Еще через несколько мгновений Дин осознает, что в воздухе вокруг появилось знакомое ощущение. Снова это слабое, легкое присутствие, едва уловимое тепло. Словно что-то длинное, обширное и мягкое — что-то невидимое, нематериальное, но в каком-то смысле существующее — только что протянулось у него на груди.
Он опускает голову на макушку Каса, закрывает глаза и проваливается в сон.
***
Кажется, стоило ему заснуть, как уже звонит будильник. Едва не застонав, Дин нащупывает телефон на тумбе, чтобы выключить сигнал, пока не проснулся Кас, и сонно моргает, глядя в экран: неужели и правда уже утро? Дин все еще чувствует невероятную усталость. И кровать Каса (не говоря уже о нем самом) такая теплая и притягательная, что мысль о необходимости вставать невыносима.
Но встать нужно, правда же?
Иначе Сэм узнает.
Дин вытаскивает себя из постели.
Лишившись его под боком, Кас сонно жалуется, и Дин наклоняется к нему, шепча:
— Ты поспи еще. Спи сколько хочешь.
— Хорошо, — бормочет Кас, обнимая подушку. Кажется, он уже снова заснул, и Дин на цыпочках пробирается в темноте к двери. Но, как только он берется за ручку, Кас неожиданно бодро говорит:
— Дин, подожди.
Щелкает выключатель: Кас сидит на кровати, потянув руку к лампе. Обезьянья шапка немного покосилась у него на голове, и он моргает на свету, явно только проснувшись. Но потом складывает руки на коленях и оценивает Дина с бдительностью, от которой становится неуютно. В его глазах появляется характерный прищур. Такой вид бывает у него иногда, когда он пытается понять, нормально ли Дин себя ведет. Не попал ли Дин в неприятности. И может ли Кас чем-то помочь.
— Ты идешь к себе? — проницательно догадывается он. Дин мнется, и Кас добавляет: — Дин, ты хочешь, чтобы я ничего не говорил Сэму?
От смущения Дин совершенно не знает, что сказать. Почему-то ему совсем не приходило в голову, что скрывать ситуацию от Сэма — это значит требовать, чтобы и Кас тоже ее скрывал. То есть, по сути, просить Каса лгать. Своему другу.
В комнате становится так тихо, что Дин слышит собственное сердцебиение.
Кас вздыхает и говорит в тишину:
— Я знаю, что существуют определенные… скажем так, социальные ограничения. Не скажу, что они мне понятны, но я правда не хочу создавать тебе проблем. Так что просто дай мне знать, какая договоренность для тебя предпочтительна. И еще, гм… — Он делает паузу, глядя на себя, пока Дин наблюдает за ним в молчании. Руки Каса сжимаются одна на другой, и, не поднимая взгляда с колен, он говорит: — Я понимаю, что эта оболочка не вызвала бы у тебя интереса при прочих равных. Она не того пола. Я это понимаю. — По его лицу проходит тень грусти, и он повторяет: — Я это прекрасно понимаю. К тому же теперь моя оболочка… в общем… можно сказать, в некондиции. Во всех смыслах. — Он медленно вздыхает и добавляет: — Ты уже уделил мне столько времени, Дин. Но ты не обязан все это продолжать. Если хочешь вернуться к тому, как все было, я не против. — Он поднимает на Дина серьезные потемневшие глаза. — Ты не обязан спать вместе со мной только потому, что я болен.
И в этот самый момент планы Дина на утро меняются. А также его планы на день, и на неделю — да, на самом деле, на жизнь.
Он набирает воздуху, молча выпускает его, потом делает еще один вдох и говорит Касу:
— Я вернусь максимум через час. Пойду только поговорю с Сэмом. Я все ему объясню. Тебе не нужно ничего скрывать.
— Но ты не обязан спать со мной, — повторяет Кас с ударением, как будто волнуется, что Дин не услышал его в первый раз. — Ты не обязан. Ты не обязан делать ничего против желания. Честное слово, я только хочу, чтобы ты был счастлив.
Это признание обезоруживает своей простотой: «Я только хочу, чтобы ты был счастлив».
Дину вспоминается похожая фраза, которую он слышал относительно недавно: «Позволь себе быть счастливым». Мамин совет в том странном розовом саду в Портленде. Этот необыкновенный эпизод теперь кажется таким далеким, что ее прощальные слова почти вылетели у Дина из головы, но теперь память о них возвращается: «Позволь себе быть счастливым», — сказала мама.
