Я поглаживаю его по плечу.

- Это понятно.

Он сглатывает и кивает.

- Когда учебный год закончился, бабушка отправила меня на лето в Японию… с гуманитарной миссией. Мы с Люси сначала разговаривали по телефону, переписывались... но я был так занят. Когда осенью я вернулся в школу, все было по-другому. Я был другим. Я заботился о ней, но мои чувства изменились. Я порвал с ней так мягко, как только мог, но она все равно восприняла это... плохо.

Печаль накатывает на меня волной.

- Насколько плохо?

- Спустя неделю она попыталась покончить с собой. Ее семья отправила ее в больницу. Хорошее место, но в школу она так и не вернулась. И я всегда чувствовал себя... виноватым из-за всего этого. Ответственным. Это не попало в газеты - не знаю, кому дворец должен был заплатить или кого убить, чтобы сохранить все в тайне, но об этом не было написано ни одной строки.

- Поэтому ты так осторожен?      Насчет презервативов?

- Да.

Он притягивает меня к себе на колени и крепко обнимает. И я знаю, что для него это было нелегко.

- Спасибо, что рассказал мне. Объяснил.

Мы остаемся сидеть, окутанные тенями и пахнущим землей воздухом. Затем я спрашиваю:

- Может, вернемся на вечеринку?

Он раздумывает об этом. И слегка прижимает меня к себе.

- У меня есть идея получше.

«Рогатый Козел».

Он напоминает мне паб в Нью-Йорке: удобно, знакомо и немного липко.

После того, как Николас собрал Саймона и Фрэнни, Генри и симпатичную рыжеволосую девушку, которая цеплялась за его руку, мы вшестером бросили вечеринку в казино и провели остаток ночи в «Рогатом Козле».

Мы с Фрэнни пили текилу. Генри пел караоке. Симон и Николас оскорбляли навыки друг друга в метании дротиков.

К концу ночи, в ранние утренние часы, мы с Николасом ввалились в его комнату, упали на кровать – и, обнявшись, заснули, полностью одетые... и счастливые.

ГЛАВА 18

Николас

Следующая неделя проходит в блаженном спокойствии. Днем я занимаюсь дворцовыми делами, а ночами Оливией - это гораздо больше, чем блаженство.

Днем она расслабляется, как я этого и хочу. Гуляет по территории, и она нашла друга в лице Фрэнни. Они уже несколько раз обедали вместе, что меня несколько волнует, но, по крайней мере, я знаю, что с женой Саймона она в безопасности. Фрэнни и ее раздвоенный язык защитят Оливию от людей, подобных Люси, которые хотят ранить ее своими полуправдами.

В тех редких случаях, когда мой брат трезв, он становится все более взволнованным - будто не может сидеть спокойно, выносить свое собственное общество или любой звук, напоминающий тишину.

В конце концов, он решает устроить для себя вечеринку по случаю возвращения домой.

И вот я, приняв душ, стою у себя в ванной с полотенцем вокруг бедер готовлюсь к его королевской вечеринке на яхте, соскребая остатки крема для бритья с челюсти, когда в дверях появляется Оливия.

Она с первого взгляда показалась мне прелестной.

Но здесь, сейчас - ее обнаженная, нежная кожа, прикрытая розовым шелковым халатом, ее отдохнувшее лицо, сияющее счастьем... она великолепна.

- Так... у вас тут, народ, есть что-то вроде сувенирного магазина или мини-маркета?

Я смеюсь.

- Сувенирного магазина?

Она держит в руках светло-голубую одноразовую бритву.

- У меня закончились бритвы. Эта настолько тупая, что я могу провести ею по языку, не пролив ни капли крови.

- Давай не будем проверять эту теорию. Мне слишком нравится твой язык. - Я вытираю подбородок полотенцем. - Могу попросить прислугу принести бритву в твою комнату.

Дьявол на моем плече - и Ангел тоже - ударяют меня по голове. И нашептывают гораздо лучшую идею.

- Или... тебе могу помочь я.

Ее брови сходятся на переносице.

- Помочь мне? Я не умею пользоваться твоей бритвой.

- Нет, определенно нет - ты порежешь себя на кусочки. - Я тычу пальцем в острое, тяжелое прямое лезвие. - Я имею в виду... я могу побрить тебя.

