Помимо этого, Дин с удивлением обнаруживает, что теперь у Каса почти не осталось волос. Неужели он потерял их так много только за последнюю неделю? Отдельные пряди там и сям еще остались, но теперь он выглядит практически лысым.
Эмили оценивает эту картину совершенно невозмутимо, уверенно глядя на Каса и сжимая в руках его шапку.
— У вас волосы были дольше, чем у нас у всех, — говорит она.
— Да, некоторые лекарства действуют на меня немного иначе, — отвечает Кас.
Эмили кивает без всякого удивления, как будто уже знает, что Кас чем-то отличается от остальных.
— Как с вашими лекарствами от тошноты, которые не помогают? — спрашивает она. Кас кивает, и она интересуется: — А марихуана помогла? — Она поворачивается к Дину и прилежно объясняет: — Кастиэль пробовал медицинскую марихуану. Но он не был уверен, поможет ли она.
— Не особенно, — отвечает Кас. — Но она меня хотя бы отвлекла. От этого уже легче, на самом деле. Однако тошнота была все равно.
Эмили кивает, но теперь ее внимание занимает шапка, как будто обсуждение медицинской марихуаны и химиотерапии — это обычные и скучные темы для разговора. Секунду спустя она уже полностью поглощена шапкой: вертит ее в руках и рассматривает обезьянью гримасу.
— Можешь примерить ее, если хочешь, — предлагает Кас. Эмили немедленно снимает свой голубой атласный тюрбан и отдает матери. Оказывается, что девочка полностью лысая. Что, конечно, ожидаемо — все здешние пациенты, включая Каса, находятся на какой-то стадии потери волос. Но когда такой вид имеет восьмилетний ребенок, наряженный диснеевской принцессой, это все равно отчаянно неправильно — настолько, что у Дина создается впечатление, будто они попали в какую-то душераздирающую социальную рекламу.
Лысая Принцесса Эмили натягивает обезьянью шапку своими белыми атласными перчатками под наблюдением Дина, Каса и Шэрон. Шапка ей велика — наушники свисают сильно ниже ее ушей, почти до плеч, а передний край наползает ей на глаза. Но, кажется, девочка все равно довольна. Она приподнимает подбородок, выглядывая из-под края шапки, и улыбается всем присутствующим, ощупывая рукой косички по бокам.
— Я пойду посмотрюсь в зеркало, — объявляет она, спрыгивая с кресла. — Побудь с Кастиэлем, мам, я сейчас вернусь, — велит она матери и, волоча за собой стойку капельницы, направляется к уборной, расположенной в конце ряда терапевтических станций.
Шэрон по-прежнему стоит у окна, держа в руках тюрбан с диадемой и глядя, как Эмили в ее атласном платье, белых перчатках и обезьяньей шапке исчезает в уборной вместе со стойкой. Как только голубой атлас скрывается за дверью, Шэрон поворачивается к Дину и говорит, почти оправдываясь:
— Она справится сама. Ей не нравится, когда я повсюду за ней хожу, а здесь я точно знаю, что с ней все будет в порядке — здесь кругом медперсонал, и в уборных есть кнопка вызова помощи, которой Эмили умеет пользоваться. И ждать нам еще полчаса.
— Да, конечно, — отвечает Дин. — Конечно, с ней все будет в порядке. Безусловно.
— Она пытается дать вам передохнуть, — говорит Кас. — Волнуется за вас.
Шэрон кивает.
— Да, я и так стараюсь не показывать ей, как сильно… как сильно я… как сильно… — Внезапно ее голос дрожит и глаза наполняются слезами. Она стискивает зубы, отворачивается к окну и делает длинный ровный вдох. Рукой она разглаживает края нелепого атласного тюрбана и поправляет булавки, которые удерживают на месте пластмассовую диадему.
Дин внезапно ясно представляет себе, как Шэрон прикалывала диадему на место — так, чтобы она располагалась точно по центру. Как шила вручную голубое платье принцессы, его рукава-фонарики и воротник, в который можно продеть трубку капельницы.
— Эмили всегда приходит пообщаться со мной, — говорит Кас Дину в тишине.
Шэрон поворачивается к ним, кивая. Она уже взяла себя в руки и произносит вновь окрепшим голосом:
— Эмили всегда переживает, когда кто-то здесь один. И Кастиэля прямо взяла под опеку.
— Она милая девчушка, — отвечает Дин. — Как у нее дела?
В тот же момент повисает тишина. Шэрон пожимает плечами.
— Последние анализы мы еще не получили. До этого они были не очень. Кас, а где вы взяли эту шапку? По-моему, она ей понравилась.
