— Что за… — Качаю головой. — Я хочу с ним поговорить! — Решительно соскакиваю с кровати.
— Стой-стой-стой! — Ник вырастает на моем пути, преграждая путь. — Скорая помощь могла еще не успеть обработать раны.
— Ничего страшного. Пойдем со мной, словишь мою тушу, если я вдруг решу отключиться.
Я огибаю Ника и направляюсь к выходу из комнаты. Быстро прохожу коридор и преодолеваю лестницу, хотя ноги еще немного слабые. Нахожу Макса в гостиной, в окружении медсестер накладывающих ему пластыри на раны, которые без крови выглядят менее устрашающе.
— Какого хрена? — Возмущаюсь я, забыв о присутствии посторонних людей. — Сначала споришь на меня со своим дружком, а потом идешь бить ему морду? В чем прикол? Это ты так свою совесть решил успокоить? Или меня задобрить? — Макс смотрит на меня безучастно. — Не вышло! — Я чувствую, как по щеке катится слеза. — Ничерта не вышло, понял? То, что тебе теперь тоже больно, не значит, что у меня перестал болеть, ясно? И это ничего не меняет!
— Я дальше сам, свободны. — Макс вырывает пластыри из рук женщины в форме и указывает на дверь. Та, явно недовольная тем, что ей не удастся досмотреть нашу драматическую сценку, медленно пятится к выходу. Как только она в сопровождении Ника покидает гостиную, Макс встает и подходит ко мне. — Думаешь, я сделал это только ради тебя? Мне хотелось убить его, Аня! И я почти сделал это. Я был так зол на себя, на него, что эта злость просто сорвала мне башню. Я не мог избить сам себя, и вот решил убить двух зайцев одним выстрелом. Стало ли мне легче? Нет, черт возьми! Думаю, стоит попробовать еще раз, только в роли моего карателя теперь должна быть ты. Ведь это из-за вины перед тобой моя совесть душит меня. Я впервые в жизни нахожусь в таком безвыходном положении. Не могу извиниться, потому что этого мало, но и сделать не могу ничего, поэтому это не исправит моего положения. — Я громко фыркаю, закатив глаза. Вся речь его крутится только вокруг него. — Этот спор случился наряду с тем, первым. Мы были пьяные в дерьмо просто. Я не понимал, что творю. А когда понял, на следующий день, решил отменить этот спор, но Дима уперся. Я предложил ему просто так отдать деньги, но этому ублюдку, видите ли, это было скучно. Даже рассказать тебе я не мог! У него было одно видео, компрометирующее меня. Аня, он крепко держал меня за яйца. Я, черт возьми, пытался оградить тебя от него. Но не получилось. Не получилось, потому что я осел. Потому что я могу только все портить, а исправлять — нет.
— Зачем ты избил его? Неужели ты думал, что после этого я прощу тебя? Или ждал, что моя жалость сильнее, чем мозг?
— Нет, не ждал. Но тайно надеялся, признаюсь. Я искренне говорю, что мне жаль. Я искренне прошу у тебя прощения, хоть и понимаю всю абсурдность этого. Я даже подумать не мог, что настолько сблизимся мы с тобой, что я стану всерьез считать тебя своей сестрой. Аня, я каждый день готов наваливать этому придурку….любому придурку, лишь бы ты меня простила.
— Я не знаю… — тихо на выдохе произношу я. Конечно, я готова простить его душой и сердцем. Но мозгом…
— Что за видео? — Подает голос Ник за моей спиной.
— Это связано с Нинель.
— Черт бы тебя побрал! Скажи, что это не то, что я думаю! — Ник злобно рычит, я даже съёживаюсь от холодного тона.
— Думаю, это именно то… — Макс виновато глядит на Ника, потом переводит взгляд на меня.
— О чем вы? — Вмешиваюсь в разговор.
— Расскажи ей. А я пока сгоняю в магазин. Дома нет ни пожрать, ни попить.
Макс уходит. Остаемся мы с Ником наедине. И еще мое безграничное любопытство.
— Присядем? — Спрашивает он, кивая на диван.
Мы устраиваемся рядом, после чего Ник начинает рассказ:
— До Жени, пару лет назад, у дяди Аркадия была еще одна женщина — Нинель. Они собирались пожениться, даже назначили дату свадьбы. Но накануне кто-то подкинул в почтовый ящик фото, где та самая Нинель кувыркается в постели с незнакомцем.
— И этим незнакомцем был Макс? — Ник кивает. — Офигеть.
— Дядя Аркадий любил эту даму, несмотря на то, что была она типичной охотницей за деньгами. Они расстались, он тяжело переживал это. И если бы дядя узнал, что незнакомцем, затащившим его любимую в постель, оказался его сын — он бы словил пару инфарктов. Сердце у него слабое, я знаю, что говорю. И, кажется, у Димы имеется видео, где Макс развлекается с Нинель.
