**********
- Мне правда пора идти.
С вершины крепостного вала на Вороньей высоте Тауриэль видела, что группа гномов, выехавших из Эребора, почти достигла башни. Когда этим утром она пришла, чтобы отчитаться о патрулировании, Двалин сказал ей, что Кили будет сопровождать членов Совета, показывая им укрепления. И она не хотела быть здесь, когда они придут. Эльфийка с улыбкой повернулась к татуированному гному.
- Спасибо за завтрак и компанию.
- Ты должна остаться, - повторил он во второй раз за сегодняшнее утро, - До конца месяца они в любом случае узнают о тебе. Так покажи им, что ты не просто имя, но и личность.
Тауриэль мягко покачала головой. Ей не хотелось, чтобы эти незнакомцы судачили о ней без причины.
- Не позволяй им думать, что ты их боишься, - закончил гном.
- Нет, я не…
Нет, с её стороны было глупостью думать, что такой опытный воин, как Двалин, видевший на своём веку даже больше битв, чем она сама, не увидит её страха. Она боялась того, что эти чужеземцы неверно оценят её, потому что даже если их суждение не повлияет на неё, оно отразится на Кили. Но Двалин был прав: так или иначе, они всё равно узнают о ней. И увидев её, они по крайней мере смогут строить свои самые смелые предположения на правдивом фундаменте. Эльфийка сделала глубокий вдох.
- Я останусь.
- Молодчина, девочка! - родич короля широко улыбнулся, и Тауриэль с интересом подумала, как часто подобная улыбка доставалась юным Фили и Кили. Во всяком случае, это была награда, достойная того, чтобы за неё побороться.
Следом за Двалином она спустилась с крепостного вала вниз, во двор над горным озером. Когда она впервые стояла здесь, сражаясь с личной гвардией Азога за свою жизнь, она едва ли могла подумать о том, что на этом самом месте ей придётся столкнуться с совсем другим врагом. Но в каком-то смысле, ситуация была похожей: один неверный шаг, и она может потерять того, кого так сильно любила.
Тауриэль тряхнула головой, желая, чтобы избавиться от мрачных мыслей было так же легко, как от упавших на лицо волос. Чего это она вдруг так испугалась? Кили был принцем из рода Дурина, эта привилегия досталась ему с рождения, но даже этот факт не удержал её от того, чтобы прошлой зимой влюбиться в него, несмотря на неодобрение его дядюшки. Теперь же Торин изменил своё отношение к ним, так какая ей разница, что думают другие?
За стеной послышался голос Кили, принц описывал заново отстроенную крепость. А потом он вошёл во внутренние ворота, а за ним стояло около дюжины других гномов. Тауриэль подумала, что сейчас он выглядел как-то особенно официально. На нём были богато изукрашенные парадные одежды, да и одевался он, судя по всему, гораздо более тщательно, чем всегда. Кили не был неряшлив - отнюдь нет - но его внешний вид обычно отличался непринуждённостью: последняя застёжка на его кафтане всегда оставалась не застёгнутой, как и ворот его рубахи. Сейчас он был застёгнут на все пуговицы, и Тауриэль подумала, что с непривычки он должен был чувствовать себя неудобно.
Увидев её, Кили на мгновение заволновался, и она спросила себя, не ошиблась ли она, решив остаться? Но всё же он слегка улыбнулся ей, прежде чем обратиться к гостям.
- С мастером Двалином вы уже встречались, а это капитан Тауриэль, наш союзник и командир приграничного патруля Дейла, - сказал он.
Эльфийка отвесила короткий профессиональный поклон.
- Доброе утро, Ваше Высочество, милорды.
- Вы та самая эльфийка, которая уничтожила капитана самого Азога? - спросил молодой гном, стоявший рядом с Кили.
Итак, значит они уже говорили о ней?
- Полагаю, это отличие принадлежит принцу Кили, - ответила она, - Я всего лишь имела честь сражаться рядом с ним.
Двалин хрипло хохотнул.
- Не позволяйте её притворной скромности ввести вас в заблуждение. Я видел эту драку; она сыграла свою роль так же хорошо, как и он.
- А что скажете вы? - спросил молодой гном у Кили.
Тот пренебрежительно рассмеялся.
- Мне нечего добавить. Что бы я ни сказал, это лишь докажет то, что она превосходит меня и в боевых навыках, и в скромности.
