- Согласен.

- И больше никаких ночей в номере, или посещений концертов днем, или чего бы то ни было, черт возьми, без охраны. Если хотите, чтобы вас убили, только не в мою смену. Вы позволите мне делать мою работу правильно или найдете для этого кого-то другого.

Глаза Николаса тускнеют, как у животного, запертого в загоне.

- Я не должен был ставить тебя или себя в такое положение. Это было глупо и больше не повторится.

Через некоторое время, Логан кивает, а затем кланяется Николасу. Он идет к двери, но потом останавливается и поворачивается ко мне.

- Прошу прощения. Мне не следовало разговаривать с вами подобным образом. Я не часто теряю самообладание, но когда я это делаю, из моего рта вываливается глупое дерьмо, которое я не имею в виду. Все это не по вашей вине. Вы можете меня простить, барышня?

Я медленно киваю, все еще ошеломленная всем этим.

- Конечно. Все в порядке, Логан. Я... я понимаю.

Он кивает, быстро улыбается мне и уходит, закрыв за собой дверь.

С усталым вздохом Николас садится в кресло у стола. Он потирает глаза ладонями. Затем опускает руки - и открывает их.

- Иди сюда, любимая.

Я жадно бегу к нему. Сажусь на колени, обнимаю и испытываю огромное облегчение, когда он отвечает мне тем же. Я дрожу рядом с ним - потрясенная до глубины души.

- С тобой все в порядке? - спрашивает он, его теплое дыхание касается моей шеи.

- Думаю, да. Все это так странно. - Я выпрямляюсь у него на коленях, пытаясь разобраться в своих мыслях. - Не могу поверить, что эта женщина... как она себя вела... будто была уверена, что знает тебя. Это когда-нибудь случалось раньше?

- Давным-давно один человек пробрался во дворец, в личную столовую моей бабушки. - Мое сердце сжимается от беспокойства за женщину, которую я никогда не встречала. Но я понимаю, что поскольку она так много значит для Николаса, она уже много значит и для меня. - Он не хотел ничего плохого - он был похож на девушку сегодня вечером. Словно был в бреду.

Я держу его мужественное, красивое лицо в своих ладонях.

- Думаю, я только сейчас начинаю это понимать. Как и сказал Логан - ты важен. И я знала это, но... я не думаю о тебе как о принце Пембрука, наследнике бла-бла-бла... - мои глаза касаются каждого сантиметра его лица. - Для меня ты просто Николас. Удивительный, сексуальный, милый, забавный парень... который мне действительно не безразличен.

Его большой палец касается моей нижней губы.

- Мне нравится, что ты так обо мне думаешь. - Затем он откашливается и отводит взгляд. - И я знаю, это была адская ночь, но... есть кое-что, что я должен сказать тебе, Оливия, прежде чем это зайдет дальше. Нам нужно кое о чем поговорить.

Что же, звучит не очень хорошо.

Но после того, что было, насколько все может оказаться плохо?

Глупые, глупые, глупые прощальные слова.

Я играю с волосами на затылке Николаса, расчесывая пальцами густые темные пряди.

- В чем дело?

Руки Николаса сжимаются, как два железных обруча, словно он не хочет, чтобы я уходила. И через секунду я понимаю почему.

- Я собираюсь жениться.

ГЛАВА 12

Николас

Наверное, я мог бы сформулировать это лучше. Черт. Оливия застывает в моих объятиях, глядя на меня большими темными глазами на посеревшем лице.

- Ты помолвлен?

- Нет. Ещё нет.

Она пытается встать, но я крепко прижимаю ее к себе.

- У тебя есть девушка?

- Позволь мне объяснить.

Она сопротивляется еще сильнее.

- Позволь мне встать, и тогда ты сможешь все объяснить.

Я сжимаю ее еще крепче.

- Ты мне нравишься там, где ты есть.

Ее голос превращается в камень.

- Мне плевать, что тебе сейчас нравится - я хочу встать. Отпусти меня, Николас!

Мои руки падают, и она отскакивает от меня, часто дыша, глядя так, словно не знает, кто я. И никогда не знала. И на ее лице будто идет гражданская война - половина хочет убежать, другая половина хочет услышать, что я должен сказать.

