На самом деле, с этого нужно начать: первым делом Кас должен получить причитающийся ему минет. У него вообще хоть был подобный опыт? Он представляет, насколько потрясающе приятное это ощущение?

Не говоря уже о том, что есть еще и другое отверстие для исследования (Дин исследовал его с партнершами, даже не раз, но никогда еще — с партнерами). Эта мысль тоже чрезвычайно заманчива. «Так, нам немедленно понадобится смазка», — думает Дин. И потом вдруг с удивлением вспоминает, что они еще даже не целовались! Каким-то образом прошлой ночью они совершенно обошли стороной поцелуи. То есть это Кас обошел их стороной (Дин просто следовал его инициативе). Может ли быть, что Кас не понимает значения поцелуев у людей? Знать-то он о них, конечно, должен… но чувствует ли он их смысл на интуитивном уровне? Он же должен был, наверное, целоваться с этой Эйприл? Конечно, Эйприл потом пыталась его убить, и, может быть, это повлияло на эмоциональный окрас того вечера для Каса. Может быть, у Каса нет опыта по-настоящему приятных поцелуев?

Внезапно Дин сгорает от желания продемонстрировать Касу в деталях всю прелесть поцелуев. Каков его рот на вкус? Как ощущаются его губы, его язык; каково с ним целоваться? Дин еще не знает! Это надо исправить немедленно, и Дин осторожно переворачивается на другой бок, лицом к Касу. Кас еще спит, и первое, что бросается в глаза Дину при взгляде на него в полумраке — это широкий белый рот обезьяны на его шапке.

Кас так и не снял за всю ночь свою обезьянью шапку — ни разу. Во время всей вчерашней жаркой сцены, на протяжении всего изумительного минета он оставался в этой нелепой шапке.

На то была причина, конечно.

Как-то Дин совершенно о ней забыл.

Воспоминание о том, что сегодня вовсе не чудесное многообещающее утро новых отношений, обрушивается почти физическим ударом. Не будет ни утреннего секса, ни ленивого завтрака, ни немного неловкого перехода от ласк к домашним делам. Не будет и новой ночи наслаждений — во всяком случае, не сегодня. Кас не получит минет ни утром, ни вечером; как не получит и Дин.

И не будет никаких поцелуев. Потому что сегодня день химии.

***

На протяжении следующих двух минут Дин постепенно, дюйм за дюймом поднимает руки, чтобы обнять ими голову Каса. Дин пытается сделать это крайне медленно и осторожно, не разбудив его при этом. Будильник на телефоне еще не зазвонил, а значит, еще не время вставать, и каждая дополнительная минута сна для Кастиэля кажется чрезвычайно дорогой, как ценная валюта, которую нужно копить на грядущую ночь. Поэтому, хотя Дин по-прежнему очень хочет поцеловать Каса и не может отделаться от грез о запретных утренних минетах, он ограничивается тем, что обвивает Каса руками — с такой осторожностью, будто обезвреживает бомбу. План удается: Кас не просыпается, и следующие двадцать минут Дин лежит неподвижно, обнимая его, пока он спит.

Пока Дин меняет позу, он снова несколько раз испытывает это странное ощущение — словно какое-то слабое тепло перемещается вокруг его плеча и руки. Теперь оно едва уловимо — как будто свободный край простыни лежит у Дина на плече, или даже нависает тентом и чувствуется лишь за счет того, что слегка удерживает под собой тепло тела.

Но когда Дин смотрит на плечо, там ничего нет. Его плечо оголено: ничто его не касается и ничто над ним не нависает. Это немного необычно, но сейчас не важно. Сейчас все внимание Дин хочет отдать Касу.

Несколько минут спустя Дин отваживается тихонько погладить его по плечам. От этого по телу Каса пробегает легкая дрожь, как и прошлой ночью. И одновременно с его трепетом Дин чувствует легкое колебание воздуха вокруг своего плеча.

Он замирает, задумавшись.

В этот момент Кас шевелится, пряча лицо у Дина на груди. Его рука напрягается на поясе у Дина, и, тогда же, когда напрягается его рука, тепло вокруг плеча Дина тоже словно уплотняется.

«Иногда я случайно касался тебя крылом».

Дину отчетливо вспоминается нота смущения в голосе Каса. «Почти всегда это было случайно», — добавил Кас (и только сейчас Дин задумывается о том, почему Кас сказал «почти»).

«Мои крылья находились в небесной плоскости, но даже оттуда они обеспечивают некоторую защиту».

«Они изувечены. Я теперь держу их сложенными, всегда. Нехорошо касаться тебя изувеченным крылом».

