9. Священный огонь и другие слабости
10. Вопросы продолжительности жизни и смерти
11. Поведение и проявление эмоций
12. Дополнительные наблюдения
Глоссарий (с заметкой от издателя)
Благодарности
Взгляд Дина зацепляется за десятую главу, «Вопросы продолжительности жизни и смерти» (слово «смерть» само бросается в глаза). Но Дин игнорирует ее и решительно переходит к шестой главе, балансируя книгу в левой руке и перелистывая страницы правой. На страницах мелькают какие-то рисунки, и, найдя шестую главу, Дин обнаруживает на левом развороте перед ее началом детальную иллюстрацию пера. Иллюстрация выполнена на более дорогой гладкой бумаге и защищена сверху полупрозрачным листом тонкой рисовой кальки. Дин отворачивает кальку и изучает рисунок. Это маленькое белоснежное перо, примерно четыре дюйма в длину, слегка изогнутое.
Каждая деталь пера передана точнейшим образом, каждое волокно тщательно прорисовано чернилами от руки. Части пера подписаны мелкими надписями — тут целый перьевой глоссарий, о существовании которого Дин даже не подозревал: Внешнее опахало. Внутреннее опахало. Стержень. Выемка. Очин. Бородки. Контурная часть. Пуховая часть.
— А я-то думал, что перо — это просто перо, — бормочет Дин. Пока он смотрит на иллюстрацию, ему начинает казаться, что пропорции и форма пера выглядят знакомо. Потом он вспоминает: перо на картинке очень похоже на черное перышко из ящика комода Каса — то, которое Кас зарисовывал несколько дней назад. Не считая различия в цвете (в книге он белый), это могло бы быть то же самое перо.
Под иллюстрацией аккуратно выведена легенда:
Рисунок 6.1. Свежевыросшее перо из левого придаточного крыла («крылышка») серафима в период занятия серафимом человеческой оболочки. Масштаб 1:1.
Дин пролистывает несколько страниц и находит еще одну иллюстрацию — на этот раз полностью раскрытого крыла. Крыло имеет впечатляющий размах: рядом для сопоставления размера нарисован человек, и крыло кажется поистине огромным в сравнении — гораздо крупнее, чем даже крыло орла. Оно, должно быть, восемь или девять футов в длину: блестящий веер из десятков безупречно ровных перьев, расположенных параллельными рядами в идеальном, почти архитектурном порядке. Группы перьев тоже надписаны элегантно выведенными названиями: первостепенные маховые перья — это самые длинные перья с внешней стороны крыла; второстепенные — те, что посередине. Плечевые перья расположены внутри. Слои более маленьких тонких перышек надписаны: большие кроющие перья, мелкие кроющие перья и главные кроющие перья (только у серафимов). Два маленьких отростка на суставе крыла обозначены как придаточные крылья («крылышки»). И приведено еще с десяток каких-то названий.
Подпись под рисунком гласит:
Рисунок 6.2. Раскрытое крыло взрослого серафима с обозначенными рядами перьев. Двойные придаточные крылья («крылышки») присущи только серафимам.
— «Взрослый серафим», — шепчет Дин, перечитывая легенду.
Взрослый серафим. Очень странно думать о Касе в таких сухих терминах. Это лишь напоминает о том, что он — представитель другого вида. Ангел… серафим…
Вовсе не человек, даже если выглядит похоже.
Всегда немного чудно вспоминать об этой базовой истине. Странно осознавать, что у Кастиэля, наверное, есть (или, во всяком случае, был) весь этот впечатляющий набор разных типов перьев — разных форм, с разными названиями. И что это неотъемлемая часть его настоящего тела. Кас, конечно, должно быть, знает все это досконально: терминологию, детали анатомии. Он обладал этими огромными крыльями всю свою долгую жизнь. Для него это, должно быть, совершенно естественно.
И явно важно. Иначе с чего бы он стал зарисовывать свое последнее оставшееся перо?
Это что-то, что важно для Каса, а Дин абсолютно ничего об этом не знает.
«Нужно прочитать всю книгу, — решает он, закрывая ее задумчиво. — Не только шестую главу, как просил Сэм, а всю книгу. Всю книгу».
Но нужно сделать и кое-что еще. Сперва нужно сделать другое дело, сдержать данное обещание. Ранее утром Дин сказал Кастиэлю, что вернется через час, и «взрослый серафим», должно быть, уже ждет. Дин смотрит на экран телефона: час прошел. Он надежно зажимает книгу под мышкой и отправляется по коридору.