Ее глаза темнеют, как бывает, когда она стоит на краю - прямо перед тем, как кончить. И придвигается ближе ко мне.

- Ты... хочешь сделать это?

Мой взгляд скользит вниз, по каждому роскошному сантиметру ее тела.

- О, да.

- Хо... хорошо, - соглашается она, напряженно и задыхаясь.

Уголок моих губ приподнимается, когда я осторожно снимаю халат с ее плеч и спускаю его вниз. Открывая бледные, округлые изгибы, такие нежные и аппетитные.

Я подхватываю Оливию на руки и сажаю ее на туалетный столик, ее ноги свешиваются. Холодный мрамор заставляет ее взвизгнуть, и мы оба смеемся. Потом она тянется ко мне для поцелуя - но я сдерживаюсь.

- Нет-нет, не сейчас. Мне нужно сосредоточить все свое внимание... - я провожу рукой по ее бедру, накрывая ладонью ее между ног, - …здесь.

Глаза Оливии закатываются от этого прикосновения, а бедра слегка приподнимаются, прижимаясь к моей ладони. Все, что мне хочется сделать, это скользнуть пальцем в ее влажный, тугой жар. Чтобы ее желание сомкнулось на моем члене.

Я выдыхаю. Это, черт возьми, будет сложнее, чем я думал.

Я облизываю губы, взбивая крем для бритья в теплую густую пену, чувствуя, как ее глаза следят за каждым моим движением. Опускаю полотенце под теплую воду, обматываю его вокруг ее икры, чтобы согреть и смягчить кожу.

А затем провожу по ней кашемировой кистью. Направляясь вверх по ноге, по рельефу ее скульптурной икры, оставляя за собой белый след из крема. Я дышу ровно, успокаивая себя, подношу бритву, нежно веду ею по ее коже. Промываю лезвие, затем медленными движениями повторяю все снова и снова.

После того, как обе икры и ее колени готовы, я приступаю к работе над каждым бедром.

Оливия задыхается, когда щетина щекочет нежную кожу между ног у вершины ее бедер. Когда по тому же пути следует бритва - достигая места их соединения - она стонет.

И все, что я хочу сделать, это сорвать полотенце со своих бедер и бесконечно трахать ее на столике в ванной. Член ноет, истекая влагой, и каждая мышца в моем теле натянута так сильно, что это граничит с болью.

Лучшее я оставляю напоследок.

Ее сладкую, прекрасную киску.

Повторяю процесс - сначала теплое полотенце - кладу его на нее, потирая клитор под ним, потому что как я могу этого не сделать? Она начинает ерзать, извиваться, и мне приходится ее увещевать.

- Сиди спокойно. Мне придется прекратить, если ты не будешь сидеть спокойно.

Да, я дразню ее - мучаю. Потому что сейчас, черт возьми, я не могу остановиться.

Оливия вцепилась в край стола так, что костяшки ее пальцев побелели, и уставилась на меня блестящими глазами, остекленевшими от безумного вожделения.

Как только она вся покрыта кремом, я бросаю кисть в раковину. Прижимаю бритву к ее плоти, внизу – к этим набухшим, идеальным губам. И останавливаюсь, глядя ей в глаза.

- Доверься мне.

Она кивает, почти отчаянно. И я провожу бритвой вверх, удаляя едва заметные крошечные ростки волос. Двигаюсь к ее вагине, ведя вниз маленькими, осторожными движениями - будучи уверенным, что оставляю ее прекрасный, мягкий островок, который мне так нравится.

Закончив, я откладываю бритву в сторону и беру еще теплое полотенце. Потом опускаюсь перед ней на колени. Смываю с ее кожи остатки крема и смотрю ей в глаза. И наблюдая, как она смотрит на меня, наклоняюсь вперед и накрываю ее киску своим ртом.

- Да, да... - шипит она.

Я сосу, облизываю и пожираю ее, как безумец - и, возможно, так оно и есть. Она такая скользкая, гладкая и горячая на моих губах, на моем языке. Я мог бы остаться здесь - делать это с ней - вечность. Но вечность - слишком долго для моего страдающего члена.

Тяжело дыша, с колотящимся сердцем, я встаю и срываю с себя полотенце. Подталкиваю колени Оливии вверх, ставя ее ноги на край стола рядом с ее руками, раскрывая ее себе.