К тому моменту, как Дин заканчивает обустраивать гнездо, оказывается, что Кас начал самостоятельно ковылять по направлению к ванной. Когда Дин замечает его за этим занятием, Кас уже сидит на Втором стуле. Дина слегка раздражает, что Кас не дает о себе заботиться — в конце концов, он бы мог прекрасно лежать в кровати все это время, а Дин носил бы ему горшки и лотки. Но, очевидно, Кас твердо намерен попытаться сделать все сам и убежден, что расположиться необходимо именно в ванной. Этот разговор уже состоялся у них несколько раз, и спорить с Касом невозможно.
Помогая ему пройти остаток пути до ванной, Дин замечает, что Кас начал беспрестанно шептать: «Прости, прости меня, прости…»
— Прекрати извиняться, — требует Дин, помогая ему лечь на пол. Он подкладывает под голову Каса подушку. — Тебе точно не надо помочь помыться?
— Нет… — отвечает Кас, натягивая одеяло вокруг плеч. Его внезапно охватывает приступ дрожи, но он все равно пытается произнести: — Нет… н-нет. Ты не должен ничего… этого делать. Ты не должен… Прости меня, Дин. Прости…
Как Дин ни пытается, он больше не может успокоить Каса. От жара тот стал неугомонным и тревожным, и его «прости» не прекращаются. В конце концов поток извинений прерывается, только когда Каса снова начинает тошнить.
***
Ночь длится бесконечно. Дин теряет счет приступам рвоты где-то после пятнадцатого.
***
Наконец появляются периоды, когда Кас дышит относительно ровно, свернувшись в своем гнездышке из одеяла и подушки, и Дин может позволить себе опереться на бортик ванной и на минуту закрыть глаза.
В следующее мгновение он, вздрогнув, просыпается от крайне неприятного кошмара, в котором Кастиэль тонет в водостоке во время какого-то сезона дождей, кругом сверкают молнии, а Дин пытается вытащить его из водоворота. Открыв глаза, Дин обнаруживает, что привалился к бортику ванной, болезненно изогнув шею, и рядом на корточках сидит Кастиэль, одной рукой сжимая обернутое вокруг себя одеяло, а другой тряся Дина за плечо.
— Все в порядке, — извещает его Кас и садится на пол, устало прислоняясь к унитазу. — Ты просто заснул.
— Который час? — хрипит Дин, протирая глаза.
— Три часа утра, — отвечает Кастиэль. После этого он поворачивается к унитазу, и его снова тошнит.
***
Намного позже, после еще нескольких скверных приступов рвоты, самый тяжелый этап, кажется, наконец позади. Кас снова свернулся на полу, теперь беспокойно ворочаясь в припадках жара и озноба, которые находят на него время от времени. Дин решает попробовать сбить температуру способом, который посоветовала дежурная сестра. Он достает из мини-холодильника несколько кубиков льда и заворачивает их во влажную ткань, после чего садится за спиной у Каса и прикладывает лед к его шее сзади, придерживая голову Каса другой рукой.
Глаза Каса медленно открываются. Он не смотрит ни на что конкретно, а только уставляет пустой взгляд в фаянсовую ногу унитаза перед собой. Но потом он шепчет — так тихо, что Дин едва слышит:
— Хорошо…
— Это кубики льда, — поясняет Дин. — Сестра сказала, что может помочь.
— Славно… — шепчет Кас.
Неясно, имеет ли он в виду лед или руку Дину у себя на лбу (его лоб все еще горячий, и рука Дина, должно быть, кажется прохладной в сравнении). Больше Кас ничего не говорит, и уже понятно, что он устает от разговоров, поэтому Дин молча сидит рядом, прижимая лед к его шее и держа ладонь у него на голове.
Мерное тиканье часов и медленное, неровное дыхание Каса кажутся единственными звуками во всем мире. Проплывают минуты. Дин сидит позади Каса на корточках, неудобно согнувшись, и скоро у него начинают ныть колени. Он пересаживается, пробуя вытянуть одну ногу вдоль спины Каса, подогнув вторую под себя. Подогнутая нога затекает, но Дин остается сидеть, глядя, как секундная стрелка часов описывает полную минуту, затем еще одну, и еще. «Я не выдержу час, но я выдержу минуту, — думает он. Потом мысленно повторяет то, что уже говорил себе ранее: — Держись, ты можешь».
