Что происходит со мной? Я практически с мольбой смотрю на Диму, но он стоит, не шелохнувшись.

«Скажи ему, скажи, чтобы вызвал скорую!» — говорю сама себе, но не могу произнести ни звука. Открываю рот, но не могу собрать буквы в слова, слова в предложения. Я чувствую себя русалочкой, у которой отобрали голос. Где он?

У меня подкашиваются ноги, но я успеваю схватиться за стол и не упасть. Темнота в голове начинает стремительно расти. Я близка к обмороку, но всеми силами карабкаюсь за сознание.

Долька лимона на столе. Три дольки.

Ухмылка Димы. Трех Дим сразу.

Жар. Жар во всем теле.

Не закрывай глаза, смотри.

Перечисляю вещи, которые вижу, чтобы не отключиться. И хоть в обморок я пока не упала, тело свое уже не чувствую. Все оно ощущается мне ватным, аморфным, не моим. Я не могу поднять вторую руку, точно кто-то нажал кнопку блокировки моих движений. Пытаюсь пошевелить пальцами — не чувствую! Я не чувствую ничего! Комната начинает вращаться, зажмуриваю глаза.

— Мне кажется, тебе надо прилечь. — Последнее, что я слышу перед тем, как отключиться.

А последняя мысль: это сделал он. Он что-то подсыпал мне в колу!

9.1

Я заставляю себя открыть глаза. Не получается. Мое тело вне моего контроля, пока разум отчаянно пытается сопротивляться дурманящей слабости. Мысль «нужно прийти в себя» пробирается сквозь плотный туман в голове и бьет в висок. После еще одной попытки глаза все-таки открываются.

Только вот толку маловато от того, что они открылись. Вся комната закружилась так быстро, что мне снова приходится зажмуриться, проглотив подкатившую к горлу тошноту. Я пытаюсь пошевелить рукой или ногой, но не понимаю — получается ли. Где-то далеко в сознании вспыхивает, точно спичка в темноте, страх.

А что если после этой гадости я останусь инвалидом? Что если это побочный эффект? Может, мне срочно нужно в больницу?

Я очень хочу приподняться и оглядеться, но тело, точно ватой набили. Я почему-то вспоминаю о переспелой хурме, которую так ненавижу. Наверное, я сейчас, как и она, находимся вне той формы, в которой находились изначально. Интересно, если я еще раз открою глаза и попытаюсь разглядеть свои ноги, я увижу, что они растеклись лужицей по… Где я лежу, кстати? Я вообще лежу?

Отбрасываю мысли о хурме и пытаюсь сосредоточиться на своих ощущениях.

Да, я определенно лежу. И, кажется, я делаю это на кровати, потому что я чувствую мягкость. Или же это мое тело.

Мысль о том, что я лежу на чьей-то кровати в подобном состоянии, пугает меня. Спичка разгорается еще сильнее.

Теперь уже мысль «бежать» мигает тревожной красной лампой перед глазами. Но постель кажется такой уютной, что я бы с радостью полежала тут еще часок другой.

Не знаю каким чудом мне удается услышать голос Димы, ведь я почти не слышу своих мыслей. Я пытаюсь разобрать слова, но их смысл ускользает от меня. Голова не просто не соображает, она сопротивляется тому, я заставляю ее заработать снова.

Я снова думаю о хурме. Мне становится ее даже жаль.

Остатки разума улавливают Димину речь:

— Все с ней будет хорошо, я рассчитал дозу. Просто повеселимся, ей даже понравится.

Да, повеселиться я не «против». Не хочу грустить о хурме, хочу веселиться. Жаль, я не могу подняться с постели и потанцевать. В детстве я очень любила танцевать. Я не прочь повторить те дикие танцы, которые я называла искусством. Где же мои силы?

Речь Димы сменилась журчанием воды. Значит, он в душе. Или в туалете.

Я еще раз открываю глаза, и в этот раз комната вращается медленнее. Цепляюсь взглядом за люстру, приказываю ей замереть на месте и перестать убегать от меня по потолку. Приподнимаюсь на локтях, все еще чувствую чудовищную слабость.

Я в чьей-то спальне. Я в спальне Димы, вероятнее всего. Ведь это он принес меня сюда. Ведь это он подсыпал мне что-то в колу.

Страх полыхает в голове уже ярким факелом.

Мне нужно вбираться отсюда, пока он не вышел.

