— Успокойся и рассуждай здраво, — посоветовал нихонский принц. — Не торопись. Шаг за шагом.

— Ладно, — Гай сцепил пальцы в замок, несколько раз шумно втянул воздух. — Да. Именно так. Шаг за шагом. Хоть малую зацепку бы для начала. Места убийств?..

— А что, это важно?

— Иногда — очень. Убийца может приводить жертвы туда, куда его влечет память. Например, где любимая им женщина наотрез отказалась стать его женой. Сказав, что он слишком беден или незнатен, или разъяснив, что приблизила его к себе только потому, что он забавлял ее в часы скуки. Или туда, где в юных годах его избили более старшие подростки. Или куда он ходил смотреть на публичные казни и впервые испытал стремление своеручно лишить кого-то жизни.

— Но мы не знаем, где именно он убивает, — заикнулся царевич. — Нам известно только про Айшу на берегу лесной речушки и тех, кого отыскали в чаще.

— Обстоятельства похищений?..

— У нас есть торговка, отправившаяся с лотком на торговую площадь. Мастеровые, не вернувшиеся домой, — перечислил Кириамэ, краем глаза косясь в записи. — Человек, пропавший во время охоты. Кузнец, якобы уехавший проведать родню в соседнее село. Девушка, вроде бы улизнувшая с дружком, и другая девушка, сгинувшая невесть куда с родного двора…

— Давайте помыслим про эту самую Алёну, — перебил Гардиано. — Жила в большом доме, бок о бок с кучей родни и прислуги. Пересвет, вот к примеру — твоя сестра могла бесследно исчезнуть так, чтобы долгое время никто из домашних не обращал внимания на ее отсутствие?

— Нет, — без долгих раздумий отвечал царевич. — Когда Славка пыталась втихаря улизнуть из терема, ее немедля ловили. Она удрала лишь потому, что я смолчал о том, что видел, как она вылазит из окна. Но Войслава — царевна, а Алёнка — боярышня-приживалка. Не дочь, не племянница. Она могла беспрепятственно уходить в город, навещать подружек, наведываться в лавки… Это что же выходит? Исчезни она прямиком из терема, это быстро бы заметили. Стало быть, она преспокойно вышла за ворота, чему не удивился никто из домочадцев — и пропала, так?

— Но почему пропала? — настойчиво повторил ромей. — Что такого могла совершить или заметить молоденькая девица, что единственным выходом было — избавиться от нее? Не подкупить яхонтовыми бусами, не запугать, не заморочить голову, но похитить — и, вероятно, прикончить?

Пересвет и Кириамэ переглянулись, безмолвно признавая, что у них нет даже малейшей догадки. Так азартно ринувшийся вперед Гардиано налетел с размаху на каменную стену и теперь беспомощно шарил по ней руками в поисках лазейки.

— И вот еще что, — начальный азарт в голосе ромея истаивал, как лед под жарким солнышком. — Все наши рассуждения хороши и верны только в том случае, если мы имеем дело с обычным миром и обычным человеком, пусть и одержимым темной стороной своей души. Но у вас живет и процветает чародейство. Если оно тут замешано, я ничего не могу поделать. В ведовстве я не разбираюсь.

— Зачем чародею похищать и убивать людей? — опешил царевич.

— Может, для ритуала, — предположил Ёширо. — Или потому, что человек вообразил себя всемогущим колдуном. Интересно, здешним блюстителям ведомо, сколько людей в городе промышляют магией?

— Сейчас узнаем, — царевич устремился к дверям, выкликая Щура.

— Кощуны сочтены наперечет, как же иначе, — не удивился вопросу сыскной. — Мы завсегда за ними зорко приглядывали, чтоб не вздумали учудить чего противу закона. Но боярин Осмомысл полагает, никаких особых колдовских силёнок у них не имеется, — он извлек с полки нетолстую книжицу, прошитую суровой нитью. — Десяток бабок-шептуний, заговорами да травами против всякой людской хвори пользуют. Четыре ворожеи. Предсказывают будущее по картам да просеянному зерну, являют в зеркалах будущих женихов и невест, чаще промахиваются, чем угадывают. Старик-ведун и его ученики, что служат при кумирне Велеса. К ним полгорода таскается, если скотина занедужила. Вот и все, пожалуй. Этих мы в первую очередь проверили.

