Нанесено 65 урона! Получено 150 урона.
Дракула стиснул зубы до скрипа эмали. Он не мог получить два удара подряд. Потеря всех очков здоровья равнялась смерти. Приходилось ждать полминуты чтобы снова пойти в суицидальную атаку — пойти, а не решиться это сделать. Стена боли стояла перед глазами Владислава. Настолько крепкая, что перед ней млели все инстинкты тела. Самосохранение — невозможно ринуться в бой, истекая кровью, когда каждая мышца рвется в попытках противоречить здравому смыслу. Нельзя вбить выращиваемому эволюцией мозгу, что гибель можно отсрочить, а сейчас нужно просто бороться. Или можно? Ведь так человек и вышел на первую позицию экосистемы? Перестал бояться?
Нанесено 65 урона! Получено 150 урона.
Пятое отверстие сверкнуло тьмой в теле Дракулы. По игровой механике — регенерация нивелировала каждую. По правилам реалистичной симуляции — они продолжали существовать и после восстановления здоровья. А потому Владислав буквально чувствовал, как разваливается на части, внутри ранений будто поселилась свора дровосеков, ржавые зубья пил которых выдирали волокна за волокнами, впивались челюстями, рвали ногтями. Неужели надежды нет?
Есть. У слизня пятнадцатый уровень. Наносит сто пятьдесят урона за атаку, значит, тридцать очков характеристик, что равно шести уровням, у моба лежит в силе. Остальные сорок пять наверняка находятся в выносливости, что равно двухсот двадцати пяти единицам здоровья. За двадцать семь секунд Дракула восстанавливает достаточно хп, чтобы получить и нанести ещё один удар, а слизняк же регенерирует только шестьдесят одно очко жизни. Вот оно! Если Владислав не будет медлить ни секунды, его атака будет наносить отходу четыре единицы урона. Всего пятьдесят семь итераций, пятьдесят семь дырок. — Ну что, отрыжка осьминога, тебе знакомо, что такое боль?
Шаг за шагом, удар за ударом, демиург приближался к цели. Он закрыл свой разум, не позволял гибнущей нервной системе пробить слабую дверь, единственное препятствие на пути к поражению. Борьба за один уровень, всего один — но именно столько может отделять Веру от смерти. Её смерть — его смерть. Он не мог позволить ей умереть.
Нанесено 65 урона! Получено 150 урона.
Нанесено 65 урона! Получено 150 урона.… Вы получили новый уровень! Распределите свободные очки характеристик.
Атлант тяжело дышал на останках проклятого слизняка. Теперь его раны взаправду зарастали, и верно — на дуршлаг тела мага нельзя было смотреть без отвращения. Но даже рваная одежда приходила в себя, и легкий поток живительной энергии смывал следы не только физической боли, но и моральной. Заслуженная награда за заслуженную победу. Владислав тихо ухмыльнулся и сжал пропитанный собственной кровью посох до белизны в костяшках. С отхода дропнулся с десяток цветов — как известно, красота внутри, ага.
Совсем без желания продолжать тяжкий труд травника Владислав сделал шаг вперёд и заметил, что где-то спереди, у насмерть загаженных колон, теплилось ещё три похожих на слизняка сгустка. — Я вас понял.
***
Подъем обратно оказался трудным, но не невозможным. Маг успешно сдал лавочнику лут, как выяснилось, тот был диковинкой в местном рационе. В результате, Владислав тащил благоухающую и пышную, как букет роз, охапку прекрасных булочек. Дракула ни на секунду не задумывался о том, чтобы сложить их в инвентарь, где ещё недавно лежал чёрствый хлеб новичка. Он съест всё разом, в одну глотку, не оставит ни шанса этому нежнейшему тесту в сахарной и липкой окантовке. Под пальцами, через сдобную прослойку, атлант чувствовал начинку, как залежи золота под слоем сочнейшего чернозёма. Дракула давился слюнями, но специально дразнил себя, ища наиболее подходящее место для ужина. Именно для ужина — народ уже стал потихоньку рассасываться по домам и улицы прибавили в своей ширине. Таким образом, открывался больший простор для поисков. — Они такие горячие, а-а-а…
Приятная теплота, как от долгожданного душа, грела и руки, и сердце. Лелея момент, в котором он вцепится в идеальные пышки, Владислав свернул с торговой площади, прошел через бульвар и сел на первой попавшейся скамейке. Рядом играла ребятня — оборванцы и вполне обеспеченные мальчишки. Тем не менее, без каких либо разногласий они гоняли футбольный мяч между двумя воротами и с переменным успехом забивали друг другу. То и дело звучали пинки и возбуждённые возгласы. По краям улицы, у одноэтажных домиков, сидели родители. Жилища, находящиеся за спинами предков так же хорошо говорили о достатке отдельных семей. У кого-то разваливающаяся лачуга, у кого-то крепкое кирпичное жилье с красивой багряной черепицей. Но в этот вечер ни перед кем не существовало различий. Приятная прохлада давала возможность развеяться каждому, и лучи заходящего солнца светили одинаково и бедным, и богатым.
