ОБЛАЖАТЬСЯ

ПО-КОРОЛЕВСКИ

ЭММА ЧЕЙЗ

Перевод: Алла

ПРОЛОГ

Мое первое воспоминание ничем не отличается от любого другого. Мне было три года, и это был мой первый день в детском саду. По какой-то причине мама проигнорировала тот факт, что вообще-то я мальчик, и одела меня в ужасный балахон, рубашку с оборками и лакированные башмаки. Я планировал намазать краску на одежду при первой же возможности. Но это не то, что больше всего мне запомнилось. В то время видеть направленный в мою сторону объектив камеры было так же привычно, как видеть птицу в небе. Я уже должен был привыкнуть к этому — и, думаю, привык. Но в тот день все было по-другому. Там были сотни камер. Выстроившись вдоль каждого сантиметра тротуара и улиц, они сгрудились у входа в мой детский сад, словно море одноглазых монстров, ожидающих нападения. Помню голос своей матери, успокаивающий и размеренный, когда я цеплялся за ее руку, но не мог разобрать слов. Их заглушал рев щелкающих объективов и крики фотографов, зовущих меня по имени.

- Николас! Николас, сюда, улыбнись! Посмотри вверх, парень! Николас, сюда! - это была первая догадка, что я... что мы... другие. В последующие годы я узнал, насколько отличается моя семья. Всемирно известные, мгновенно узнаваемые, наша повседневная деятельность рождала заголовки в прессе. Слава - странная штука. Мощная вещь. Обычно она похожа на приливы и отливы. Она увлекает людей, их ею захлестывает, но, в конце концов, известность идет на убыль, и прежний объект привязанности становится тем, кто когда-то был кем-то, но больше им не является.

Со мной такого никогда не случится. Меня знали еще до моего рождения, и мое имя вошло в историю еще задолго до того, как я стану прахом. Бесчестье временно, известность мимолетна, но королевская власть... королевская власть вечна.

ГЛАВА 1

Николас

Можно подумать, я привык к тому, что за мной наблюдают, и на меня не действует ощущение, что кто-то смотрит на меня, пока я сплю.

Это было бы неправдой.

Мои глаза распахиваются, и всего в нескольких сантиметрах от своего лица я вижу тощее морщинистое лицо Фергюса.

- Черт побери!

Вид не из приятных. Один его здоровый глаз смотрит неодобрительно, в то время как другой - косящий, который, как мы с братом всегда подозревали, вовсе не был «ленивым», а обладал причудливой способностью видеть все сразу, смотрит в противоположную сторону комнаты.

Каждый стереотип начинается с чего-то, с какой-то смутной, но затяжной крупицы истины. Я давно подозревал, что стереотип снисходительного, сварливого слуги начался с Фергюса.

Видит Бог, этот сморщенный ублюдок достаточно для этого старый.

Он выпрямляется у моей кровати, насколько позволяет его сгорбленный древний позвоночник.

- Потребовалось достаточно времени, чтобы вас разбудить. Думаете, у меня нет дел важнее? Я как раз собирался вас пнуть.

Он преувеличивает.

О том, что у него есть дела поважнее, а не о том, чтобы пнуть меня.

Я люблю свою кровать. Это был подарок короля Дженовии на восемнадцатый день рождения. Это четырехстолпное сверкающее произведение искусства, вырезанное вручную в шестнадцатом веке из цельного массива бразильского красного дерева.

Мой матрас набит мягчайшими венгерскими гусиными перьями, простыни из египетского хлопка настолько тонкого плетения, что в некоторых частях света это было бы незаконно, и все, чего я хочу, это перевернуться и зарыться под ними, как ребенок, решивший не вставать в школу.

Но предупреждение Фергюса скрежещет по моим барабанным перепонкам, как наждачная бумага.

- Вы должны быть в Зеленой гостиной через двадцать пять минут.

И нырнуть под простыни больше не вариант. Они не спасут вас от психопатов с мачете в руках... или плотного графика.