Еще минуту спустя Дин снова пересаживается. Он находит способ сделать это, не толкая Каса в спину. Когда все кубики льда растаяли, Дин со скрипом поднимается на ноги и идет за новыми. Потом садится обратно рядом с Касом, не обращая внимание на боль в коленях, и снова прикладывает лед к теплой коже на его шее.
«Не выдержу час, но выдержу минуту».
«Держись. Ты можешь».
«Не выдержу час, но выдержу минуту».
Каса не тошнит уже почти час — может быть, лед и правда помогает?
И эти кубики растаяли. Дин идет, набирает еще и повторяет все снова.
И снова.
И снова.
***
От жужжания телефона Дин вздрагивает. Он по-прежнему сидит возле Каса, экспериментируя с мокрым полотенцем и кубиками льда в разных местах его шеи и головы. (Кажется, Каса успокаивает, когда Дин гладит его влажным полотенцем по шее сзади, поэтому Дин делает так уже какое-то время.) Сейчас Кас, похоже, наконец забылся в драгоценной дреме — когда на кафельном полу дребезжит телефон, он даже не шевелится. Дин поспешно хватает телефон, пока Кас не проснулся. Это сообщение от Сэма.
«Я выезжаю, — пишет Сэм. — Буду у вас до заката».
Дин устало оглядывается. Только теперь он замечает, что через пыльные окна спальни пробивается тусклый свет. Он щурится на часы и обнаруживает, что уже семь утра.
«Вы как там?» — спрашивает Сэм.
«Веселимся всю ночь», — пишет Дин.
«Черт, — отвечает Сэм. — Он в порядке?»
«Держится. Подробности потом, — пишет Дин. — Езжай осторожно». Потом ему приходит в голову мысль, и он добавляет: «Эй, можешь захватить для него шапку?»
Сэм отвечает: «Ладно, а как же его серая?»
«Она испортилась».
«Испортилась?» — переспрашивает Сэм.
«Стирать нужно, — отвечает Дин. — Попробуй найти новую. Он потерял часть волос. Кажется, стесняется этого».
«Понял», — присылает Сэм. И еще через пару секунд: «Никогда не видел Каса стесняющимся».
Дин пишет в ответ: «Да. Забавно, что ангела волнуют волосы». Потом добавляет: «То есть он же уже потерял перья, и ничего».
Пауза.
Сэм что-то пишет, стирает и снова пишет.
Наконец приходит сообщение:
«Мы не знаем, насколько он переживал из-за перьев».
Дин долгое время глядит на сообщение Сэма и теперь вспоминает, как в магазине Кас говорил о том, что скучает по крыльям. Он смотрит вниз на Каса. В ванную пробивается косой свет, и в бледных утренних лучах Кастиэль отчего-то выглядит особенно слабым. Свернувшийся на полу ванной под мятым одеялом, он похож на раненого зверька.
И ведь по сути так и есть: он и есть сейчас раненый зверек.
Дин вдумчиво разглядывает его, изучая ослабленную человеческую оболочку, в которой Кас оказался пойман. Эта оболочка — сейчас единственный дом Каса. Оболочка, которая стала его неотъемлемой частью, почти слилась с ним, превратилась в его собственную в результате причудливого стечения обстоятельств.
Дин протягивает руку и снова кладет ее Касу на голову — очень нежно, стараясь не разбудить его, но желая как-то прикрыть оголившийся участок кожи под его волосами. Несколько оставшихся пучков спутанных темных волос вяло лежат на его голове, и Дин легонько поглаживает по одной пряди большим пальцем. Кас шевелится, перекладывая руки на кафельном полу, и Дин убирает руку обратно ему на шею — прикосновение там обычно его успокаивает. Кас расслабляется с тихим вздохом и не просыпается. Дин продолжает гладить его по шее. Он смотрит на спину Каса и думает: «Крыльев нет».
Крыльев нет, перьев нет, а скоро и волос не будет.
Наконец он отвечает Сэму, набирая сообщение одной рукой: «Да, верно. В общем, привези шапку».
«Сделаю», — пишет Сэм.
***
— Как думаешь, ты теперь сможешь немного поспать? — предлагает Дин. — Я могу помочь тебе лечь в кровать. Я уже поменял простыни, кстати. Горничная оставила свежий комплект.
Уже далеко за полдень. За утро Кас постепенно очнулся от своей полукомы и ожил до такого состояния, что даже может сидеть, прислонясь спиной к ванне и подперев руки коленями. Рвота прекратилась уже несколько часов назад, с тех пор он попил еще воды и сейчас даже жует крекер. Хотя обкусывает края печенья он буквально по крошкам. Полевая мышь съела бы его в десять раз быстрее.