— Тебе… — Кас медлит, и его дыхание пару раз затихает, как будто он собирается что-то спросить, но не знает, как сформулировать. Наконец он говорит: — Ангелы иногда отдыхают подобным образом с товарищами в гнезде. Особенно в период линьки. Но для людей — учитывая то, как вы спите и ваши… другие склонности… Я не уверен, комфортно ли тебе…

— Нормально, — отвечает Дин. — Мне комфортно.

— Я имею в виду сексуальные склонности, — уточняет Кас прямо. — Я в курсе, конечно, что люди могут заниматься и тем, и другим — и спать, и вступать в половое сношение, — в подобном гнезде… — он останавливается и прочищает горло. — В кровати, я хотел сказать. В кровати, конечно. В общем, я не уверен, каков правильный протокол. Я не хотел бы переходить черту и создавать неловкость.

— Никакой неловкости, — врет Дин.

— Ничего, что моя рука здесь? — Кас легонько нажимает на грудь Дина.

— Да, не вопрос. Все в порядке, Кас.

— Ладно. Я не буду придвигаться ближе, — уверяет Кас (слышать это немного досадно). — Я просто хотел убедиться, что тебе тепло. — На этом он умолкает — как кажется, на очень долгое время.

Проходят минуты. Кровать обширная и теплая, и Дин убеждает себя: «Это все невинно, это все абсолютно невинно, ему просто нужно общество, товарищ, как принято у ангелов, вот и все, это просто ангельская потребность в товарище по гнезду… Надо почитать эту книгу про ангелов, посмотреть, нет ли там чего про гнездовых товарищей…»

И если это все, чего хочет Кастиэль, то именно это Дин и предоставит.

Дин пытается сосредоточиться на нейтральных ощущениях. Он мысленно отмечает кармашек прохладного воздуха в дальнем углу постели, у ног; практично оценивает мягкость матраса (это один из таких модных матрасов, которые принимают форму тела). Подушка хорошо взбита, простыни кажутся шелковыми на ощупь (наверное, дорогая ткань), и от всего веет чистотой и свежестью. «Надо почаще баловать себя такими отелями», — думает Дин. Но все это по-прежнему не отвлекает его от главного: он все так же остро ощущает присутствие Кастиэля, тяжесть его руки и его соблазнительную близость.

Некоторое время спустя Кас расправляет пальцы у Дина на сердце.

Дин закрывает глаза.

— Я чувствую, как бьется твое сердце, — говорит Кас. — Знаешь, я раньше всегда чувствовал твое сердцебиение, как сейчас, когда касался тебя крылом. Мне даже не нужно было касаться твоей груди. Я мог почувствовать твое сердце в любом месте вблизи. Когда у меня были крылья…

Он прекращает говорить, и несколько секунд проходит в тишине. Рука Каса слегка напряжена, и Дин чувствует через футболку точки нажима подушечек его пальцев.

— Погоди… — произносит Дин медленно. — Когда это ты «касался меня крылом»?

— О, много раз, — отвечает Кас. Его рука и одеяло слегка шевелятся, как если бы он пожал плечами. — Я прикрывал тебя крыльями всегда, когда мог, во время стычек и атак, если мы стояли достаточно близко друг к другу. И Сэма тоже, конечно. Ты не знал? — («Нет, этого я не знал», — думает Дин.) Кас продолжает: — Конечно, в этих ситуациях мои крылья находились в небесной плоскости — обычно мне не хватало энергии, чтобы перенести их сюда, или я просто не успевал это сделать. Но даже оттуда они обеспечивают некоторую защиту. И еще… порой я просто… — Он колеблется и когда продолжает, в его голосе слышна нерешительность, будто он немного смущен: — В общем, иногда я просто случайно задевал тебя крылом. Чаще всего, например, это происходило, когда я куда-то переносил тебя на крыльях. — Он снова медлит, потом повторяет, словно оправдываясь: — Это получалось случайно.

— Ничего страшного, — отвечает Дин.

— Почти всегда это было случайно, — говорит Кас. — Но, понимаешь, когда я касался тебя крылом, мне очень легко было прочесть твое физическое состояние. Почувствовать травмы — все, что нужно было излечить. Когда я исцелял тебя, я почти всегда касался тебя не только рукой, но и крылом — лишь мимолетно, из другой плоскости, я имею в виду. У ангелов перья всегда более чувствительны, чем руки оболочки. Это вообще наш главный осязательный орган.