В такой умиротворенной обстановке сам Бог велел приступить к яствам. Владислав аккуратно положил булочки на колени и в вожделении вцепился в одну зубами. Ярчайший всплеск вкуса разошелся по рту мага, казалось, каждый рецептор работал на пределе только чтобы полностью охватить несравнимую сенсацию. И тут на язык Дракулы полился джем. Такова на вкус амброзия — нет, даже ангелы никогда не ели чего то столь прекрасного. Если сложить всё чудо райских блюд, этого будет недостаточно, чтобы описать упоение, испытываемого Владиславом."Это вкуснее, чем у Веры…"
Шальная мысль пулей влетела в мозг. Атлант замер, не донеся остатки булочки до лица."Во много, много раз…"
На шее будто стянулась петля. Странные, противоречивые чувства постепенно наполняли тело. Они шли от груди и заканчивались на кончиках дрожащих пальцев."Я бы не взял ее булочки, будь у меня выбор."
Перед глазами начали проявляться сцены из жизни. Когда он возвращался после изнурительной работы на стройке, и пока Вера ещё могла ходить, она старалась хотя бы раз в неделю устраивать для него персональный праздник. Где-то доставала муку, наверное, выменивала на собственную пряжу в прилегающих трущобах. Ей было тяжело — она совершенно не умела общаться с людьми, но готова была пойти на всё ради брата. Когда Владислав приходил уже ночью домой, он видел Веру у плиты. Девочка работала так поздно, потому что хотела, чтобы брат обязательно ел булочки теплыми. И тогда они ему действительно нравились. Её искренняя улыбка была лучшей приправой, заменяющей и начинку, и, возможно, недостаток в мастерстве готовки. Она просто радовалась, что могла хоть как-то облегчить бесконечные будни брата. И этого Владиславу хватало, чтобы понять: ему нужно продолжать бороться. Приложить ещё чуть-чуть усилий, и мир не потеряет одного из последних хороших и добрых людей.
И на что он это променял? Её улыбку, старания, любовь? Без зазрения совести он поглощает эти булки, сделанные ради выгоды, причмокивает и чавкает, и не может остановиться, будто ИМЕННО В НИХ кто-то вкладывал заботу, будто кто-то ценой своей жизни выменивал ингредиенты и почти до утра не спал, подгадывая его возвращение. Разве это не предательство? Что бы она чувствовала, если бы услышала: "Это вкуснее, чем у Веры, во много, много раз."?Владислав отбросил остаток булки на траву и скрыл лицо в ладонях. Он совсем не чувствовал себя сентиментальным человеком, но почему тогда по лицу стекали слезы? Как давно он в последний раз плакал? Даже когда его уносили прочь от неба, в тюрьму, он не был к этому близок. Может, это последствия всего морального потрясения, испытанного за день? Дракула задрал голову вверх в попытках впитать глазами жидкость, но та лишь наоборот растеклась по смуглым щекам и скатилась под подбородком. — Дядя, почему вы плачете?
Какой-то светлый и тощий пацан стоял прямо перед ним. Одет мальчик был неважно, в совсем износившиеся лохмотья, что оголяли его ноги по худые икры. Ступни неуверенно переминались на зелёной траве и мяли ее грязными пальцами. — Тебе-то какое дело, мальчик? — атлант шмыгнул носом и протер лицо рукавом. Ещё не хватало, чтобы дети его в таком состоянии увидели. — Я не знаю, но вы так одиноко сидите тут, совсем одни. Разве вам не плохо?
