В принципе Дин все это знал. Но чувствовать это на собственной шкуре, испытывать такой бессознательный укоренившийся страх перед тем, чтобы даже просто взять Каса за руку на людях, очень неприятно.

Дин ограничивается тем, что время от времени поглаживает его по плечу.

Несколько минут спустя, пока Дин поправляет одеяло вокруг ног Каса (раз уж он не может держать Каса за руку, подоткнуть одеяло вокруг его ног кажется наилучшей альтернативой), Дин замечает, что по направлению к ним мимо ряда пациентов медленно идет маленькая девочка в сопровождении женщины — должно быть, ее матери. Девочке на вид лет восемь, и кажется, она — пациент: она катит рядом с собой стойку капельницы. Как ни странно, одета девочка при этом в наряд диснеевской принцессы — голубое атласное платье (похоже, ручного пошива) с широким кружевным воротником и подолом. Когда она подходит ближе, становится видно, что воротник платья скрывает нечто вроде перманентного венозного порта, выступающего сквозь кружево на шее. Трубка капельницы ныряет через кружево под воротник. На руках у девочки надеты нелепые белые атласные перчатки выше локтей — видимо, призванные спрятать синяки, как догадывается Дин. На голове намотан голубой атласный тюрбан, украшенный сверху диадемой, как будто она наполовину принцесса, наполовину джинн из «Тысячи и одной ночи».

Она выглядит немного уставшей и продвигается не спеша. Мать нависает над ней, не отступая ни на шаг, явно готовая помочь при первой необходимости, но в целом девочка держится весьма уверенно, учитывая обстоятельства. Она медленно, но верно направляется прямо к креслу Каса.

Кас встречает ее с теплой улыбкой.

— Здравствуй, Эмили. Ты сегодня принцесса?

— Да, Кастиэль, — отвечает Эмили величественно. — Можете называть меня «Принцесса Эмили». — Она немного нетвердо, но очень серьезно приседает в реверансе.

— Здравствуй, Принцесса Эмили, — послушно говорит Кас, склонив голову. — Должен ли я подняться, чтобы поприветствовать тебя?

— Нет-нет, — отвечает она, снисходительно помахав рукой в перчатке. — Мои подданные не должны утомляться из-за меня. Приказываю вам отдыхать.

— Спасибо, Принцесса, — говорит Кастиэль. — Дин, это Принцесса Эмили. И ее мать Шэрон.

Дин встает, чтобы пожать руку Шэрон, и обращается к Эмили с глубоким официальным поклоном:

— Принцесса Эмили, познакомиться с вами — это большая честь.

Однако, подняв голову, он обнаруживает, что Принцесса Эмили пристально смотрит на него своими маленькими глазками.

— Кто вы такой? — вопрошает она. — С Кастиэлем никогда никого не бывает.

— Эмили! — шепотом одергивает ее Шэрон.

— А что, это правда! — возражает Эмили, бросая на мать лишенный раскаяния взгляд через плечо. Она поворачивается к Касу: — Мы же так и подружились — помните, Кастиэль? Я подошла поговорить, потому что с вами никого не было.

— Прекрасно помню, — отвечает Кас. — Я был тебе очень признателен. Но на самом деле у меня тоже есть семья.

Эмили явно не убеждена. Она оценивает Дина еще одним подозрительным взглядом и спрашивает у Каса:

— Он — один из братьев, про которых вы говорили?

— Именно так. Это Дин. Моего второго брата зовут Сэм.

На лице Эмили все еще написано сомнение.

— Почему вы раньше не приходили? — спрашивает она Дина. — Кастиэль здесь всегда один. Нам было его жалко, правда, мам?

— ЭМИЛИ! — снова шипит на нее Шэрон, бросая в сторону Дина извиняющийся взгляд.

— Но нам же было! — настаивает Эмили.

Дин начинает чувствовать себя откровенно неловко (он автоматически стоит навытяжку, сложив руки за спиной, как будто и правда в присутствии королевской особы). Потому что, конечно, Эмили права: Дин и Сэм уже давно должны были понять, что что-то не так. Да, Кас им не сообщил, но признаки-то были налицо. Они должны были все понять, и они должны были быть здесь.

В конце концов Дин говорит, обращаясь к Эмили:

— Теперь я всегда буду приезжать. И Сэм тоже помогает — он готовит комнату Каса к нашему возвращению. Он будет здесь позже.

