— Девушку, конечно, жаль, — рассеянно согласился Гардиано, глядя вслед уносящей покойницу тесной кучке людей. — Что, дознания по ее кончине проводится не будет?

— Какого дознания? — Кириамэ твердой рукой придержал переступающего с ноги на ногу коня, пока царевич, тихонько сквернословя сквозь зубы, карабкался в седло. — Бродяжка покончила с собой, утопившись в реке, вот и все.

— Ты точно знаешь, что она утопилась? — не унимался ромей.

— Конечно, — снисходительно отозвался Ёширо, но тут вмешался наконец устроившийся на конской спине Пересвет:

— Я вот пораскинул мозгой — а если нет? Ежели она не своей волей на тот свет отправилась? Если… — он замялся, путаясь в словах, — может статься, это часть дела о пропавших людях, о котором говорил Осмомысл…

— Вы это о чем? — подозрительно насторожился Гай.

— Танцовщица никуда не исчезала, — возразил Кириамэ. — Однако… — принц чуть прикрыл мерцающие глаза длинными ресницами, размышляя, — однако твое предположение может быть не лишено истинности. Стоило пристальнее осмотреть покойницу… хотя я не заметил ничего подозрительного.

— Потому что представления не имеешь, куда и как надо смотреть, — влез Гардиано.

— А ты имеешь? — прищурился нихонский принц.

— Ну-у… да, — малость поколебавшись, Гай уточнил: — Во всяком случае, моих познаний хватит, чтоб доподлинно узнать: упала девица в реку мертвой или ей заботливо помогли.

Пересвет и Кириамэ недоверчиво переглянулись.

— Выходит, нужно заполучить ее тело, — после недолгого молчания заключил Ёширо.

— И отнести его в уединенное и прохладное место, где никто не сунется под руку с дурацкими расспросами, — добавил Гай.

— Но как это сделать? — растерялся царевич.

— Можно похитить труп, а можно рискнуть испросить дозволения у старшего над ромалы, — с бесконечным терпением разъяснил Гардиано. — Ты знаешь, кто верховодит в таборе? Нет? А ваша красивая подруга, что водит с ними знакомство — может, она знает?

— Нет, — твердо заявил Джанко.

Он стоял, возвышаясь над царевичем и нихонским принцем, широко расставив ноги и слегка наклонив голову — в точности упрямый бык, собравшийся бодаться. Ромалы был старше их обоих на добрый десяток лет, и Пересвет ощутил себя глуповатым пацаном перед занятым своими делами взрослым. Он только что попытался растолковать Джанко, заради каких целей им понадобилось тело Айши-плясуньи, но ромалы, даже не дослушав, уронил свое твердое «Нет».

— Эмм… — царевич с робкой надеждой оглянулся на спутников. Втянувший их в это безобразие ромей очень убедительно делал вид, якобы случайно заглянул на огонек, пробегая мимо. — Выслушай же. Нам нужно понять, что случилось с этой женщиной. Мы видели ее несколько дней назад, она была весела и довольна жизнью. Если так, зачем ей топиться? Может, кто-то убил ее. Неужели тебе все едино, по какой причине оборвалась нить жизни твоей соплеменницы?

— Она не просто соплеменница. Айша — его единокровная сестра, — негромко пояснила Ясмин.

— Тем более! Если б кто поднял руку на Войславу, я бы… я бы его… — Пересвет задохнулся в попытках изобрести казнь надлежащей жестокости для злодея. — Не знаю, чтоб я с ним сотворил! Вздернул бы своеручно на гнилой осине!

— Нет, — Джанко перевел полный безнадежной тоски взгляд на встревоженную Ясмин, — я не могу. Непозволительно тревожить покой мертвых. Айша была со мной, а теперь ее больше нет. Мы сожжем ее тело и развеем прах над рекой.

— Выходит, оставлять сестру неотомщённой — позволительно? — тоном, в котором тонко смешались сочувствие и презрение, вопросил Ёширо.

— Вам нет дела до таких, как мы. Ни до живых, ни до мертвых, — огрызнулся ромалы. — Отчего вам не дает покоя моя бедная Айша? Дайте ей спокойно уйти на рассветные тропы. Месть — дело родной крови, а не чужаков. Но Айша прыгнула в реку. Она так решила. Не знаю, почему. Может, возжелала того, чего не могла заполучить. Может, вечное небо позвало ее. Она никому не делала зла, и никто не желал ей смерти. Я не отдам ее вам.

