— Твоя мама очень расстроена из-за сложившейся ситуации. — Очень тактично отвечает Ник, и это наводит меня на мысль, что все действительно ужасно выглядело.

— Я знаю, что нам нужно поговорить. Но я и не уверенна, что слышать хочу ее оправдания. Если они будут недостаточно убедительны, я всю жизнь буду жить, думая, что моя мать решила выбросить меня из своей жизни без веских на то причин. Понимаешь?

— Ты говоришь это парню, который ни один год не может поговорить со своим отцом ровно по той же причине. Конечно же, я понимаю тебя, малышка. Но, как человек, так и не нашедший в себе силы выслушать все, я не могу допустить, чтобы ты совершила эту ошибку. Правду нужно говорить и слушать так же резко, как отрывать пластырь. Не решишься сразу — так и останешься жить с этим пластырем, который будет каждый день доставлять тебе боль и неприятные ощущения. Каждую минуту ты будешь видеть его и ни на секунду не сможешь забыть об этом чертовом пластыре. Однажды ты захочешь оторвать его, но если сразу не хватило смелости, потом не хватит и подавно. Не поступай так с собой, Аня. Возможно, слова твоей матери будут настолько убедительными, что у тебя сомнений не останется вовсе. В любом случае, ты не узнаешь, пока не выслушаешь ее.

— Как часто ты жалел о том, что не поверил своему отцу и не смог его выслушать тогда, в шестнадцать лет?

— Всякий раз, когда видел его и не мог сказать о том, как люблю его и что давно простил.

— Он заслуживает этих слов. А ты заслуживаешь вновь обрести отца.

— Вполне вероятно, если сейчас ты наберешься смелости и поговоришь с Женей, то это вдохновит меня настолько, что я сейчас же позвоню отцу и скажу, что хочу поговорить с ним. — Ник лукаво улыбается, прямо как хитрый лис.

— Это шантаж. Шантаж — грязный метод. Хорошие мальчики не используют грязные методы. — Я прищурила глаза и покачала головой.

— Что ж, пришло время узнать тебе, что я не такой уж хороший, как ты думала. — Ник быстро целует меня в макушку и поднимается. — Пойду и позову Женю. Но если ты струсишь, просто спрячься за тем кустом, — кивает в сторону, — я заберу тебя оттуда, когда все уснут.

— Я явно погорячилась, назвав тебя хорошим мальчиком. Использование за полчаса два грязных метода — прерогатива плохишей. — Кричу ему в след, ощущая себя абсолютно умиротворенной и готовой к разговору. Мое успокоительное подействовало ровно так, как я и ожидала.

Со спокойным сердцем и холодным разумом, я остаюсь ждать маму.

Она не заставляет себя долго ждет. Идет в миллион раз не увереннее, чем Ник и потирает раскрасневшийся нос. Моя мама бессовестно красивая женщина. В свои годы она может дать фору многим моим ровесницам. Любой другой женщине, чтобы встать хотя бы рядом с ней, нужна куча уколов, визажисты, массажисты, обертывания дерьмом и грязью. А она прекрасна от природы. Честно обещает, что передала мне это по наследству. Увидим, когда придет время.

Подходит. Смотрит на меня глазами полными слез. Я тоже едва сдерживаюсь, чтобы не зарыдать во весь голос. Глотаю идиотский ком, а он все никак не проваливается. Так и мешается в горле.

— Я рада, что ты согласилась поговорить со мной. — Начинает мама. — Можно присяду?

Двигаюсь, чтобы дать понять, что разрешаю. Места было итак достаточно, но чтобы дать согласие, стоило произнести хоть слово, а это слишком опасно сейчас. Любое сказанное слово может уничтожить ту нить, которая сдерживает слезы.

Мама присаживается и разглаживает складки на юбке ее платья.

Ты итак шикарна, мама. Даже в помятом платье ты великолепна.

— Я… Мне действительно стыдно, что так получилось. Твои слова про мою новую жизнь и тебя — все не так. Ты — моя дочь. Ты и есть моя жизнь, милая. Мне больно думать, будто ты считаешь, что я не хочу или не хотела тебя видеть здесь. Может мы в последнее время не так близки с тобой были: реже созванивались, меньше разговаривали, но, дорогая, я не стала любить тебя меньше. Ты — моя малышка. Ты всегда ею была, ею и останешься. Мое сердце ради тебя готово перестать биться.

— Тогда почему, мама? — Я всхлипываю. — Почему?