Теперь Дину почти не хочется, чтобы Кас просыпался, так как внезапно Дин уверяется, что это едва ощутимое загадочное тепло, окутывающее его плечи, — на самом деле крыло. Или, по крайней мере, какая-то его аура.

И также он уверен, что Кас мог сделать такое только во сне.

«Мне плевать, если они изувечены, — думает Дин. — Я хочу чувствовать на себе твои крылья, каковы бы они ни были». Он закрывает глаза и сжимает Кастиэля в темноте, всеми фибрами сосредоточившись на этом легком едва уловимом ощущении тепла у себя на плечах.

***

Наконец Кас шевелится и зевает. Он просыпается сам по себе. Дин уже подумал о том, как лучше всего сказать «доброе утро». Поцелуй в день химии исключен, но теперь есть альтернативный вариант, который, с точки зрения Каса, может быть даже лучше. Дин опускает руку ему на шею, пробирается пальцами под край его шапки и нежно гладит кожу на затылке. Кас издает слабый звук, довольное тихое «м-м». Его глаза открываются, и взгляд фокусируется на Дине. «С добрым утром», — произносит Дин. На лице Каса появляется улыбка. Дин невольно улыбается в ответ, улыбка Каса становится шире, и Дин отвечает ему тем же. Какое-то время они скалятся друг на друга как идиоты.

Рука Каса у Дина на поясе чуть сжимается, и таинственная теплая аура крыла тоже уплотняется. Она едва заметна, но теперь, когда Дин знает, на что обращать внимание, он уверен.

В глазах Каса на долю секунды мелькает беспокойство — может быть, даже намек на смущение. Слышится быстрый вдох, и покров слабого тепла моментально исчезает с плеча Дина.

«Он только что сложил крылья, — понимает Дин. — Он только что заметил, где они оказались, и сложил их обратно за спину».

— Верни их туда, где они были, — говорит он Касу. — Мне нравилось, что они там. — Глаза Каса расширяются. И от этого его взгляда… Несмотря на знание, что сегодня не день для поцелуев, выработанные за жизнь сентиментальные рефлексы сложно побороть: внезапно Дин оказывается на волосок от того, чтобы поцеловать Каса, уже приблизившись к его лицу и даже наклонив голову, чтобы не задеть его нос. Сначала на лице Каса отражается недоумение, но потом к нему приходит понимание, и на мгновение у Дина перехватывает дыхание, потому что он уверен, что Кас ответит на поцелуй. Дин теперь так близко, что чувствует его дыхание — оно мятное (чистка зубов прошлой ночью явно себя оправдала). Дин упивается этим запахом, наклоняясь ближе. Их губы разделяет всего дюйм, когда звонит будильник на телефоне.

День химии.

Дин замирает. «Отвращение ко вкусам, — думает он. — Отвращение к запахам».

Кас напрягается всем телом. Он подтягивает подбородок к груди и отворачивается в плечо Дину, убирая рот из зоны досягаемости.

— Пора доставать гигантского ленивца? — спрашивает Дин.

— Боюсь, что так, — отвечает Кастиэль.

Дин ограничивается поцелуем в его макушку поверх шапки и отпускает его совсем. Заставить себя физически расстаться с Касом оказывается на удивление трудно — почти как оторвать от холодильника мощный магнит. Кас тоже, кажется, неохотно разрывает контакт: он отстраняется медленно, лениво скользя рукой по талии Дина. Но расстаться нужно. Пришло время заглушать свой запах, доставать новые мыло и шампунь. Время для госпиталя.

И время Дину возвращаться в свой номер. Может быть, он еще успеет проскользнуть в ванную и принять душ, пока не проснулся Сэм. Если повезет, Сэм вообще не узнает, что Дин провел у Каса всю ночь. (Не то чтобы Дин планировал скрывать это от Сэма — во всяком случае, не вечно, — но поскольку сегодня день химии, будет немного проще, если этот разговор удастся отложить.)

Дин встает и начинает собирать одежду. Он по-прежнему голый, конечно, и, подходя к столу, чтобы выключить звонящий будильник, замечает, что Кас наблюдает за ним. Кас даже садится на кровати и зажигает свет, чтобы было лучше видно. Его любопытство совершенно бесстыдное: он устраивается поудобнее, скрестив ноги, и внимательно смотрит, как Дин нагибается, чтобы собрать разбросанные по полу носки. Дин начинает крайне остро ощущать свою наготу. Такое смущение даже непривычно: обычно он не стесняется своего тела, и в те редкие дни, когда ему доводится проснуться рядом с девчонкой, встреченной предыдущим вечером в баре, утро обычно проходит легко и непринужденно.