Могла ли она знать?
Могла ли как-то увидеть с Небес?
— Я делаю ровно то, что хочу, Кас, — отвечает Дин. И, отправляясь по коридору, чтобы рассказать Сэму все как есть, он знает, что это правда.
***
Дин проходит по темному коридору — но не в свою комнату, как планировал изначально. Вместо этого он идет в кухню, ставит вариться кофе, садится на стул и ждет.
Он уже на второй кружке кофе — нервно поворачивает ее в руках, — когда в кухню наконец заходит Сэм. Сэм одет в свой зимний костюм для бега (обтягивающие штаны на теплой подкладке, которые Дин никогда не упускает возможности высмеять, и легкую флисовую куртку). В одной руке у него кроссовки, другой он сонно протирает глаза.
— О, привет, — говорит Сэм. — Ты рано встал. Кас в порядке?
— Да, в порядке, — отвечает Дин. — Проспал всю ночь без происшествий.
— Ты к нему уже заглядывал? — спрашивает Сэм, бросая взгляд через плечо Дина в коридор. — Сегодня, я имею в виду? Или мне заглянуть?
Момент настал. Дин собирается с духом и говорит:
— Вообще-то, гм… я провел ночь с ним.
— А, да? — отвечает Сэм. — Что ж, это хорошо. — Он отворачивается налить себе кофе и делает несколько глотков, стоя к Дину спиной.
Как ни поразительно, он совершенно спокоен! Совсем ни чуточки не удивлен! Хотя… Сэм настолько спокоен и настолько обыденно зевает и потягивает кофе, что становится очевидно: он просто не понял, о чем речь.
Дин заставляет себя добавить:
— Да, и… в воскресенье я тоже ночевал с ним. И еще пару раз за последние дни.
Сэм воспринимает все это без особого интереса.
— Да, я заметил, что тебя не было в воскресенье. Но сейчас с ним все в порядке?
— Да. Слушай, я просто… — Дин набирает воздуху: — Я просто хотел сказать… я, может быть, и дальше буду ночевать у него. Может быть, даже не раз. Просто хотел, чтобы ты знал.
— Хорошо, — отвечает Сэм. Он нагибается подтянуть носки. У Дина падает сердце: Сэм не понимает. Его, похоже, гораздо больше интересуют носки, чем весь этот разговор, — носки, очевидно, сбились, так что, прежде чем надеть кроссовки, Сэм прилежно подтягивает один, затем второй. Посреди этого занятия он поднимает голову и, кажется, замечает напряженность Дина, потому что добавляет: — Главное, вы двое же не поженитесь, верно?
Он усмехается собственной шутке. Дин застывает на месте.
— Расслабься, я пошутил, — говорит Сэм. Он снова зевает и начинает завязывать кроссовки. — Я знаю, что все не так.
Закончив завязывать один ботинок, Сэм принимается за второй. Дин пытается придумать, что сказать, все еще не в силах пошевелиться.
Была ли шутка про женитьбу совершенно невинной? Или в ней все же имелась скрытая колкость?
Могло ли это быть умышленное предупреждение?..
Да нет, наверняка это была просто полусонная неудачная шутка, которую Сэм толком не продумал. Правда? Правда же?
Еще есть время что-то сказать, поправить Сэма, прежде чем он уйдет на пробежку. В комнате висит неопределенная тишина, и полно времени, чтобы все объяснить. Но теперь образовалась ужасающая вероятность, что Сэм на самом деле совсем не готов это принять. В голову Дину начинают лезть различные варианты развития событий, разыгрываясь в его воображении, как сценки из будущего: одна — где следует долгий неловкий период, пока Сэм привыкает к новому положению вещей… другая — где Сэм вообще оказывается не в состоянии привыкнуть и настолько нервничает, что Дину с Касом в итоге приходится куда-то переехать.
Наихудшие варианты красочным парадом проходят перед мысленным взором Дина, и несколько долгих секунд он не может сказать вообще ничего. Вместо этого он встает, наливает себе еще одну, третью, кружку кофе и прислоняется спиной к раковине. Он опрокидывает кружку залпом, осознавая, что сжимает ее двумя руками, потому что руки дрожат. И он уверен, что это не от кофеина.