— И это все?
— Почти. На самом деле, тот конверт нашел первый я. И первый посмотрел те фото. Там были фотографии с лицом, но я забрал их. Оставил лишь те, по которым его было не узнать. Я сжег те фото, чтобы их никто не увидел больше. Даже Максу не сказал. Надеялся, что никто не узнает. Никто бы и не узнал, если бы Макс вел себя чуточку умнее и осмотрительнее.
— Как думаешь, мне стоит его простить?
— Это тебе решать. Но справедливо замечу, что такого чувства вины он не испытывал еще ни разу за все то время, что я его знаю. А это с самых пеленок.
Голова разваливается на две части. Все органы слово разделились, и работа их разладилась. Моя душа рвется напополам. Одна кричит о прощении, вторая придерживается стороны гордости. И как быть? Как принять вернее решение, которое принесет облегчение нам обоим? Есть ли в этой ситуации верное решение? Или мне придется принять одно из, а потом мучиться, пытаясь примириться с ним?
Я обхватываю голову руками и глубоко вздыхаю.
— Ты все сделаешь правильно. — Ник кладет руку мне на коленку и сжимает ее.
— Думаешь? — Я с надеждой смотрю на него.
— Уверен.
Наш диалог прерывает дверной звонок.
— Наверно, Макс забыл ключи. Хочешь открыть? — Ник нежно поглаживает мою кожу. Сердце оттаивает, мозг прекращает обиженно вопить и душа вдруг срастается, приняв за меня то самое решение.
— Хочу. — Киваю.
Я иду к двери, мысленно готовясь к тому, что сейчас кажу Максу, что прощаю его. Что готова попытаться простить его. Что хоть я все же и чувствую его косвенно виноватым, но все же хочу продолжить наше общение и… что я тоже считаю его своим братом.
Распахнув дверь, все мысли разлетаются, голова пустеет, а язык тяжелеет. Передо мной стоит совсем не Макс…Совершенно не Макс. Я уже готова, падать в обморок, как припозднившийся гость произносит:
— Аня?! — Это мама.
Она кидается ко мне и крепко сжимает меня в объятиях. Ее хватка не дает мне упасть. Только она удерживает меня
— Боже мой, девочка моя! — Отстраняется и смотрит глазами полными слез. — Это действительно ты! Живая!
— Мама? — Удивленно спрашиваю я, не в силах поверить в происходящее. Словно это приведение, но никак не моя мама во плоти.
— Женя? — Это Ник. Он пришел.
— Ник? — А это незнакомый мужской голос позади матери.
— Дадя Аркадий? — Так же удивленно охает Ник, слово мама и он были не вместе.
— Аня? — Мужчина любезно улыбается.
— Отец Макса? — выпаливаю первое, что приходит на ум.
— Осел, я так понимаю? — Усмехается Макс. Он только подошел, в руках у него пакеты, а лицо его все в пластырях.
— Сын! С тобой — то что? — Мужчина делает шаг к Максу, хватает его за предплечья и внимательно осматривает.
Мама отпускает меня и переключает внимание на Максима тоже:
— Боже мой! Максим! Кто это сделал? — Она подлетает к нему и, оттолкнув дядю Аркадия, еще внимательнее принимается осматривать Макса, прощупывая его. Во мне, где-то глубоко внутри, затлела ревность. И паника. Кажется, грядет Армагеддон.
— Раз уж перекличка окончена, предлагаю зайти в дом. Я тут еды очень вкусной и очень вредной купил. — Макс поднимает пакеты и покачивает ими. — Надеюсь, вы привезли мне магнитик из Кудабывытамниездиляндии.
И мы все дружно закатываем глаза и выдыхаем. Напряженность ситуации на пару минут убрана. Но все еще впереди. Мы все это понимаем, когда заходим в дом и идем в столовую, рассаживаясь за круглый стол и осторожно пересматриваясь между собой.
Гнетущая тишина ощущалась физически. Часы на стене мерно тикали, отмеряя каждую секунду. Четыреста восемьдесять пять раз щелкнула стрелка. Пятнадцать раз мама бросила на меня многообещающий взгляд. Три раза хмуро, с каплей сочувствия, посмотрела на Макса. Три раза на Никиту, мысленно спрашивая, что здесь происходило пока их не было. Пять раз отец Макса — дядя Аркадий-поправил свои ролексы на руке, аж десять раз скосил прищуренные глаза в сторону моей мамы. И в каждый из десяти раз его взгляд становились мягче и добрее. Мысленно я даже умилилась с той нежности, сквозящей в его глазах и каждом жесте. Но на яву же просто нервно ерзала на стуле.