Кулаки зачесались стереть ее, но я стерпела.
Телефон включается быстро. Я набираюа номер, а в ответ слышу лишь голос автоответчика, и он вторит мне, что телефон выключен или находится вне зоны доступа. Как же не вовремя! Я набираю еще раз и еще раз! Отчаявшись дозвониться, захожу в «контакт» и смотрю, когда она была там последний раз. Два дня назад… Не обнадеживает. Не то, чтоб моя мама постоянно зависала в социальных сетях, но хотя бы раз в день заходила точно, чтоб скинуть мне смешную картинку. Последние два дня я была так убита горем, что желания заходить во «вконтакте» совсем не было. К тому же, я соврала маме, что поеду к подруге на дачу в честь окончания учебы. Ох, сама себя закопала.
— Как успехи? — кричит явно повеселевший парень.
— Да-да, скоро уйду. — Вежливо отвечаю, а сама продолжаю буравить взглядом дисплей. «Позвони мне, позвони мне, позвони мне» — гипнотизирую телефон. Но, похоже, смартфоны не особо подвержены гипнозу. Во всяком случае, мой. — Ох, Маляр, только попадись мне!
— Женя твоя мама? — Парень вскакивает с дивана, задев одно из спящих тел. Кажется, ему стало гораздо лучше.
Дама недовольно фыркает, перекатывается на бок и продолжает мирно сопеть.
— Откуда ты ее знаешь? — Я чувствую, как мои брови начинают ползти вверх.
— У Жени есть дочь? — он делает шаг ко мне.
— Почему ты зовешь мою маму Женей? — Я тоже делаю шаг. Напряжение между нами начинает расти в геометрической прогрессии.
— Думаю, восемь месяцев совместного проживания позволяют мне. — Парень подходит ко мне уже вплотную.
— Совместного проживания?! — Вопрос получается слишком громким, и я невольно кошусь на диван — не потревожила ли я достопочтенных гостей этого странного молодого человека.
Нет, спят, как младенцы. Это же сколько капель никотина потребовалось, чтоб убить этих лошадей?
— Ну, не со мной, с моим отцом. Но под одной крышей. Понимаешь о чем я?
Я понимаю, но верить отказываюсь. Услышанной слишком кажется бредом, выдумкой или шуткой. Как такое могло произойти? Никак, конечно… Или…
— Восемь месяцев? — Переспрашиваю шокировано.
— Я не знал, что у Жени есть дочь… Вернее, знал, но я думал, она… — Он сравнивает свою руку с талией, — маленькая. Сколько тебе лет?
— Девятнадцать.
— Хм…
— Да, она родила меня в пятнадцать. Это тебе что-то объясняет?
Не знаю почему, но во мне начинает закипать злость. Как этот наглец смеет называть мою маму «Женей»? Почему я не знала ничего о существовании его и его папаши? Восемь месяцев…Почему она ничего не рассказала?
Вообще-то, мы с мамой всегда были близки. Я ни разу ничего не утаила от нее (до некоторого времени), ведь знала, что она поймет меня, даст верный совет, поддержит. И мне казалось, что она платит мне тем же. После смерти папы и ее переезда наши отношения чуть ухудшились, но это лишь от того, что мы теперь не могли болтать весь вечер, смотреть вместе глупые комедии и плакать над мелодрамами. В остальном же — мы созванивались и переписывались почти каждый день! И неужели за восемь месяцев она не нашла ни единого удобного момента, чтоб рассказать мне? Почему? Может, она просто не хотела видеть меня в своей новой жизни? Я гоню прочь эту мысль, так как от нее мне становится нестерпимо грустно.
— Это мне все объясняет, но Жени тут нет. — Парень поправляет свои волосы, упавшие на лоб, и припадает плечом к стенке, примерно в сантиметрах десяти от меня.
— И где же она? Погоди… — я закрываю глаза, пытаясь обмозговать все, что услышала, но мои механизмы напрочь отказываются заводиться. В голове только гул, как будто там пролетают тысячи самолетов. — Давай сначала уточним, мы точно говорим про одного и того же человека?
— Маляр Евгения Александровна? Ты Аня?
— Верно. — Обреченно выдыхаю я. Надежда на чудовищную ошибку рухнула, я едва спаслась, от завала обломками. — Если ее нет, то где она?
— Вообще-то, я не знаю. Но я не видел ее и отца уже несколько дней.
— И тебе не показалось это странным?
— Нет. Это им должно было показаться это странным, ведь это меня не было дома. Я приехал только вчера, но их не оказалось. — Он разводит руки, пожимает плечами и улыбается. Во весь белоснежный зубной состав. Улыбочка голливудская. Значительная разница с улыбкой таксиста.