Твою-то мать, уныло пробормотал Пересвет. Он оказался недостаточно красноречив и убедителен, а на столь решительный отлуп они вообще не рассчитывали. Ну не звать же сюда отряд стрельцов, чтобы насильно отобрать у горстки ромалы тело мертвой девушки? Это ж какие по городу слухи поползут, страшно вздумать. А что скажет отец? Зря они все это затеяли, ой, зря… Послушались ромея, и что вышло?

— Мне кажется, ты плохо нас понял, — размеренным, холодным голосом заговорил Кириамэ, — однако ж ты молвил совершенную правду — ты со своими людьми и впрямь ничто. Но здешние власти настолько великодушны, что дозволяют вам жить в городе и беспошлинно заниматься своим не слишком-то законным промыслом.

— Не надо так, — почти беззвучно шевеля губами, выдохнула Шеморханка. Принц оставил просьбу телохранительницы без внимания, безжалостно развивая мысль далее:

— Завтра вашему раю с лазоревыми облаками настанет конец. По твоей вине, ибо ты встаешь на дороге правосудия. Ваше сборище разгонят. Детей отправят по приютам, мужчин — за решетку или на рудники, женщин отдадут в служанки и работницы. Закон получит свое, желаешь ты того или нет. Однако царевич Пересвет первый и последний раз предлагает решить дело добром. Мы отнесемся к твоей сестре с должным уважением… и вернем ее тело после того, как завершим осмотр.

— Я не могу, — сипло повторил Джанко. Слова давались ему с трудом. — Понимаю, но не могу. Вы чужие. Ваши прикосновения осквернят ее. Ее душа станет беспокойной, будет приходить по ночам. Сперва ко мне, потом к другим. Станет целовать спящих в глаза, пить души, красть разум. Она не угомонится, пока не изведет всех. Лучше тюрьма, чем вечно ненасытная мара.

Ёширо выразительно закатил глаза — мол, я сделал все, что мог. Раз не вышло сговориться миром, придется идти войной.

— Салмонея, — отчетливо произнес державшийся особняком Гай. Краткое и непонятное словцо подействовало на ромалы, как красная тряпка на быка — он дернулся всем телом и шагнул в сторону ромея, угрожающе занося руку. Пересвет заметил, как нихонец бросил ладонь к оплетенной красно-черными шнурами рукояти вакидзаси — но ничего не случилось. Гардиано как стоял, так и остался стоять, не делая попытки уклониться или защититься — а Джанко шумно выдохнул, издав жутковатый звук, навроде как разъяренный вепрь в камышах всхрапнул.

— Мой народ проклянет меня, но — будь по-вашему, — с ненавистью процедил сквозь зубы Джанко. — У вас есть ночь до утра.

— Решение, достойное мудрого правителя, — почти искренне признал нихонец. — Идем.

— Да пошустрее, пока он не передумал, — пробормотал Гай. Ясмин потянулась к понурившемуся ромалы с утешением или словами успокоения, но тот, не глядя, отвел женские руки в сторону.

Племя вечных скитальцев устроилось под закатной крепостной стены Столь-града, там, где начинались заливные луга и где в начале лета стригли огромные стада овец. В остальное время длинные сараи для стригалей и хранения шерсти пустовали. Явившиеся невесть откуда с первыми листопадами ромалы затащили внутрь тюки и короба, сложили из плоских камней очаги, по углам накидали набитых сеном и старыми оческами мешков, на протянутых веревках растянули залатанные холстины, поделив сараи на множество клетушек-комнатушек — вот и обустроено нехитрое жилище на зиму. Сбоку не дует, сверху не сыплет, снизу не мокнет. Чего еще нужно бродягам для счастья?

Пересвет, пока Ясмин вела их через город, гадал, каким явится предводитель ромалы. Царевичу воображался некий старец-краснобай, умудренный годами и убеленный сединами. А оказалось, что в таборе верховодит Джанко, виденный ими на площади с хитаррой в руках — и что утопшая плясунья доводится ему младшей сестрицей по крови.

Завернутое в рогожу и холст тело Айши устроили в повозке. Вызвавшийся править Гардиано щелкнул языком, и пожилой мерин степенно потрусил в обратный путь, к царскому терему.