Я буквально скидываю ноги с кровати на пол. Опираясь на тумбовый стол, встаю. Стены начинают бег по кругу, хватаюсь за голову. Рукой задеваю что-то на тумбе, и оно с грохотом падает на пол. Звук льющейся воды резко прекращается. Мне плевать, я просто хочу, чтобы все перестало вертеться, летать и кружиться. Остановите, черт возьми, это!

Тонкая полоска света пробегает по полу и расширяется, пока не заполняет собой всю комнату. Я поднимаю взгляд и вижу Диму. Я не могу различить эмоции на его лице, так как перед глазами плотная пелена. Воображение рисует на его лице его фирменную ухмылку и к горлу вновь подкатывает тошнота.

— Я хочу домой, — хриплю я. Сама удивляюсь, до чего слабо и безжизненно звучит мой голос.

— Думаю, тебе лучше полежать. Мне кажется, ты слаба.

— Это сделал ты? — пытаюсь сосредоточить взгляд на нем. Замечаю, что он стоит лишь в полотенце, повязанном на бедрах.

— Что именно? Помог тебе расслабиться? Да, это сделал я. Не драматизируй, все не может быть так плохо. — Он фыркает. Впервые за время моего бодрствования я ощущаю острое желание. Острое желание ударить его.

— В каком стакане это было?

— В обоих. — Равнодушно усмехается он, пожав плечами.

— Макс тоже не приедет, да? — Слабость в ногах нереальная, но я опираюсь н стену, лишь бы не свалиться в кровать снова.

— Вот видишь, раз у тебя получается складывать такие логические цепи, значит не все так плохо. Хочешь со мной в душ?

— Пошел ты!

— Грубая. Жаль, у тебя не получится быть сегодня такой напористой, как я бы этого хотел. Но мы неплохо проведем время, обещаю.

Он идет ко мне, я пячусь к стене, прижимаю к ней спиной, готовая сползти от бессилия. Дима вовремя хватает меня за талию, прижимая к своей мокрой груди.

— Нет, не уходи, Аня. Будет весело. — Шепчет он мерзким голосом мне на ухо.

Я бы и рада уйти, да ноги не слушаются. И руки не слушаются. Я просто безвольным мешком повисла в его руках. И с ужасом ко мне приходит осознание, что все задуманное им, он легко воплотит — я даже сопротивляться не смогу.

Дима второй рукой берет меня за подбородок и поднимает мою голову. Хорошо, что все снова поплыло перед глазами и его лицо смазалось. Если я сейчас увижу его улыбку, я точно вырву прямо на него.

— Надеюсь, ты понимаешь, что это не останется между нами. — Я пытаюсь придать голосу уверенность.

— Думаю, когда ты проснешься утром, то ни о чем не вспомнишь.

Он так опасно близко приблизился к моему лицу, что до меня долетает слабый запах алкоголя, исходящий от него. А еще он пахнет ужасом и подлостью. И от него прямо-таки несет трусостью и слабостью. Если бы этот ублюдок не был слабаком, он бы не стал прибегать к таким низким методам.

— Чтобы не произошло, будь уверен — я не забуду.

Прилагая все свои усилия, поднимаю руки и отпихиваю его. Получается слабо, он даже не отпускает меня, но Дима теперь он хотя бы понимает, что я не собираюсь принять все, как должное. Я буду сопротивляться, даже если все предрешено. Я буду, потому что мне противно думать о том, что я просто позволю ему что-либо сделать.

— Ты жалок, — выплёвываю ему это прямо в лицо. Он сильнее сжимает мою челюсть.

— Ты хорошенькая, Аня… Но я бы с удовольствием закрыл твой рот…

Дверь открывается, Дима резко смотрит в сторону двери. Я тоже пытаюсь сфокусировать свой взгляд на чьем-то силуэте, но не выходит.

— Лучше бы тебе убрать от нее руки и быстро вызывать себе скорую.

Я знаю этот голос! Это Ник! Ох, черт, как же я рада слышать его. Как мне хочется верить, что это не мое воображение или сон. Что я не валяюсь сейчас в отключке, пока Дима творит с моим телом страшные вещи.

Ник, только не будь моим воображением, не будь моим сном!

— Убирайся, Ник. Мы весело проводим время и не нуждаемся в третьих лицах. — Резко отвечает Дима и оставляет мою челюсть наконец-то в покое. — Правда, Аня?

Я смотрю на него, как на ничтожество. Я смотрю на него со всей ненавистью и брезгливостью. Я смотрю на него и качаю головой.