«Я только поговорю с Касом, — думает он. — Введу его в курс дела, а потом сразу примусь за шестую главу. И за остальные главы».
***
Оказывается, Кас не спит. Когда Дин стучит в дверь и приоткрывает ее, он застает Каса за столом. Перед ним лежит альбом для рисования и запачканная открытая коробка угольных карандашей. Рядом разбросаны куски серого ластика, и на краю стола стоит бутылка воды. На столе горит лампа (цветок в горшке стоит прямо под ней). Кас поднимает глаза на Дина с довольной улыбкой и теплым: «Дин! Заходи».
Он по-прежнему одет в свою ночную одежду — футболку и спортивные штаны, — но теперь к ним добавилось одеяло, которое Кас обернул вокруг талии для тепла.
— Ты больше не спал? — спрашивает Дин. — Я думал, ты будешь без сил.
— Вообще-то так и есть, — признается Кас — и Дин замечает темные круги у него под глазами и его утомленный взгляд. — Но я не мог заснуть. — Он нарочито равнодушно отворачивается к альбому и добавляет к рисунку еще одну темную линию. Потом говорит, с напускным безразличием в голосе: — Так, гм… я услышал, что Сэм встал какое-то время назад. И… наверное, я думал…
— Он совершенно не против, — докладывает Дин с улыбкой.
Кас резко поднимает голову и пристально смотрит на Дина — от его безразличия не остается и следа.
— Ты с ним поговорил?! — спрашивает Кас.
— Я же сказал, что поговорю.
— Да, но я думал, ты струсишь, — отвечает Кас.
Дин невольно усмехается.
— Ну уж, приятель, верь в меня хоть чуть-чуть!
— Я верю в тебя гораздо больше, чем в Бога, — говорит Кас серьезно, — но все равно я думал, что ты струсишь.
— Ладно, если честно, я почти струсил, — сознается Дин. Он кладет книгу на стол (Кас бросает на нее мимолетный взгляд, приподняв бровь) и добавляет: — Но это, знаешь ли, важный вопрос. — Кас в ответ только моргает, глядя на Дина. Дин продолжает: — В общем, да, я с ним поговорил. Все ему рассказал.
Кас сужает глаза.
— Даже про фелляцию?
Дин снова смеется.
— Помяни мое слово, конкретные анатомические детали он знать не захочет. Но общий смысл он понял. И он не против, Кас, он прямо на удивление спокойно все воспринял. Полагаю, ему еще надо свыкнуться с этой мыслью, но, честное слово, все прошло как нельзя лучше. Думаю, теперь мы с тобой можем, типа… сидеть рядом и все такое. У телевизора, там, или за ужином. То есть, если захотим.
Кас, похоже, по-прежнему не убежден. Он на мгновение задумывается, глядя на Дина, потом спрашивает:
— А вы обнялись душевно, по-братски?
— Что?
— Обнялись ли вы душевно, по-братски. Я заметил, что вы двое иногда так делаете. И обычно это хороший признак.
— Э… Да, вообще-то. Да, обнялись.
— Правда?! — При этой новости лицо Каса светлеет, и он наконец откладывает кусок угля и откидывается на стуле. — Что ж, это… это… облегчение. Существенное облегчение, должен признать! Я уже начал слегка волноваться. Тебя так долго не было… Я слышал, что у вас происходит какой-то разговор — я выходил в ванную, но не хотел подслушивать, поэтому только принял душ и сразу же вернулся сюда… Уф, это большое облегчение, — повторяет он, испуская вздох и оседая на стуле, так что Дин начинает гадать, уж не провел ли Кас весь этот час в переживаниях о том, как все проходит.
— Все правда в порядке, приятель, — уверяет Дин, подходя ближе и сжимая его плечо. Хотя теперь и Дина охватывает некоторая неуверенность. Зеленый свет дан со всех сторон, но, как ни парадоксально, оттого что все препятствия устранены, Дин совершенно не может сообразить, что делать дальше. (Должны ли они теперь во всем вести себя как пара? Или можно насчет этого не заморачиваться? Каков правильный следующий шаг?) В итоге он ограничивается тем, что треплет Каса по шапке и спрашивает: — Так ты больше не ложился? Так и сидел здесь все это время?
