– А что если ваши тесты, как она там сказала, не совпадут, что если вам противопоказан любой физический контакт? Ты готов к такой жизни? – спросил Дэвид, очень серьезно глядя на друга.

– Об этом я тоже не думал, вернее не разрешал себе думать, мне хочется надеяться на лучшее… Конечно, я хотел бы ее обнять и поцеловать, не буду врать, меня к ней тянет. Меня как будто током бьет, когда она до меня дотрагивается, раньше я такого никогда не чувствовал, возможно, из-за того, что все было слишком быстро, доступно, обыденно. Но я понял, что не видеть ее каждый день, не слышать ее голос, не разговаривать с ней я уже не смогу. Я просто хочу быть рядом, а там будь, что будет!

– Мне кажется, ты все же лукавишь! – с улыбкой сказал Дэвид. – Разговаривать и гулять на почтительном расстоянии, летать на экскурсии и ходить к ней на ужин – это все прекрасно, но до поры до времени. Как быть с основным инстинктом?

– Не знаю, возможно, ты и прав, не получи эти платонические отношения какого-то логического и привычного мне развития, может быть это все мне и надоест. С другой стороны, девицы, с которыми я вступал в половой контакт, тоже долго не задерживались, потому что, повторюсь, кроме постели меня с ними ничего не связывало, и это устраивало не только меня, но и этих девушек! Кроме, пожалуй… – Мирослав вдруг нахмурился и замолчал.

– Кроме кого? – поинтересовался Дэвид.

– Кроме Даниэлы, – нехотя ответил Стоянович, и лицо его помрачнело.

– Почему ты о ней вспомнил? – спросил Дэвид, с интересом глядя на друга.

– Знаешь, она до сих пор продолжает мне периодически звонить. Она, вроде как, считает, что у нее есть на меня какие-то права! Конечно, особенно не надоедает, никаких претензий не предъявляет, не спрашивает меня, чем и с кем я тут занимаюсь… Но мне все равно кажется, что она во мне заинтересована, и что она не так ко мне относится, как прежние мои девушки.

– Что ты имеешь в виду?

– Не знаю, как это объяснить, но я что-то такое почувствовал в последние недели перед отъездом, какое-то особенное отношение, проявившееся в мелочах. Да. И теперь, когда я нечто подобное испытываю к Алине, я начинаю проводить параллели с поведением Даниэлы. Те же вздохи, многозначительные взгляды, забота обо мне, теперь вот звонки, – грустно ответил Мирослав.

– И что ты думаешь делать? – спросил Дэвид.

– С Даниэлой? Надеюсь, ничего делать не придется, и она все поймет сама, все, как и раньше, плавно сойдет на нет, без лишних слез и выяснения несуществующих, как я теперь понимаю, отношений. Хотя что-то подсказывает мне, что доктор Миллер не из тех, кто проявит понимание и тихонько исчезнет. Скорее всего, разговор у нас все-таки состоится, и будет он не из приятных, я в этом уверен. Но я все же надеюсь расстаться с ней без лишнего шума.

– Что ж, будем надеяться всё обойдется: Миллер тебя не растерзает, и слюна твоя подойдет Алине, – сказал Дэвид, и оба друга засмеялись.

– Спасибо, дружище! Пойдем по домам, завтра у меня важный день, – сказал Мирослав, и молодые люди, списав с iBody сумму счета, надели респираторы и пошли в сторону гостиницы.

Глава 10.

Вечером следующего дня Мирослав после сборов зашел в отель переодеться, а затем поехал к центральному зданию Космодрома, в нем находился Отдел Программного Обеспечения.

На входе охранник попросил лейтенанта Стояновича ввести пароль его iBody в компьютер системы безопасности. Алина заранее внесла его данные в очередь посетителей, поэтому никаких проблем с идентификацией не возникло. Мирославу объяснили, куда идти, и он пошел в указанном направлении. Его сердце бешено колотилось.

Мирослав был очень взволнован. Ночью почти не сомкнув глаз, молодой человек сотни раз представлял себе Алину, но каждый раз картинка, нарисованная его воображением, была размыта.