— Но почему вы не приезжали раньше? — допытывается Эмили.

Дин не знает, как ответить. Он медлит, глядя на Каса.

Шэрон вмешивается со словами:

— Эмили, милая, у взрослых иногда очень сложный график, и они не всегда могут освободиться. Наверняка у мистера Дина были очень…

— Он не знал, — говорит Кас девочке. — Я ему не сказал.

Шэрон умолкает на полуслове. Они с Эмили смотрят на Каса, затем на Дина.

Дину теперь ужасно неловко, но он кивает.

— Я не знал до прошлой недели, — подтверждает он и добавляет угрюмо: — Иначе бы был здесь.

— А… — произносит Эмили. Она обдумывает слова Каса, потом, бросив взгляд на мать, подходит к нему. Она тянется к его уху, прикрыв рот рукой, и даже поднимается на носочки, чтобы быть поближе. Кас опускает голову, подставляя ухо, и Эмили шепчет ему хрипло и так громко, что всем все прекрасно слышно:

— Вы ему не сказали, потому что не хотели его тревожить?

— Именно, — отвечает ей Кас мягко.

Эмили кивает. Она еще раз оглядывается на мать (которая теперь смотрит в окно, притворяясь, что не слышит) и шипит Касу театральным шепотом:

— Я понимаю.

Выпрямившись, она обращается к Дину:

— Все будет хорошо. Кастиэль поправится.

— Я знаю, — отвечает Дин, ни с того ни с сего растроганный едва ли не до слез. — Конечно он поправится. И… ты тоже.

Эмили смотрит на него. Помедлив, она направляется к Дину. Он стоит по другую сторону кресла Каса, и ей приходится осторожно обогнуть кресло, везя за собой стойку с капельницей. Она подходит вплотную к Дину, и он с удивлением отмечает, какая она миниатюрная вблизи. Эмили снова поднимается на носочки, сложив возле рта руку в белой перчатке, и Дин понимает, что она собирается прошептать что-то и ему. Он нагибается к ней. Она такая маленькая, что ему приходится практически согнуться пополам.

Эмили прижимает руку к уху Дина.

— Вообще-то я могу… — начинает она своим театральным шепотом. Но на этот раз девочка, кажется, понимает, что шепчет слишком громко, — она останавливается посреди фразы и смотрит на мать (которая теперь наблюдает за ними с дрожащим лицом). Эмили начинает снова, гораздо тише — так тихо, что теперь Дину приходится напрячься, чтобы услышать ее: — Вообще-то я могу умереть. Только не говорите маме.

Она опускается вниз и отступает на шаг, выжидательно глядя на Дина.

Дин медленно выпрямляется.

— О… — произносит он в растерянности. — Э…

Эмили заговаривает снова, теперь уже обычным голосом:

— Но это ничего, потому что все, кто умирает от рака, сразу попадают в Рай. — Она проворачивается к Касу. — Помните Чарли, Кас? Помните, он был здесь две недели назад? Помните, у Чарли был рак легких четвертой стадии, и его друг приводил с собой его собаку Лобо, — помните, какие у Лобо были мягкие уши? Мы с мамой только что узнали, что Чарли умер два дня назад. Но это ничего, потому что Чарли теперь в Раю. И Лобо когда-нибудь будет с ним.

Следует тишина; все трое взрослых смотрят на Эмили.

— Вы же сами мне сказали, да, Кас? Все, кто умирает от рака, попадают в Рай.

— Да, это правда, — отвечает Кас. Дин бросает на него недоверчивый взгляд, полагая, что это какая-то сказка, которую он рассказал Эмили, чтобы успокоить ее (потому что ведь, без сомнения, кто-то из раковых пациентов оказывается в Аду?) Но вид у Каса совершенно серьезный, и Эмили, кажется, удовлетворена (хотя Шэрон теперь уставилась в пол, закусив губу). Слава богу, Эмили наконец меняет тему, обращаясь к Касу:

— Мне нравится ваша шапка. Вы потеряли все волосы?

— Большую их часть, — отвечает Кас. — Хочешь посмотреть шапку?

Она кивает, и он по-свойски поднимает ее на кресло, усадив на сиденье у своих бедер. Голубая атласная юбка распушается вокруг нее как большой гриб. Кас подвигается, чтобы дать ей место, потом снимает с головы обезьянью шапку и отдает ей. Дин удивлен тем, как легко Кас это делает: на этот раз он обнажает голову вообще без колебаний.