Слова принца позабавил юношу. Он улыбнулся.
- Достойный ответ, - он окинул Тауриэль оценивающим взглядом, и ей стало интересно, к какому же выводу он пришёл.
Они с Двалином сопровождали Кили до конца этой ознакомительной экскурсии. Приезжие гномы с уважением слушали, как Тауриэль вкратце рассказывала о важности дальних патрулей для безопасности горы, и украдкой поглядывали на неё, когда думали, что она этого не видит. Потому ли, что они знали о её связи с Кили? Или же оттого, что никто из них никогда раньше не видел эльфа, да к тому же женщину?
Теперь, когда её первоначальное волнение от встречи с незнакомцами прошло, она чувствовала, как к ней возвращается её привычная смелость, позволяющая ей встретиться с ними взглядом. Однако она не могла позволить, чтобы её поведение посчитали грубостью, ведь это непременно отразится на Кили, поэтому притворилась, что не замечает, хотя ей пришлось чуть ли не прикусить себе щёку, чтобы не рассмеяться, когда один из гномов довольно громко прошептал:
- Как думаешь, она может двигать ушами, как кошка?
Она почувствовала безумное раздражение, когда в самом конце ей пришлось в качестве прощания предложить ему всего лишь холодное ” Доброго дня, Ваше Высочество”, не обменявшись с ним ни единым прикосновением. Обычно даже будучи на дежурстве они чувствовали себя достаточно свободно, чтобы позволить себе более сердечное расставание - подчинённые Кили в башне принимали их отношения и доверяли им обоим в достаточной степени, чтобы они могли не бояться навлечь на себя их осуждение. Но в присутствии всех этих незнакомцев им обоим инстинктивно приходилось держаться настороже.
Глядя как он уходит, Тауриэль ощущала почти физическую боль в груди. Что с ней было не так? Сегодня она даже не планировала увидеться с ним, и это бесстрастное прощание вовсе не лишило её чего-то, на что она надеялась. Неужели любовь к нему ослабила её настолько, что она не могла находиться рядом, не чувствуя острой потребности в нём? Потому что Кили и впрямь был ей нужен, и это желание затрагивало и её тело, и душу.
Она думала, что потерять его тогда на Вороньей высоте было бы жестоко, потому что иначе у них никогда не было бы шанса узнать, могут ли они по-настоящему любить. Но теперь, зная, что она любит его, это казалось ей едва ли не большей жестокостью: если расставание всего на несколько дней причиняло ей такую боль, то потерять его навсегда было бы невообразимо больно. Тауриэль не знала, что полюбив Кили, она станет полностью зависимой от него, иначе она предпочла бы попасть в снежную бурю, но не пошла бы с ним в Эребор. И хвала Валарам, что она этого не знала.
**********
Торин подождал, пока все шесть послов прибудут в Эребор, и только потом показал им Аркенстон. Это была первая демонстрация камня с тех пор, как он получил его после битвы. Первые месяцы сам Торин почти не смотрел на него, он ненавидел вспоминать о том, что когда-то ценил его больше жизней родных, друзей и соседей. И хотя тогда им владело безумие, он всё равно не мог отрицать того, что это произошло именно с ним.
В конце концов Торин решил поместить камень туда, где он станет достоянием всех его подданных, а не только сокровищем, которое принадлежит одному только королю. Из зелёного эреборского мрамора он заказал статую Дурина I и приказал установить её в вестибюле, там, где когда-то должна была стоять золотая скульптура, изображавшая короля Трора. Аркенстон станет первым из семи драгоценных камней, которые будут украшать золотую корону на челе новой статуи. Каждый гном в Эреборе имел право считать Дурина своим предком, поскольку он был патриархом клана Долгобородов, и поэтому Аркенстон принадлежал им всем, как его сыновьям.
После торжественного открытия статуи Торин с удовольствием отметил, что этот жест полностью оправдал все его надежды. Но гораздо более тяжёлое испытание ожидало его на следующий день, когда собрался Совет, и король с советниками принялись рассказывать о том, как был отвоёван Эребор. Многие слышали эту историю частично, но всем не терпелось узнать её целиком, от начала и до конца. И хоть Торину и не хотелось останавливаться на своём безумии, он не мог не упомянуть о решениях, принятых под действием драконьего недуга.
