- Я просто хочу… - он вздохнул, показывая своё раздражение ситуацией, - Хочу, чтобы Кили поговорил с Торином. Они не упоминали о ней с тех пор, как поругались, а это было несколько недель назад.
Дис мягко улыбнулась сыну.
- Я знаю, милый. Но это проблема твоего брата, и он сам должен найти решение. И если он этого не сможет, значит, у них на самом деле нет шансов.
Фили смотрел на неё с любопытством. Он был уверен, что мать с готовностью встанет на чью-то сторону. Её улыбка стала ещё шире, показывая ту же живую искру, которую Кили унаследовал от неё.
- Я уже сказала твоему дяде всё, что думаю по этому поводу. Но возможно, будет лучше, если мы пока не будем вмешиваться в это, - Дис говорила с лёгкостью, однако, увидев её быстрый, нетерпеливый взгляд, Фили понял, что дастся ей это с трудом.
- Наверное, ты права, - ответил он наконец и принялся распаковывать следующий ящик.
**********
Тауриэль внимательно рассматривала главную платформу своего дома на вершине дерева. Она стояла, сжимая в руках чашку чая, и его цветочный аромат витал вокруг, наполняя комнату. Она уйдёт отсюда завтра, во второй раз в жизни. Уходя впервые, она даже не знала, что это было прощание. Она просто не вернулась обратно.
А теперь это не было похоже на прощание, потому что сейчас она уже не чувствовала себя здесь, как дома. Она жила на этом клёне последние сто лет, знала каждый его узелок и ветку, каждый лист. Временами он казался ей не столько домом, как другом. Тауриэль до сих пор любила его, но ей больше не нужно было оставаться здесь, чтобы помнить об этом.
Она смотрела на мягкий диван, висячие фонарики, полки с графином и книгой сказаний, которую она взяла у Леголаса, но не успела вернуть. Всё это будет здесь, ожидая её возвращения. Но она не была уверена, что ей это понадобится. Открытое небо, временная постель, общий костёр и смех новых друзей - этого ей будет достаточно.
Тауриэль отвернулась и поднялась по коротенькой лестнице на верхнюю платформу, в спальню. Её вещи были сложены в дорожный сундук, но ночную рубашку она оставила сверху. Она обнаружила, что ночная рубашка была маленькой, но важной роскошью, которая помогала избавиться от неуверенности и растерянности и давала возможность почувствовать себя желанной и устроенной. Она со смехом разделась, вспоминая короткую гномью мантию, которую ей оставили в Эреборе. Кто-то из гномов понимал важность этого жеста, и она была благодарна ему за доброту. И всё же она была рада наконец надеть сорочку, которая покрывала её колени.
Тауриэль допила чай, удобно устроившись в изголовье кровати и поджав под себя ноги. Горячий напиток успокоил её, но не так, как она хотела. Она наконец призналась себе в том, что рада завтра вернуться в мир. До головокружения. Несомненно, это было от осознания того, что у неё ещё никогда не было столько полномочий, как сейчас: представлять интересы Зеленолесья перед всеми в Одинокой горе, как внутри, так и снаружи. А ещё оттого, что она надеялась снова увидеть его.
Она отставила в сторону пустую чашку и вытянулась под лёгким покрывалом. Как там Кили? Помирился ли он с дядей? Она молилась, чтобы он сделал это ради его же блага. И его мать - она уже была там или скоро будет. Тауриэль улыбнулась, представив, как будет счастлива мать Кили, обнаружив своих сыновей живыми и здоровыми. Хотела бы она быть там, чтобы видеть это, она уже почти забыла, каково это, иметь мать или отца.
Она знала, что Кили лишился отца примерно в том же возрасте, когда она сама потеряла родителей. Но боль утраты не омрачила его дух, не сделала его угрюмым или подозрительным. И конечно же, он не стал из-за этого осторожничать ни со своей жизнью, ни с сердцем. Она была очарована тем, насколько он был бесстрашен. Он объяснился ей в любви, хотя точно знал, что любой другой эльф наверняка отверг бы подобное предложение от гнома. Он не побоялся поверить, что она не такая, как другие.
