- Нет, - говорю я, когда Оливия достигает нижней ступеньки. - Она похожа на королеву.

Она стоит передо мной, и какое-то мгновение мы просто смотрим друг на друга.

- Никогда не видела тебя в военной форме, - говорит она, жадно оглядывая меня с головы до ног, прежде чем остановиться на моих глазах. - Этот образ должен быть вне закона.

- Это мне полагается говорить комплименты. - Я тяжело сглатываю, так сильно ее желая. Во всех отношениях. - Ты выглядишь потрясающе, любимая. Не могу решить, хочу ли я, чтобы ты осталась в этом платье навсегда, или хочу прямо сейчас сорвать его с тебя.

Она смеется.

Простые, элегантные бриллиантовые серьги свисают с ее аппетитных маленьких ушек, но ее горло обнажено - точно так, как я попросил стилиста. Я лезу в карман и достаю маленькую квадратную коробочку.

- У меня есть кое-что для тебя.

Она краснеет еще до того, как видит, что внутри. А потом, когда я поднимаю крышку, задыхается.

Это снежинка с замысловатым рисунком в виде вращающегося колеса, украшенная сотней мелких бриллиантов и сапфиров. Бриллианты чистые и безупречные, как кожа Оливии, а сапфиры блестящие и темные, как ее глаза.

Ее рот приоткрывается.

- Оно... великолепно. - Она касается пальцами бархатной подложки, но не трогает ожерелье - будто боится. - Я не могу оставить его себе, Николас.

- Конечно, можешь. - Слова выходят твердыми, почти резкими. - Я сам его спроектировал на заказ. - Я достаю его из коробки и обхожу ее сзади, завязывая шелковую ленту вокруг ее шеи. - Во всем мире есть только одно такое - как и ты.

Я целую ее в шею, потом в плечо.

Оливия поворачивается ко мне лицом, берет за руку и понижает голос.

- Николас, я тут подумала...

- Пошлите, Круглые Глазки Номер Один и Номер Два. Мы опаздываем, - говорит Генри, тоже одетый в парадную форму, входя в комнату и постукивая себя по запястью. - У вас еще будет время обслюнявить друг друга.

Я наклоняюсь и целую Оливию в щеку.

- Сможешь закончить это предложение сегодня вечером.

Мы собираемся в вестибюле рядом с бальным залом, а звуки вечеринки, болтовня, музыка и звон бокалов просачиваются сквозь дверь, как дым. Здесь мои кузены - Маркус и его выводок. После краткого приветствия они держатся от меня подальше, и я делаю то же самое. Я также держусь подальше от любых напитков, с которыми они находились рядом... на всякий случай.

Моя секретарь, Бриджит, хлопает в ладоши, хихикая и трепеща, словно глава общественного школьного комитета.

- Еще раз, на всякий случай - сначала объявят королеву, за ней принца Николаса, потом принца Генри, который проводит мисс Хэммонд в залу. - Она поворачивается к моему брату. - Все будут стоять, так что вы проводите мисс Хэммонд до отмеченного места возле стены, а затем вернетесь к брату, чтобы встать в очередь. Всем всё понятно, да?

Из-за дверей доносятся звуки труб, и Бриджит едва не выскакивает из кожи.

- О, это сигнал. По местам, милорды и леди, по местам! - она останавливается рядом с Оливией, сжимая ее руку и взвизгивая, - это так волнующе!

После того, как она уходит, Оливия смеется.

- Она мне правда нравится.

Потом она встает рядом с моим братом. Мы говорили об этом - о Генри, сопровождающим ее, об ожиданиях, о традициях... но сейчас, стоя здесь, все это кажется таким бессмысленным.

Глупым.

Я оборачиваюсь и хлопаю брата по плечу.

- Эй.

- Да?

- Поменяйся со мной.

- Поменяться чем? - спрашивает Генри.

Я двигаю пальцем.

- Нашими местами.

Он наклоняется, глядя на спину нашей бабушки.

- Ты должен следовать за бабушкой. Быть вторым в очереди приема.

Я пожимаю плечами.

- Она не оглядывается назад. Она не узнает, пока ты не окажешься рядом с ней - а после она смириться. Ты можешь справиться с приветствием гостей вторым по очереди - я верю в тебя.

