— Подними голову, — просит он — и голова Дина оказывается у него на плече.

Дин укладывается в это объятие нерешительно, опуская вес головы на плечо Каса постепенно и осторожно. Во всем этом столько нового, что он даже не может определиться, какую эмоцию испытывает: страх по поводу рака, удовольствие от такого контакта или смятение оттого, что только что произошло. В новинку и подобная близость с Кастиэлем, и эти нежные прикосновения — на самом деле, все это шокирующе странно. (Но приятно. Определенно приятно.) Непривычно и то, что можно положить голову Касу на плечо, и то, как Кас обнимает его за шею сзади; непривычно свернуться с ним рядом, ощущая его дыхание. Дин очень хочет насладиться всем этим, но теперь он никак не может расслабиться. Совсем. Для начала он слишком волнуется, как бы случайно не задеть Каса в паху. Или где-либо рядом с пахом. Или за живот. (Есть же еще те шрамы. А они от чего?) На всякий случай Дин старается оставить безопасное расстояние в несколько дюймов между бедрами Каса и своими, так что их тела соприкасаются только выше пояса. Это досадно и слегка удручает. Дину даже приходится удержаться от соблазна обнять Каса за пояс.

Наконец он отваживается — очень осторожно — положить одну руку Касу на грудь, в самый центр. Кас накрывает его руку своей.

— Я не сломаюсь, — говорит он.

— Я уж надеюсь… — ворчит Дин.

Он узнает сразу же, когда вокруг него смыкаются крылья. Теперь это так ясно — так очевидно, что это именно они. Кас поворачивается к нему, вокруг плеча Дина оседает восхитительное легкое тепло, и Кас в то же время чуть крепче сжимает его руку.

От крыльев сразу становится немного лучше. Кроме того, начинает казаться, что Кас действительно не сломается (по крайней мере, не прямо сейчас), и Дин наконец позволяет себе закрыть глаза. Следует долгая тишина, и, несмотря на весь стресс и тревогу, в комнате воцаряется атмосфера почти безмятежного спокойствия. Дин лежит с закрытыми глазами, сосредоточившись на окружающих его ощущениях: на твердости плеча и ключицы Каса под своей щекой, на том, как рука Каса надежно обнимает его за плечи. На слабом тепле крыльев. На биении сердца Каса под своей рукой.

«Он жив, — напоминает себе Дин. — Он жив. Он не умирает прямо сейчас. Его сердце бьется уверенно. Ему лучше. Он поправится. То, что сейчас случилось, — несерьезно, просто как-то неудачно защемило шов. Но теперь уже все, он уже отошел от этого. Теперь все в порядке».

«С ним все будет в порядке».

«Тестикулярный рак, стадия 3В…»

В этот момент Дин вдруг понимает, что именно поэтому Кас не снимает одежду.

«И сегодня, и в прошлое воскресенье, — вспоминает он. — Он не снял ничего. Раздел меня, но сам остался в одежде. И толком не дает мне доступа. Не дает на себя смотреть».

«И поэтому он пытался прикрыться в душе на прошлой неделе…» Еще один кусочек мозаики ложится на место: яркое воспоминание о том, как Кастиэль съежился в душе мотеля в Денвере, как поспешно обернул вокруг талии душевую занавеску, едва Дин зашел в ванную. Как отчаянно он старался прикрыться ниже пояса. «Раньше Каса вообще не заботила нагота. Я должен был догадаться, что он пытается скрыть что-то от моих глаз».

— Я честное слово не хотел сделать тебе больно, — говорит наконец Дин.

К его удивлению, Кас даже усмехается. От тихого смеха вибрирует его грудь.

— Тебе не нужно объяснять, — отвечает Кас. — Твои намерения были вполне ясны. Дин, я говорил серьезно: это моя вина. Я сам это на себя навлек.

— Послушай, ты должен рассказывать мне о таких вещах, — говорит Дин, чувствуя внезапно поднимающуюся волну досады (и даже гнева). — Ты должен рассказать мне все!

— Знаю, — отвечает Кас. В его голосе слышно смирение, даже раскаяние. — Теперь я это понимаю. Наверное, я надеялся, что момент, когда ты узнаешь, удастся оттянуть как можно дальше.