— И это моя вина. Я упоминала, что за мной ухаживает мужчина, помнишь? — Я поднапрягла мозг, поднимая информацию со дна. Да, что-то припоминаю. Я не придала этому значения, потому что моей маме часто оказывали знаки внимания. Она шикарная, вы же помните? Но я и подумать не могла, что она ответит кому-то взаимностью. — Я звала тебя в гости на все праздники, на выходные, но ты отказывалась каждый раз. Сначала я действительно думала, что ты занята, потом поняла, что это просто выдуманные причины. Я хотела, чтобы ты приехала, познакомилась с Аркадием и мальчишками. У меня был страх, что если я скажу тебе об этом по телефону, то ты разозлишься, перестанешь брать от меня трубку и пропадешь. А у меня работа, я бы не смогла сорваться.

— А если бы приехала, у меня не было бы возможности куда-то деться? — Фыркнула я.

— Я была уверенна, что они понравятся тебе. Вот только ты не ехала. И в один момент я решила, что ты все поняла и намеренно не хочешь принимать этот факт. Я решила дать тебе время обдумать все, перестала давить на тебя. Я действительно боялась потерять тебя, милая. Я не хотела, чтобы наши отношения испортились. Не хотела, чтоб я это неблагоприятно сказалось на твоей учебе. Первый год — самый сложный ведь. И я боялась, что ты не поймешь меня. Обвинишь. Ты ведь так любила своего папу, и для тебя это было бы не просто — принять моего нового мужчину.

— Ты тоже его любила. — Отчаянно вскрикиваю.

— И сейчас люблю, милая. — Мама берёт меня за руку, второй стирает слезы с моих щек. — И буду любить дальше. Но жизнь идет вперед, она не стоит. Нам не повернуть время вспять, нам не вернуть его. Но мы всегда будем его помнить и не перестанем любить.

— И ты вышла замуж. — Иронично добавляю я.

— О, милая. Я и сама была в шоке. Я не ожидала этого предложения. Но я не смогла сказать «Нет». Понимаешь, Аркадий….Он…

— Ты любишь его. — Спокойно отмечаю я. — И он тебя. Это видно.

— Из-за того, что в моей жизни появился мужчина, я не перестала любить тебя. Ты — моя единственная дочь. Мне нужно было быть смелее, рассказать тебе все по телефону или же приехать вместе с Аркадием. Я довела ситуацию до этой точки. Это моя вина. Потом еще это путешествие. Я отказалась, когда мне Аркадий предложил его. Надеялась, что это лето мы провеем вместе. А после твоего отказа — согласилась. Не нужно было этого делать.

— Ну, я хотя бы теперь знаю, в кого у меня дефицит смелости. — Я шумно выдыхаю. — Но я бы предпочла услышать это по телефону, чем не слышать вовсе.

— Прошу прощения, доченька. Я так виновата. Прости за то, что ты чувствовала себя лишней и ненужной. Это не так. Мальчишки, Аркадий — все они с нетерпением ждали тот день, когда смогут познакомиться с тобой. Ты — часть этой семьи. Ты стала ей в тот момент, когда они посчитали меня свои членом семьи. Мы ведь мать и дочь, и идем в комплекте, не забыла? — Мама весело подмигнула. Это была наша шутка. Та, которой мы перекидывались очень часто. — Я люблю тебя, милая. Тебе всегда есть место там, где есть место мне.

— Прости меня за то, что я так разговаривала с тобой. Я жутко злилась на тебя… — Мой голос дрожит. — Мысли о том, что мы перестанем быть близки — убивает меня. Я люблю тебя, мам. И прости, что не сказала об отчислении.

И я не понимаю, кто кого первый обнимает. Вроде мама, но руки протянула первая я. Наши рыдания и всхлипы смешиваются в один белый шум. Мы сквозь слезы шепчем друг другу только одно слово «прости». Мама гладит меня по спине, вытирает влажные щеки, хотя у самой из глаз водопады. Качает меня, как в детстве.

А когда я открываю глаза, вижу на пороге дома Ника. Он стоит и улыбается. Его мобильный прижат к уху, а губы шевелятся — разговаривает. Надеюсь, он сдержал свое слово.

Два года спустя…

Выхожу из аудитории, в одной руке куча лекций, которые мне нужно переписать, в другой сумка с вибрирующим мобильным. Прижимаю коленку к стене, ставлю на нее сумку и одной рукой пытаюсь отрыть телефон. Как раненная гусыня стою минут пять, прежде чем пальцы нащупывают то, что мне нужно.