— Мне купил ее Сэм, брат Дина, — отвечает Кас, охотно поддерживая новую тему разговора. — Он привез мне целый набор чудесных шапок. Эта моя любимая.
— Вы не знаете, где он ее купил? Думаете, у них есть детские размеры? Она ей явно понравилась. — Шэрон размышляет о чем-то. — Может быть, я сделаю следующий наряд на тему джунглей, — говорит она. — Эмили пропустила Хэллоуин в этом году и очень расстроилась, поэтому я пообещала ей, что у нас будет Хэллоуин каждую неделю. Конфеты она больше есть не может, но наряжаться обожает.
— Она почти каждую неделю в новом наряде, — замечает Кас.
Шэрон кивает.
— Они не всегда такие замысловатые, как этот, — на самом деле, она наденет что угодно, лишь бы не больничный халат. Всю эту одежду легко стирать. И она на липучках, так что быстро снимается в случае необходимости.
— Я спрошу у Сэма про шапку, — обещает Дин, теперь отчаянно стараясь быть полезным. Он все мысленно отчитывает себя за проступок: «Господи, Дин, не спрашивай мать восьмилетней раковой пациентки о том, как дела у ее ребенка. С таким же успехом можно было спросить: “Так что, ваш ребенок умрет, или как?”»
Он все еще терзается угрызениями совести, когда минутой позже из ванной появляется Принцесса Эмили. Она буквально светится от восторга по поводу обезьяньей шапки. Эмили возвращает шапку Касу. Дин обещает ей узнать, где такую купить, и даже прямо при ней отправляет сообщение Сэму. К счастью, Сэм отвечает сразу же: «Да, детские размеры были. Могу захватить на следующей неделе».
Затем Эмили вызывают по имени (сестра прямо так и объявляет: «Принцесса Эмили»), и они с матерью отправляются назад к ее отсеку в дальнем конце коридора.
Когда они отходят достаточно далеко, Дин не может удержаться от вопроса Касу:
— Так что это за история про гарантированный билет в Рай? Ты это для нее придумал?
Кас качает головой.
— Это правда. Рак — это изъян в мироздании. — Видя недоуменный взгляд Дина, он объясняет: — Это ошибка, присущая многоклеточной жизни. Любая форма жизни в конце концов заболеет раком, если проживет достаточно долго и не умрет от чего-то раньше; это неизбежно. Считается ошибкой Замысла. Во всяком случае, так это интерпретирует юридический отдел.
Дина едва не отвлекает открытие, что в Раю есть юридический отдел (хотя, на самом деле, если подумать, это совсем не удивительно), но он игнонирует эту новость и спрашивает:
— Так если это ошибка Замысла, это значит… Что это значит?
— Это значит, что смерть от рака — абсолютно невинная. И считается нарушением неявного договора между Богом и его Творением. Мелким нарушением, конечно, но все же нарушением.
— И… что, за это дают бесплатный пропуск наверх?
— По сути, да. Для любого человека. Такие правила.
Теперь Кас смотрит за панорамное окно, старательно не встречаясь глазами с Дином, и Дин думает: «Для любого человека. Это для людей. Это верно только для людей — вот чего он не произносит вслух».
У людей есть души. И это душа попадает в Рай.
А у ангелов душ нет.
Дин давно уверен, что у ангелов должен быть какой-то аналог души, какая-то духовная сущность, основа личности. Но что бы это ни было, уже ясно, что это не душа.
В его голове снова возникает животрепещущий вопрос: что происходит с ангелами, когда они умирают?
Какая-то их сущность переживает смерть? Хоть какая-то, в какой-то форме? Дин не знает. Ему отчаянно хочется спросить, отчаянно хочется знать ответ, и он его отчаянно боится. Но сейчас он не хочет тревожить этим Кастиэля. Особенно учитывая, что Кас может и не знать.
— Идут, — говорит Кас тихо. Дин поднимает глаза и замечает двух медсестер, движущихся к ним по проходу. Одна из них катит большой прибор для подключения к капельнице, который Дин помнит с пошлого раза — устройство для подачи лекарства, отмеряющее порции яда, вводимого в вену Каса. Это коробка безобидного вида, но теперь, когда Дин знает ее предназначение, она приобретает в его глазах зловещую ауру какого-то средневекового орудия пыток. Он смотрит на Каса — Кас наблюдает, как приближается устройство, собранно и спокойно. Но его челюсть напряжена и дыхание глубже обычного. И когда Дин наконец берет его за руку (в конечном итоге прямо на виду у всех окружающих), Кастиэль крепко сжимает его руку в ответ.
