— Мы будем осторожны, — горячо обещает Дин, не понимая толком, что Кас имеет в виду, пока не вспоминает: шрамы.
Шрамы на животе. Недавние операции.
И Дин сейчас, вероятно, тычет ему прямо туда.
— Я буду осторожен, — шепчет Дин, приказывая себе: «Не трожь его живот». Он нехотя отстраняется. — Дай мне только… дай мне к тебе прикоснуться. Сними эту одежду…
— Осторожно… — снова говорит Кас, но теперь он, кажется, забыл, по поводу чего старался быть осторожен: пока Дин пытается снять с него штаны, Кас снова хватается за член Дина, начиная мягко его дергать. Штаны не поддаются, и в постели становится слишком жарко (одеяло оказалось совсем лишним). В конце концов Дин теряет терпение и рывком дергает резинку вниз, оттягивая ее и поддевая под мошонку Каса. Этот маневр Дин многократно опробовал на себе, со своими собственными штанами: резинка под яйца — проверенный способ получить доступ ко всему сразу без необходимости раздеваться (не говоря уже о том, что при правильном расположении резинка может служить почти что эрекционным полукольцом).
Когда Дин опускает резинку вниз, Кас колеблется. Не сказать, что он вздрагивает, — скорее, тревожно напрягается и прекращает толчки бедрами. «Он не уверен, какие будут ощущения», — думает Дин. Но у Каса по-прежнему эрекция, и Дин убежден, что маневр ему понравится. Думать о деталях становится немного тяжело, потому что теперь Дин наконец взялся рукой за член Каса.
От прямого контакта с кожей Дин испытывает почти электрический шок. Кас открыто стонет, и Дин едва сдерживает стон, ощущая в руке его член. Он толстый и горячий — немного иных пропорций, чем у Дина, одновременно знакомый и чуждый. Рука Каса при этом — на члене Дина, и на мгновение Дин чувствует сенсорную путаницу: два набора ощущений фантастически накладываются друг на друга. Кас уверенно ласкает его член, и Дин невольно копирует его движения. Несколько секунд (пока Дин от возбуждения не сбивает ритм) они дрочат друг другу практически синхронно. Сомнения Каса, кажется, остались позади: он снова начинает двигаться, его дыхание учащается, и шумные вздохи превращаются в стоны. Дин чувствует, как член Каса пульсирует в его руке, и ему кажется, что ничего более возбуждающего он еще не испытывал: он сжимает и дергает член, член пульсирует снова, и Кас беспомощно ноет, выгибаясь и подаваясь вперед всем телом. И Дин инстинктивно начинает делать с Касом то, что нравится ему самому примерно на этом этапе: он начинает дрочить Касу одной рукой быстро и жестко, одновременно с этим обхватив другой рукой его яйца, легонько сжимая их и оттягивая вниз поверх резинки штанов.
На секунду кажется, что Кас от этого без ума.
Но что-то не так…
Кас охает. Это не стон удовольствия: это резкий дрожащий вздох шока. Что-то определенно пошло не так, что-то неправильно, и Дин замирает. Но слишком поздно: Кас вскрикивает — без сомнения, от боли — и отползает назад, одной рукой отбиваясь от рук Дина, а другой хватаясь за резинку штанов. «Стой, стой…» — шипит он и ретируется так далеко, что слетает с кровати. Это не совсем падение — скорее отчаянное отступление. На полу слышится грохот и скрежет. Дин уже знает этот звук: это звук металлического противня, который всегда стоит наготове у кровати на случай рвоты. Кас хватает противень, подтягивая к себе, и его тошнит.
Дин бросается к нему через кровать, в панике пересекая матрас ползком, и обрушивается на пол в такой спешке, что неудачно приземляется на одну лодыжку. Она отзывается острой болью, но, по крайней мере, теперь Дин на полу рядом с Касом, посреди спутанных простыней и одеяла, которые сползли с кровати вслед за ними. Эрекция Дина увядает, совершенно позабытая, пока он хватает Каса за плечи и пытается поддержать его, восклицая: «Что с тобой? Что случилось?! Что я сделал, что я сделал?! Черт, прости меня, это я сделал тебе больно? Кас? Кас?!»