— И что? — спросил Пересвет, заранее догадываясь, какой ответ услышит.

— А ничего, — с сожалением признал Щур. — Нету супротив них подозрениев. Конечно, можно было взять колдунов под белы рученьки да отправить на месяц-другой под замок. Посмотреть, не сгинет ли еще кто-нибудь. Да только боярин запретил. Сказал, присмотра довольно. Вам еще чем помочь?

— Поди пока, — отмахнулся царевич. — Как думаете, кого в городе можно расспросить касательно чародейских обрядов?

— В Эддо я бы обратился к настоятелю храма Возвышенного Просветления, — сказал Ёширо. — Он и его монахи занимаются подобными изысканиями и ведут подробные хроники. Здесь — не знаю. Поговори с патриархом. Вдруг в тамошней библиотеке сыщутся книги о чародействе?

— Потолкуешь с ним, как же, — вздохнул Пересвет. — Как о прошлой весне отец Феодор ринулся спасать монастырь и соседские избы от разлива Молочной, вымок да простыл, так толком не оправился. Кашляет, с постели не встает. Делами монастырскими теперь преподобный Фофудья заправляет. Я его на дух не переношу. Он меня тоже. Я ж с его точки зрения закоснелый грешник. Это, как его, подрываю устои и разрушаю скрепы.

Преподобный Фофудья был эллинских кровей, урожден в самом Царь-граде. Царевич сильно подозревал, что тамошний первосвященник отправил Фофудью на служение в далекое Тридевятое царство лишь затем, чтобы не видеть рядом всякий день эту кислую, вытянутую книзу физиономию. Не слышать скрипучего, въедливого голоса. Спешившего обличать, развенчивать и бичевать. Стоило преподобному ступить на порог царского терема, как он немедля начинал втолковывать царю и царице, сколь недостойный образ жизни ведет младший отпрыск и сколь дурно влияет на царевича тесная дружба с нихонским иноземцем. Прежде отец Феодор своей властью мог приструнить зарвавшегося правдорубца, но нынче, пользуясь незаслуженной свободой, преподобный Фофудья совсем распоясался. Царь-батюшка аж тайком отдал приказание дозорным стрельцам — почтенного служителя под любым предлогом в терем не пущать. Ежели прорвется — немедля извещать государя, чтоб тот успел скрыться в домашних покоях и прикинуться больным либо ж чрезвычайно занятым.

— Что, сокровищницу знаний стережет помешанный на чистоте нравов священник? — понятливо осведомился Гардиано. — Какие грешки за ним водятся? Помяните мое слово, непременно выяснится: он либо племяннице уже третьего ребеночка заделывает, либо вечерами младые певчие из хора таскаются к нему разучивать мелодии на кожаном рожке. С этими блюстителями чужой добродетели всегда так. Чем громче и яростнее они вопят, тем больше грязи на их собственных рясах. Ваш чем славен?

— Неуемной болтовней, — буркнул царевич. — Не пойду я к нему.

Мыслить дальше толком не вышло. Кириамэ и Гай повздорили, решая, испытывает ли Зимний душегубец истинную ненависть к своим жертвам — ведь двоих он преследовал, и, умертвив, сбросил в болото. Однако четверо жертв почему-то восприняли насильственное разлучение с жизнью без сопротивления. В том числе кузнец Данило, способный голыми руками свернуть подкову в кольцо. Троих убивец схоронил, проявив некое подобие уважения к мертвецам. Айшу же спрятал под обрывистым речным берегом, откуда ее тело унесла талая вода.

— Ничего мы сегодня не добьемся, — наконец раздраженно заявил Гардиано. Развернулся с привизгом на каблуке и торопливо ушел, гулко бухнув дверью. Не изволив даже сказать на прощание, ни куда идет, ни когда вернется. Деловито прибрав в широкий рукав сделанные выписки, Ёширо витиевато поблагодарил явившегося на грохот сыскного.

К вечеру Пересвет впал в душевное удручение. За окнами светлицы в мелких переплетах сгущались сумерки, часто и назойливо шелестела по черепичной крыше беспрестанная капель.

— Неужели ты всерьез надеялся за один день разрешить загадку, над которой ваши дознаватели бьются три — нет, уже целых четыре месяца? — снисходительно улыбнулся нихонский принц.

— Н-ну, да…

— Наша удача не столь велика. Но отчаиваться пока рано. Продолжим завтра.