Долгое время Тауриэль верила, что ей повезло избегнуть любви. Ей не нужно было беспокоиться о возможных потерях или разбитом сердце, как бывает тогда, когда тебе кто-то дорог. Но сейчас, лёжа и слушая шёпот листьев, она думала о том, что, возможно, сама запрещала себе любить. Её никогда не тянуло ни к одному из мужчин, которые замечали её. Скорее всего, так было потому, что никто из них не был тем, кого она на самом деле хотела. Но возможно, она просто не давала им такого шанса, ведь не пускать никого в своё сердце было намного безопаснее. Это сделало бы её уязвимой, а Тауриэль всегда знала, что должна быть сильной. Тогда её народ, и она сама смогут остаться в безопасности.
Конечно же, она и подумать не могла, что может захотеть гнома. Поэтому Кили проскользнул под её защиту и прочно устроился в её сердце прежде, чем она смогла с ним бороться.
И теперь Тауриэль была рада, что это произошло. Какая ирония судьбы! Она защищала себя только затем, чтобы полюбить того, чьим концом наверняка будет смерть. Нет. Это была неправда. Она была в равной степени уверена в том, что он мог предложить ей жизненный опыт, превосходящий всё, что она когда-либо знала: он любил её, и - Валар помоги ей - она любила его тоже.
Я люблю его.
Наконец-то эти слова прозвучали правильно. Она шла к этому признанию так долго, возможно, с того самого момента, когда она отчаянно пыталась не заплакать там, на берегу, в то время, как он втиснул ей в руку свой рунный камень и, оттолкнувшись веслом, поплыл через озеро. Тауриэль думала, что, возможно, ей потребовалось так много времени признать истину, потому что любовь, как любое живое существо, поначалу была такой маленькой и хрупкой. Или же ей нужно было преодолеть в себе самой какой-то неведомый барьер, чтобы понять правду?
Это было неважно. Она нашла его или же это он её нашёл, и если даже дракон и целая армия орков не смогли их разлучить, то что мог поделать с этим король гномов, с удовлетворением подумала она, засыпая.
Беспокойство отхлынуло от неё мягкой волной, и Тауриэль, наконец-то, погрузилась в сон.
* Innikh dê - вернись ко мне
========== Соседей ты всех позови ==========
Кили никогда не нравилось слово компромисс. Оно означало, что ты должен уступить, много или чуть-чуть, в том, что ты считал правильным, а делать это он не любил. Кроме того, если принять так называемую “золотую середину”, ни одна из сторон не получит того, чего хочет, а в этом тоже не было смысла. Он думал, что компромисс, это то, чего Торин в основном ожидал от Фили, и это была одна из причин, по которым Кили был рад, что он сам никогда не будет королём.
И всё же это слово могло означать нечто другое. Возможно, оно просто значило, что ты должен позволить другим быть частью твоего выбора. Сначала Кили надеялся, что ему не придётся доказывать, что его любовь к Тауриэль это благо, которое ничуть не помешает ему исполнять свой долг перед семьёй и королевством. Разве истины самой по себе было не достаточно? И всё-таки он должен был признать, что не мог просто молча ждать, пока эта истина сама преодолеет возражения Торина, ведь надежды, которые он невысказанными таил внутри себя, лишь увеличивали пропасть между ним и его семьёй.
Возможно, компромисс заключался не в том, что он делал, а в том, как он это делал. Он не стал бы притворяться, что не любит Тауриэль, это было невозможно. Но если бы был способ подчинить свои поступки интересам своей семьи, показать им, что их одобрение и забота об их благополучии были частью его решений, это он сделать бы смог. И должен был. На самом деле с его стороны было ужасным упрямством и глупостью думать, что ему не придётся считаться с мнением других.
Речь шла не о том, чтобы защищать правду, правда могла постоять за себя сама, и не о том, чтобы ему позволили совершить по его мнению благородный поступок. Дело было в том, чтобы показать своей семье, Торину, что его чувства к Тауриэль не мешали ему ни любить других, ни исполнять свой долг. Если любовь к ней была чем-то прекрасным и правильным - а Кили твёрдо верил в это - то он не мог её потерять, полагаясь на правду. И если следуя этой правде ему просто нужно было сказать дяде то, что тот хотел услышать - а именно, что он заботится о семье и не собирается их покидать - то сделать это будет совсем не сложно.