— Ладно, куда они могли поехать?
— Куда угодно.
Парень разворачивается и уходит обратно к дивану. Плюхается, совершенно не беспокоясь о том, что мог потревожить спящих. Надеюсь, они спящие, а не мертвые. Не хватало еще пойти в тюрьму, как соучастница.
А, точно живые, одна из них настолько живая, что даже пошевелилась раз за полчаса.
— Америка, Париж, Карибские острова, Монте-Карло, Вьетнам… — он зажимает пальцы один за другим, а потом пожимает плечами.
— У мамы нет загранпаспорта и визы.
— Есть. — Возражает он.
— Нет. Я же, наверно, лучше знаю… — Максим, или как там его, поднимает брови. Издевается. — Ладно, а ты можешь позвонить папе? — Я делаю шаг к нему навстречу.
— О нет, он же убьет меня. Он сразу поймет, что я с похмелья.
— Позвони, или убью тебя я! Я хочу поговорить с мамой! — Ну вот, злость нашла выход, и я вспыхнула, как спичка, обмоченная в бензин. Но это все усталось, плюс голод и жажда. Плюс непонимание и обида. Я ведь совсем не такая. Я очень добрая, чуткая и отзывчивая девочка. Это все обстоятельства. И еще, я очень хочу посмотреть маме в глаза и спросить «Почему, мам?».
— Воу, дорогая, спокойнее. Пойдем, позвоним. Что-то подсказывает мне, что от тебя все равно не найти спасения. — Он со вздохом поднимается. — Только пойдем в место почище, позвоним по видео-связи, чтоб ты смогла не только услышать, но и увидеть Женю. Маму, вернее. Отвык от этого слова.
Он ведет меня на кухню, где не сказать, что прям чище, чем во всем доме. Я бы сказала, что вообще не чище. Но после того, как парень одним махом скинул все со стола на пол, одна чистая площадка у нас все же появляется.
— Я Макс, кстати. — Парень усаживается на стул и что-то щелкает на экране.
— Аня. — Устало выдыхаю я.
— Ну, что ж, добро пожаловать домой, сестренка. — Он радостно улыбается, а я просто шокировано смотрю на него. Это похоже все на очень злую шутку. Похоже ведь? Только я собираюсь ему ответить, что никакая я не сестренка, парень уже орет в трубку: — Привет, пап!
Я села по другую сторону стола, поэтому пока меня не видно в камере — это плюс. И не видно ничего мне — это минус. Но я еще не готова взглянуть на мужчину, с которым уже вот восемь месяцев живет моя мама. Которого она утаила от меня. Вот сначала я услышу ее, а потом уже покажусь. Только вот, что я скажу? Зачем приехала? Нет, сообщить все, ради чего я тут, я должна только в глаза. А по телефону только скажу, что очень соскучилась по ней и жду. Она приедет, а потом все станет проще. Все станет яснее. Мы поговорим, она расскажет мне все, я расскажу ей, мы обнимемся, и все будет как прежде.
— Максим! — от грозного рыка из трубки я вздрогнула. А сын обладателя столь внушительного крика даже кровью не повел. — ТЫ СНОВА ЗА СВОЕ? ДА? СКОЛЬКО УЖЕ МОЖНО? КОГДА ТЫ НАЧНЁШЬ ВЗРОСЛЕТЬ, ГАДЕНЫШ?
— Что? Пап! С чего ты взял, что я…
— Да ты видел себя в зеркале?!
Так значит перебивать людей — у них семейное. О, прекрасный город. Замечательная встреча. Просто изумительная семейка. Мам, это шутка? Розыгрыш? Где камеры? Куда смеяться?
Мой новый знакомый вовсю распинается перед телефоном, что он ничего не снова и совсем не такой, пай — мальчик — его второе имя, и вообще, он по вечерам носочки вяжет крючком и крепче ромашки ничего не пьет. Естественно, отец ему не верит и ревет, как раненный зверь. А потом, как музыка ангелов среди грозы … Я слышу ее голос…Мама. Сердце бешено заколотилось, ладони мигом вспотели.
— Мальчики, вы снова ругаетесь? — какой-то шорох, скрип. — Аркаш, ты так кричал, что соседи ненароком решили, будто у нас тут третья мировая развязывается.
— Вот-вот, Жень! Да я чуть не оглох. А ведь всего-то, устроил маленькую вечеринку человек на десять. Может, пятнадцать. — Максим посмотрел в камеру немного иным взглядом, нежели минутной раньше и я почувствовала упор ревности. Почему он смотрит на нее с восхищение? Почти, с любовью. Какие отношения у них? Они близки? Считает ли она его своим ребенком тоже?