Кажется, Кас пока не в состоянии разговаривать. Рвота, к счастью, уже прекратилась — что бы ее ни спровоцировало, приступ был кратким (и так как Кас ничего кроме воды утром не потреблял, у него в желудке ничего нет). Но он по-прежнему задыхается на коленях, свернувшись почти в позу эмбриона. Дин даже не может толком его рассмотреть, поэтому делает рывок к тумбе, чтобы включить еще одну лампу, и тогда обнаруживает, что лицо Каса сильно побледнело. Кас согнулся пополам, опустив голову к коленям, обхватив рукой живот и вцепившись в резинку штанов (которая теперь на своем положенном месте). Другой рукой он сжимает собственное колено так сильно, что побелели костяшки пальцев. Через несколько мгновений он отпускает колено, хватает висящий рядом край одеяла и засовывает его в рот. Он с силой закусывает одеяло, зажмурившись. Дин знает эти симптомы: Кас пытается не закричать.
Дин боится прикоснуться к нему и только нависает над ним с колотящимся сердцем, повторяя:
— Кас? Кас?! Что это? Что с тобой?! Кас, ты можешь говорить?!
Проходят неимоверно долгие тридцать секунд. Наконец Кас выплевывает край одеяла.
— Прости, — выдыхает он. К огромному облегчению Дина он делает несколько более глубоких вдохов и немного разгибается — что бы с ним ни произошло, похоже, боль отпускает. — Мне так жаль… — говорит Кас между рваными вздохами. — Мне так жаль, Дин.
— Но что я сделал? Я сделал тебе больно?! Что случилось?!
Кас дает себе время отдышаться и начинает выпрямляться, пока не садится почти вертикально. Его дыхание теперь более свободное, но тяжелое и глубокое, как будто он бежал в гору. Кажется, что прикасаться к нему уже безопасно: Дин кладет руку ему на плечи, чтобы попытаться его успокоить, и обнаруживает, что Каса трясет.
— Что бы я ни сделал, Кас, боже мой, прости меня пожалуйста! — просит Дин. — Прости меня…
Кас поворачивается к нему лицом и произносит:
— Обещай мне, что это тебя не остановит. Обещай мне, что мы попробуем снова. Обещай! Пожалуйста!
Дин моргает.
— Э…
— Обещай, — шипит Кас почти свирепым рыком. — Обещай, что мы попробуем еще раз! Пожалуйста! Я не вынесу, если ты сдашься, если откажешься от меня, Дин, я не перенесу этого! Ощущения были такие изумительные, но я должен был предупредить тебя — это я виноват, это моя вина, — прости меня! Пожалуйста, обещай, что мы попытаемся снова!
— Хорошо, я обещаю, обещаю… — поспешно отвечает Дин. — Но не раньше, чем ты расскажешь мне в чем, черт возьми, дело, потому что Кас, блин, я не хочу делать тебе так больно!
Кас слегка поникает головой, но кивает. Дин протягивает ему бутылку воды. Кас берет ее, полощет рот, выплевывает воду в противень и делает несколько больших глотков из бутылки. Он, кажется, немного успокоился и наконец пересаживается, прислонившись спиной к кровати. Дин садится рядом, обернув вокруг них обоих одеяло.
Он никак не может оправиться от внезапности происшедшего. «Хуже просто и быть не могло…» — думает он, прислоняясь затылком к боковине кровати. По-прежнему неясно, что именно случилось, но Дин уже мысленно казнит себя за то, что вообще позволил себе сегодня что-то начать. «Блин, прошло всего каких-то три дня после химии! — упрекает он себя. — Ты знал, что он болен, знал про его шрамы, ты даже знал, что что-то не в порядке! Он замер, он даже сказал о том, что надо соблюдать осторожность, но ты настоял на своем все равно».
Следом за этим в его голове проплывает мысль о том, что вместо удовольствия он доставил Касу только мучения.
«А чего я ожидал: я — демон, он — ангел. Я — адский мучитель». (С одной стороны, это было давно, много лет назад. Но с другой стороны, это была вечность, с тех пор не оставившая Дина ни на день.) «Я — адский мучитель. Конечно, мое прикосновение причинит ему только боль». Дин понимает, что рассуждает немного иррационально, что слишком утрирует, но он настолько потрясен случившимся, что эта мысль укореняется, и в конце концов он сам съеживается, обняв руками колени и уже подумывая, не отойти ли от Каса подальше. Но потом Кас поворачивается к нему, подвигаясь ближе, пока не оказывается бок о бок с Дином. Он приваливается к Дину, опустив свои колени поверх его и положив подбородок ему на плечо.