После нескольких мгновений нерешительности другая половина побеждает. Она скрещивает руки на груди и медленно садится на край кровати.

- Ладно. Объясняй.

Я рассказываю ей всю историю. О бабушке, о списке - обо всех зайцах, которых нужно убить, и о том, что я пуля, которая должна сделать дело.

- Ух ты, - бормочет она. - А я думала, это у меня багаж. - Она качает головой. - Это... безумие. Я имею в виду, на дворе двадцать первый век, а ты должен делать все по договоренности?

Я пытаюсь пожать плечами.

- Все уже не так устроено, как раньше. В первый раз, когда мои бабушка и дедушка оказались одни в комнате вместе, было в их брачную ночь.

- Ух ты, - снова говорит Оливия. - Нелепость.

- По крайней мере, у меня есть шанс узнать женщину, на которой я женюсь. Я принимаю решение - но есть определенные требования, которые должны быть выполнены.

Она наклоняется вперед, упираясь локтями о колени, ее шелковистые волосы падают на плечи.

- Какого рода требования?

- Она должна быть благородного происхождения, хотя бы отдаленно. И она должна быть девственницей.

Оливия морщится.

- Господи, это же архаично.

- Знаю. Но подумай, Оливия. Когда-нибудь мои дети будут править страной, и не потому, что они заслужили это или были избраны - просто потому, что они мои. Архаичные правила - это единственное, что делает меня тем, кто я есть. Я не могу выбирать, за кем последую. - Я пожимаю плечами. - Такова жизнь.

- Нет, не такова, - тихо говорит Оливия. - Это моя жизнь.

Когда она смотрит на меня, выражение ее лица становится жестким, а глаза стальными, от чего я вжимаюсь в стену.

- Почему ты мне не сказал? Все эти ночи, почему ты ничего не говорил?

- Не было никаких причин говорить тебе... поначалу.

Она быстро встает, повышая голос.

- Честность - вот причина, Николас. Ты должен был мне рассказать!

- Я не знал!

- Чего ты не знал? – усмехается она.

- Не знал, что я буду так себя чувствовать! - кричу я.

Презрение исчезает с ее лица вместе с гневом.      На смену им приходит растущее удивление, может быть, немного надежды.

- Как ты себя чувствуешь?

Эмоции клубятся внутри меня - такие новые и незнакомые, что я едва могу выразить их словами.

- У меня чуть больше четырех месяцев. И когда я вошел в ту кофейню, я не знал, что в конечном итоге захочу каждый день проводить... с тобой.

В уголках ее глаз собираются морщинки, а губы растягиваются в едва заметной улыбке.

- А ты хочешь?

Я касаюсь ее щеки и киваю.

- Разговаривать с тобой, смеяться вместе с тобой, смотреть на тебя. - Затем я ухмыляюсь. - Желательно быть похороненным глубоко в кое-какой части тебя.

Она фыркает и толкает меня в плечо. А потом я становлюсь серьезным.

- Но это все, что я могу предложить. Когда закончится лето, наши отношения тоже закончатся.

Оливия проводит рукой по волосам, слегка дергая их. Я снова сажусь в кресло и добавляю:

- И это еще не все.

- О Господи, что еще? Где-то есть давно потерянный ребенок?

Я вздрагиваю - хотя знаю, что она шутит.

- Логан был прав насчет прессы. То, что они еще не заполучили твое фото – просто глупая удача и вопрос времени. И когда они это сделают, твоя жизнь изменится. Они будут говорить со всеми, кого ты когда-либо знала, копаться в финансовом положении «У Амелии», рыться в твоем прошлом...

- У меня нет прошлого.

- Тогда они его придумают, - огрызаюсь я, сам того не желая. Это из-за разочарования—разочарования, что времени мало... и стены давят со всех сторон. - Нелегко быть моим другом; еще труднее быть моей любовницей. Думай обо мне как о ходячей бомбе - все, что находится рядом со мной, в конечном итоге попадет под раздачу.

- А ты показался мне такой находкой, - шутит она, качая головой. Затем встает и поворачивается ко мне спиной, размышляя вслух.      - Значит, это будет как... в фильме «Дорогой Джон», или у Сэнди и Зуко в «Бриолине»? Летний роман? Интрижка? А потом... ты просто уйдешь?