Иногда мне кажется, что я шизофреник. С диссоциативным расстройством. Возможно, с раздвоением личности. Это не было бы сюрпризом. Всевозможные расстройства проявляются в древних генеалогических древах - гемофилии, бессонницы, лунатики... рыжие. Полагаю, мне повезло, что я не один из них.

Моя проблема - голоса. Не такие голоса - скорее ответы в моей голове. Ответы на вопросы, которые не соответствуют тому, что на самом деле выходит из моего рта.

Я почти никогда не говорю то, что думаю. Иногда я настолько полон дерьма, что мои глаза могут стать карими. И, возможно, это к лучшему.

Потому что я думаю, что большинство людей – гребаные идиоты.

- И мы возвращаемся к разговору с Его Королевским Высочеством принцем Николасом.

Кстати, об идиотах... светловолосый, тонкокостный мужчина в очках, сидящий напротив меня и ведущий это захватывающее телевизионное интервью? Его зовут Тедди Литлкок («Little Сock» в пер. с англ. – маленький член). Нет, правда, это его настоящее имя — и, насколько я слышал, это не оксюморон. Представляете, каково ему было в школе с такой фамилией? Этого почти достаточно, чтобы мне стало его жаль. Но не совсем. Потому что Литлкок — журналист, а я испытываю к ним особое отвращение. Миссия средств массовой информации всегда заключалась в том, чтобы отыметь сильных мира сего всеми способами, и засунуть их проступки в их аристократические задницы. Что, в некотором смысле, прекрасно - большинство аристократов первоклассные придурки, это всем известно. Меня беспокоит, когда это происходит не заслужено. Когда это даже не правда. Если вокруг нет грязного белья, СМИ будут тащить свежую накрахмаленную рубашку по дерьму и создавать свои собственные истории. Вот вам оксюморон: журналистская честность. Старик Тедди не просто репортер - он одобрен Дворцом. Это означает, что в отличие от своих подкупающих, шантажирующих, лживых братьев, Литлкок получает прямой доступ — как и это интервью — в обмен на самые глупые чертовы вопросы.

- Чем вы занимаетесь в свободное время? Какие у вас хобби? – теперь понимаете, что я имею в виду?

Это похоже на интервью девушек для «Playboy»: «мне нравятся ванны с пеной, бои подушками и долгие прогулки голышом по пляжу». Нет, ей это не нравится. Но суть вопросов не в том, чтобы сообщить, а в том, чтобы усилить фантазии парней, дрочащих на нее. То же самое и со мной. Я ухмыляюсь, сверкнув намеком на ямочки - женщины падают с ног, засматриваясь на ямочки.

- Что же, обычно по вечерам я люблю читать. - Я люблю трахаться. Это, вероятно, тот ответ, который мои поклонники предпочли бы услышать. Дворец, однако, выжил бы из ума, если бы я сказал это. Так, где я остановился? Точно — трахаться. Мне нравится долго, жестко и часто. Удерживая руками упругую, округлую задницу, притягивая какой-нибудь прекрасный лакомый кусочек к себе, слыша ее сладкие стоны, отражающиеся от стен, когда она кончает, сжимаясь вокруг моего члена. Эти столетние комнаты обладают фантастической акустикой. В то время как некоторые мужчины выбирают женщин из-за их таланта держать ноги широко раздвинутыми, я предпочитаю тех, кто умеет держать рот на замке. Благоразумие и железное соглашение о неразглашении скрывают большинство реальных историй из газет.

- Я люблю верховую езду, поло, стрельбу по тарелочкам с королевой. - Я люблю скалолазание, ездить так быстро, как только могу, чтобы не разбиться, летать, хороший скотч, второсортные фильмы и язвительный пассивно-агрессивный словесный обмен с королевой.

Скрещиваю руки на груди, демонстрируя загорелые руки под закатанными рукавами моей бледно-голубой рубашки оксфорд. Мне сказали, что в Твиттер они пользуются бешеной популярностью - наряду с несколькими другими частями моего тела.