— Ну а что такого в том, что я узнал? — Дин поднимает голову, пытаясь заглянуть Касу в глаза, но оказывается, что Кас уставил взгляд в дальнюю стену за его плечом. — Кас, мне все равно сколько у тебя яичек, ты что, этого не понимаешь? То есть сколько яичек у твоей оболочки. Два, одно, ноль — какая к черту разница? Такие вещи не важны. Ты же должен это знать! Господи, после всего дерьма, что выпало на нашу долю, ты что, и правда думал, что вот это важно? Серьезно?

Кас отвечает не сразу, но его рука под головой Дина шевелится и Дин чувствует нежное прикосновение к своему виску — Кас начал легонько проводить пальцами по его волосам.

— Надо было тебе сказать, — шепчет он.

— Еще как надо было! — То, как Кас перебирает пальцами волосы Дина, напоминает ему еще об одном, и он добавляет: — И то, что ты теряешь волосы, тоже неважно! Или перья, раз уж на то пошло. Или возможность пользоваться крыльями, или еще что… Это все совсем неважно! Не крылья — мерило ангела. Черт, да у Люцифера здоровые крылья, но уж вот кто далек от совершенства, правда? Да ты в десять раз достойнее звания ангела, чем любой из этих трусливых говнюков в Раю. И в десять раз больше мужчина, чем большинство мужиков. Перья, волосы, яйца и прочая ерунда — ничто из этого ни черта не значит! Кас, ты должен это понимать… — У Дина уже готова пламенная речь, проникновенное наставление, но, когда он снова смотрит на Каса, оказывается, что тот рассеянно глядит поверх его головы в другой конец комнаты, словно потерявшись в воспоминаниях.

— Я узнал, когда очнулся, — произносит Кас.

От неожиданной смены темы Дин умолкает.

— Во Флагстаффе, — продолжает Кас. — Я узнал, когда очнулся во Флагстаффе. — Он встречает взгляд Дина и добавляет: — Ты велел все тебе рассказать. Ты прав. Я расскажу.

Дин молчит в ожидании.

И Кастиэль начинает говорить.

***

— Меня нашли на дне Гранд-Каньона, — начинает Кас. — Пока я был без сознания, меня обследовали, чтобы понять, почему я не прихожу в себя. Конечно, я не приходил в себя просто потому, что меня шарахнуло изгоняющим символом при почти полном отсутствии могущества, но они-то этого не знали. Они думали, что я упал, что у меня, возможно, травма головы или какие-то внутренние увечья. Поэтому мне сделали несколько рентгеновских снимков, потом, кажется, МРТ и одно из этих кошачьих сканирований.

— КТ? — подсказывает Дин тихо.

— Да, хотя кота я не видел, — говорит Кас. — Я был еще без сознания. И конечно, меня подвергли полному медицинскому осмотру — с головы до ног.

Он делает паузу и вздыхает.

— Естественно, они так и не поняли, почему я был без сознания. Но когда я пришел в себя, мне сказали, что во время осмотра в одном яичке у меня была обнаружена аномальная масса. «Аномальная масса» — так они это назвали. И, как выяснилось, кот обнаружил несколько пятен в моем животе — несколько мелких уплотненных областей, которые, как они думали, были увеличенными лимфоузлами. — Кас слегка пожимает плечом. — Я не обратил на это внимания, честно говоря. Это казалось неважным, так как проснулся я только с одной мыслью: Дин мертв…

В этом месте голос Каса запинается, и на несколько мгновений он умолкает. В воздухе чувствуется легкое давление, и Дин уверен: крылья сжимаются вокруг его плеч.

— Я проснулся с мыслью: Дин мертв, и Сэм, возможно, тоже, — продолжает Кас снова спокойным голосом. — Я подумал: Дин спас нас всех, но я его подвел, я не выполнил свою миссию. Я должен был присматривать за Сэмом и не сделал этого.

— Не твоя вина, что эта психованная англичанка…

— И если и Сэма больше нет, — продолжает Кас поверх слов Дина, как будто не слышит его, — тогда, подумал я, — если их обоих больше нет, — какой тогда смысл? Врач объяснил, что это может быть опухоль или несколько опухолей, и я знал, что такие вещи почти всегда фатальны для людей, если их не лечить. А значит, очевидно, фатальны и для моей оболочки. Если только я не смогу ее исцелить. Но я уже знал, что у меня почти не осталось могущества, особенно после такого удара. Минимум сил; скорее всего, никакой возможности к исцелению. Медперсонал начал объяснять, что понадобятся операции — операции для того, чтобы взять кусочки тканей на исследование…