- Это противоречит протоколу, - насмехается Генри, потому что я уже знаю, что он скажет «да».

Я снова пожимаю плечами.

- Черт с ним.

Он усмехается и смотрит на меня с гордостью в глазах.

- Ты превратила моего брата в мятежника, Олив. - Он похлопывает ее по руке. - Молодец.

Потом он меняется со мной местами.

Рука Оливии обвивается вокруг моей, и ее бедро касается моей ноги через ткань платья.

- Так-то лучше. - Я вздыхаю. Потому что когда держу ее под руку, мне кажется, что так было всегда - так и должно быть.

Бал в самом разгаре. Все наслаждаются - музыка менее нудная, чем в прошлые годы, оркестр смешивает исполнение популярной музыки с классикой. Люди танцуют, едят, смеются - а я стою в другом конце комнаты, на редкость в одиночестве, наблюдая.

Наблюдая за ней.

Это самое странное ощущение - прилив радости в моей груди, который всегда приносит взгляд на Оливию. Я чувствую прилив гордости, когда она двигается с такой уверенностью, болтая с женами послов, лидеров и различных членов королевской семьи, будто делала это всю свою жизнь - будто была для этого рождена. А потом наступает неизбежный приступ агонии - когда я вспоминаю, что она уходит.

Что всего через несколько дней она уйдет, потеряется для меня навсегда.

- С тобой все в порядке, Ники? - с тихой тревогой спрашивает Генри. Я не видел, как он подошел, и не знаю, как долго он был рядом со мной.

- Нет, Генри, - говорю я голосом, который совсем не похож на мой. - Не думаю.

Он кивает, затем сжимает мою руку и похлопывает по спине, пытаясь поддержать, придать мне сил. Это все, что он может сделать, потому что, как я сказал ему несколько месяцев назад... мы те, кто мы есть.

Я отталкиваюсь от стены и подхожу к дирижеру оркестра. Мы говорим несколько секунд, склонив головы друг к другу. Когда он охотно соглашается, я направляюсь к Оливии.

Я подхожу к ней как раз в тот момент, когда первые ноты песни разносятся по комнате.

И протягиваю руку.

- Могу я пригласить вас на танец, мисс Хэммонд?

На ее лице появляется понимание... а потом - обожание. Это песня выпускного вечера, которую она упомянула, что любит, но так и не станцевала – «Everything I Do».

Она наклоняет голову.

- Ты запомнил.

- Я помню все.

Оливия берет меня за руку, и я веду ее на танцпол. Мы завладели вниманием всего зала. Даже пары, уже танцующие, останавливаются и поворачиваются в нашу сторону.

Когда я обнимаю ее и веду в танце, Оливия нервно шепчет:

- Все смотрят на нас.

Люди смотрели на меня всю мою жизнь. Это то, что я неохотно терпел, принимал независимо от того, насколько это раздражало.

Только не сейчас.

- Хорошо.

В ранние утренние часы, перед рассветом, я двигаюсь внутри Оливии - на ней - в едином с ней дыхании, раскаленное удовольствие пробегает через нас обоих с каждым долгим, медленным движением моих бедер. Это занятие любовью, в самом прямом, чистом смысле этого слова.

Наши мысли, тела, души - не наши. Они кружатся и сливаются воедино, становясь чем-то новым и совершенным. Я держу ее лицо, пока целую, мой язык скользит по ее, наши сердца бьются в такт. Искры ударяются о мой позвоночник, покалывая электричеством, которое намекает на разрушительный оргазм, который нарастает.

Но не сейчас... я не хочу, чтобы это закончилось.

Мои бедра замедляются, и мой таз упирается в Оливию, где я остаюсь похороненным, касаясь самой глубокой ее части.

Чувствую ее руку на своем подбородке и открываю глаза. Ожерелье все еще на ней - оно блестит в лунном свете, но не так ярко, как ее глаза.

- Попроси меня еще раз, Николас.

Шепот надежды. Благословенной, прекрасной, волнующей надежды.

- Останься.

Ее мягкие губы улыбаются.

- И на сколько?

Мой голос приглушен и груб от мольбы.