— А как это ощущается? — спрашивает Дин, захваченный любопытством, несмотря на отвлекающие обстоятельства.

Кас медленно вздыхает и легонько проводит ладонью вверх-вниз по футболке Дина — как будто пытается привыкнуть к тому, чтобы пользоваться рукой, а не крыльями.

— Трудно объяснить, — отвечает он. — У людей нет такого чувства, а сейчас и у меня оно отсутствует.

Дин слегка поворачивает голову к нему.

— Ты разве сейчас не можешь коснуться меня крыльями?

Кас медлит.

— Могу, но… они изувечены. Не стоит этого делать. Я теперь держу их сложенными, всегда. Нехорошо касаться тебя изувеченным крылом…

Дин набирает воздуха, чтобы сказать, что он вообще-то совсем не против, но Кас добавляет:

— К тому же у меня больше нет перьев. Без них ощущения не те. Когда были перья, я, по сути, мог видеть сразу все твое тело. Практически насквозь.

— Это что, как… рентгеновское зрение? Рентгеновские крылья?

Кастиэль тихо усмехается.

— Можно и так сказать. Неплохая аналогия. Но восприятие не столь материальное, менее физическое. Скорее я видел, как в тебе текут потоки энергии. Картину оттенков энергии — и души. — При этих словах Кас перемещает руку с груди Дина на его дальнее, правое плечо, и проводит пальцами ровно по тому месту, где когда-то была Метка Каина.

Его прикосновение — нежное; пальцы на коже кажутся прохладными.

— Я мог видеть все раны, — шепчет Кас. — И как их излечить…

Прошедшее время в его словах тяжело висит в воздухе: «Я мог».

— Теперь все ощущается совсем иначе, — говорит Кас, возвращая руку Дину на грудь. — Но знаешь, у человеческих рук тоже есть свои преимущества. Некоторых ощущений я теперь лишен, некоторые приглушены, но появились и новые. Я тебе говорил, что первым человеческим чувством, которое я испытал, была боль? Когда я впервые лишился благодати — когда пал, — я немедленно поранился. Поранил руку. Вот эту, левую. — Он легко проводит рукой по футболке Дина из стороны в сторону. — Просто от неудачного падения в первые же минуты. Это была ерундовая царапина, но боль оказалась такой… яркой. Такой требовательной. Даже всепоглощающей. Человеческие ощущения могут быть невыносимыми. Но… к счастью, есть и приятные ощущения, правда?

Дин прикусывает губу, глядя в черный потолок. Невозможно сказать, намеренно ли Кас завел разговор в это русло.

— Да, есть и приятные ощущения, — осторожно соглашается Дин.

— Удивительно, на самом деле, насколько изысканные ощущения может дарить человеческая рука… — шепчет Кас и снова скользит ладонью из стороны в сторону по футболке на груди Дина. — Это не как крылья… но должен сказать… и в этом есть свои прелести…

Дину снова приходится приказать себе успокоиться. Что бы ни делал Кас, что бы он ни замыслил, это не может быть тем, чем кажется, — не может быть тем, о чем думает Дин. В голове у Дина проходит целый парад контраргументов: Кас — ангел, он вообще практически асексуален — либо асексуален, либо натурал, — или то, или другое, но уж точно не гей; и вообще он не человек, это даже не его тело, не говоря уже о том, что он болен, у него завтра, блин, химиотерапия, ему просто нужен друг, просто нужен товарищ, с которым можно побыть рядом. Несомненно, он просто исследует сенсорные возможности человеческих рук? Он просто скучает по крыльям — не может быть, чтобы…

— Твое дыхание участилось, — шепчет Кас.

— Э… да, так бывает, — бормочет Дин.

— Понятно. Значит ли это, что тебе приятно?

Уж про это Дин не станет врать ни за что.

— Да, — отвечает он тотчас же. — Да. Это… очень даже приятно.

— О, хорошо, — говорит Кас. — Потому что мне тоже нравится. Мне очень приятно, что ты здесь. Но твоя футболка, наверное, притупляет ощущения, да? — С этими словами он проскальзывает рукой Дину под футболку, слегка задирая ее нижний край, пока его рука опять не оказывается у Дина на груди. И вновь он кладет ладонь Дину прямо на сердце. Ровно туда, где она была до этого, — но без барьера из ткани прямой контакт кожи с кожей оказывается искрометным.