Преодолев множество коридоров, поворотов, лестниц и дверей, Мирослав, наконец, очутился перед дверью, на которой висела табличка: «Лаборатория №7». Справа от двери висел монитор, на котором при приближении Мирослава высветились правила посещения данной лаборатории. Лейтенант Стоянович, которому уже и так все заранее объяснила Алина, ввел код доступа в свой iBody, и, после того, как соединение было установлено и дверь открылась, вошел внутрь.

Перед Мирославом оказалась железная винтовая лестница, ведущая вниз, в лабораторию. Спустившись по ней, молодой человек оказался в просторном зале, в глубине которого была выгорожена стеклянная комната. В ней лейтенант увидел Алину, стоящую спиной. Сердце Мирослава забилось еще чаще, ноги его сделались ватными, а в ушах зашумело. Еле-еле преодолев невероятное волнение, лейтенант Стоянович направился к девушке. Подойдя к стеклянной оболочке почти вплотную, Мирослав остановился и, не в силах вымолвить ни звука, встал как вкопанный.

В этот момент Алина, видимо почувствовавшая движение за спиной, обернулась. Мирослав же, не выдержав напряжения, обессиленно опустился на стоящий рядом кожаный диван. Он по-прежнему не мог вымолвить ни слова, и только, широко раскрыв глаза, смотрел на улыбающуюся Алину.

Девушка была очень красивой. У нее были правильные черты лица, хорошо очерченный рот, прямой нос и совершенно потрясающие – почти зеленые глаза в довольно узком разрезе, обрамленные невероятно густыми ресницами. Черные прямые волосы были подстрижены и едва доходили до подбородка. Мирослав обратил также внимание на очень красивую, длинную шею девушки. Алина была одета в очень короткое, открывающее стройные ноги, обтягивающее платье с длинным рукавом.

Увидев Мирослава, девушка подошла к стеклянной перегородке вплотную. Поскольку Стоянович, по-прежнему открыв рот, смотрел на нее, как завороженный, Алина первой решила нарушить молчание:

– Привет! Ты молчишь? Ну как тебе здесь?

Мирослав в ответ смог только пару раз кивнуть головой. Алина засмеялась и вновь попыталась наладить диалог:

– Ну, что же ты молчишь? Я тебе не понравилась?..

Лейтенант , наконец, обрел дар речи и тихо сказал:

– Нет, ну что ты! Ты очень красивая… У меня просто нет слов.

Девушка засмеялась:

– Это я заметила! Вот здесь я работаю. У меня есть отдельный вход через специальную раздевалку. Эту комнату обрабатывают специальным образом, чтобы я могла работать тут без костюма. Так что обычное стекло помогает мне хоть иногда побыть относительно свободной. Это очень удобно, я люблю здесь бывать. Тут я на некоторое время забываю, что я не такая, как все…

Мы все не такие, как все! – возразил Стоянович. – Просто у всех это по-разному проявляется.

Мирослав, наконец-то преодолев волнение, поднялся с дивана и огляделся. Комната, в которой он находился, была разделена невысокими перегородками, за которыми располагались одинаковые металлические столы и стулья. На столах стояли компьютеры и много другой техники.

– Много здесь людей работает? – спросил Стоянович, повернувшись к Алине.

– Всего 8 человек, но они работают в разные смены. Одновременно здесь бывают не более четырех человек, я пятая, – ответила Алина, внимательно наблюдавшая за реакцией Мирослава.

– И… они все тебя…видят? – спросил Мирослав, глаза его округлились от этой внезапной догадки.

Алина засмеялась, заметив его ревность, и сказала:

– Да. Но поверь мне, им до меня нет вообще никакого дела. Они не обращают внимания даже на тех, кто находится с ними в одной комнате. Вся жизнь их проходит за перегородкой – так они поглощены работой! Им совершенно неважно, что за стеклянной стеной сидит еще один программист. Они и имен-то друг друга не знают.

– А почему их нет сейчас? – поинтересовался Мирослав.

– Потому что уже семь часов вечера! Они работали с 6 утра до 6 вечера. А я сегодня дежурю, – ответила девушка.

– Значит, ты пробудешь здесь всю ночь? – спросил Стоянович и вплотную приблизился к прозрачной перегородке.

– Да, но я буду спать и проснусь, только если ночью что-то случится с программным обеспечением Космодрома, – сказала Алина и указала на диван, стоящий в углу ее стеклянной комнаты.