражением лица Степана в стекле, спросил:

– Что дальше? Снова акушером?

– Нет. У Регины Михайловны было большое количество проектов, требующих присутствия собственного специалиста. Пришлось продолжить турне. Сначала Италия, Франция, затем Южная Америка. Окончательно вернулся в две тысячи пятом. Тогда и видел ее в последний раз. Она просила навестить тебя накануне тридцатилетия и передать нечто важное.

Степан встретился глазами с Василием в оконном отражении, и тот вынужден был повернуться.

– Что важное? – спросил он, не теряя самообладания. – Что бабушка меня каким-то образом оживила или то, что тело моей матери исчезло из морга?

Степан снова открыл поясную сумку, достал из нее небольшую картонную коробочку величиной чуть больше ладони и протянул ему. Василий, недоверчиво глядя на него, взял ее в руки и открыл, неожиданно рассмеявшись. В коробочке лежала кукла. Вынул ее и поднес к стеклу, в то же время заметив Степану:

– Я и в детстве в куклы не играл, не то что в тридцать.

Степан поддержал его смех, но затем серьезно сказал:

– Это не игра. Посмотри внимательно.

Василий склонился над куклой.

«Игрушка», очевидно, была сделана вручную. Вырезанная из мешковины, набитая чем-то мягким и стянутая сзади швом из обычной нити. Такие же швы на задней поверхности ручек и ножек. У Василия возникло впечатление, что куклу делал ребенок. Передняя часть изделия пестрела разноцветными приклеенными бусинами. Приклеенными? Он пристально вгляделся. То, что он принял за бусины, оказалось головками тонких деревянных щепок, явно воткнутых в каком-то порядке. На месте глаз – две щепы с черными головками, в темени – фиолетовая, во лбу – синяя, в шее – голубая. В центре груди торчала зеленая, ниже – желтая и оранжевая. Между предполагаемых ягодиц человечка он обнаружил красную. На концах округлых рук и ног торчали темно-серые головки.

– Действительно важное, – хмыкнул Василий и хотел было бросить куклу на подоконник, но, сам не понимая почему, аккуратно положил ее в коробочку и повернулся к Степану, встретив его внимательный взгляд.

– Не знал, что бабушка увлекалась народными промыслами, – сказал он. – Это что, сувенир из Африки?

– Нет, это местное изделие, – с едва уловимой долей иронии произнес Степан. – Это твое подобие.

– Для чего мне это? – спросил Василий. – Этот амулет во-дум, или как он там называется?

– Чтобы жить. Регина Михайловна оживила тебя с помощью этого… амулета. Она просила тебе передать, чтобы ты пятого ноября, в день своего рождения, вытащил иглу с зеленой головкой из груди куклы. Тебе многое станет понятно.

– Первого ноября, – поправил его Василий. – Мой день рождения – первое ноября. Три дня назад отмечал.

– Нет, Вася, – снисходительно сказал Степан. – Первого ноября ты умер, а родился утром пятого.

– Послушай Степа, – в тон ему ответил Василий. – Меня это бабкино или твое знахарство не интересует. Я живу, как мне хочется, и буду так же продолжать.

Степан отрицательно качнул головой.

– Нет, Василий, пожалуй, что не будешь, – неприятно улыбаясь, произнес он. – Ты мертв. Двигаешься, ешь, пьешь и говоришь только потому, что Регина привязала твое тело к чужой душе. Своей у тебя нет. Срок привязки истекает пятого ноября. Ты умрешь или продолжишь существование как биологический механизм. Как Ольга, к примеру. Нравится?

Василием овладело острое желание причинить Степану боль и серьезный физический вред в виде побоев. Но, взглянув на стоящую Ольгу, он сдержал порыв и задумался над тем, почему его не удивило то, что эту чокнутую можно было выключить, как микроволновку. Может быть, потому, что каким-то образом он чувствовал достоверность происходящего? Или находился в неадекватном состоянии? Как бы то ни было, решил продолжить этот странный разговор.

– Занятная чепуха, – рассудительно произнес он. – Уверен, что ты соврал. Мне следует испугаться смерти? Представь, что я сейчас открою окно и ты сделаешь роковой шаг вниз. С моей помощью, конечно. Если ты прав, то я просто умру пятого ноября. Что ты выиграешь от этого? Там, внизу, лежа на асфальте с разбитой головой? Мне все равно – днем больше или днем меньше. Как насчет твоей жизни?

Деловой и ухоженный человек Степан снова начал блекнуть и съеживаться.

– Подожди, Василий, подожди, – торопливо проговорил он. – Я многим обязан твоей бабушке и просто выполняю ее просьбу.

– Допустим, я выну эту иголку, – продолжил размышлять вслух Василий. – Что мне это даст? И что это даст тебе? У тебя есть какая-то своя цель – это на твоем лбу написано.

– После того, как ты вытащишь первую иглу, мы встретимся и я покажу тебе оставшуюся последовательность. И я расскажу тебе…

– Ладно, – Василий неохотно кивнул, соглашаясь. – Могу я включить эту… это… сам? – показал он пальцем на Ольгу.

– Попробуй, – Степан встал и подошел к холодильнику.

– Отверстие ты видишь, – он убрал прядь волос с левого уха Ольги. – Просто вставь большой палец внутрь и сильно нажми один раз.

Василий вставил палец в глубокую впадину и нажал. Внутри черноволосой головы раздался едва различимый хруст. Он быстро отдернул руку. Глаза Ольги почти мгновенно приобрели осмысленное выражение, и, потянув ручку на себя, она открыла дверцу холодильника.

– Вася! – громко и укоризненно сказала она. – Ну что ты за свинтус такой! Я же в прошлый раз холодильник мыла. Опять ты все загадил. Ой! В туалет хочу!

Ольга хлопнула дверцей и быстро побежала в ванную.

– Как же она такая в реанимации работает? – поинтересовался Василий.

– Ну, это же не музыку писать, – пожал плечами Степан. – Работа достаточно механическая, знания записаны на коре мозга. Не вижу препятствий.

– Вася! – донесся из туалета голос Ольги. – Что за бардак у тебя здесь? Где туалетная бумага?

Василий улыбнулся.

– Там за трубой есть кусочек! – громко ответил он.

Степан, неприятно ухмыляясь, вытащил из кармана визитку и положил ее на стол.

– Позвони, если успеешь, – сказал он Василию и пошел к двери.

В туалете раздался звук смываемой воды, и следом за Степаном по коридору пробежала Ольга. Хлопнула входная дверь.

Я лежал в гамаке в прихожей, у самого выхода из здания миссии, и наблюдал сквозь сетчатую дверь, как бокор дразнит десяток бумслангов – злобных ядовитых змей, чей укус может убить буйвола, и пытался не думать об испытании, через которое мне сегодня придется пройти первым.