Кас кивает.
— Летающее создание, — шепчет он. Потом добавляет: — Мне нравится мысль, что за Клэр присматривает Громовержец. И что она заботится о нем в ответ. — Тут он выпрямляется и набирает в грудь воздуху, поворачиваясь к Дину, как будто ему только что пришла в голову идея. И Дин уже знает, что он собирается сказать. Он кивает раньше, чем Кас успевает что-либо произнести.
***
Как по часам накатывает следующая неделя химии. Дин уверяет всех, что он уже «практически в норме», что, конечно, означает, что он вовсе не в норме и все еще чувствует ужасную усталость. Они с Касом даже спят в разных постелях, опасаясь заражения (всегда, конечно, есть вариант с масками, но Дин боится начать кашлять или случайно сорвать маску во сне).
К счастью, и Саре, и Джоди удается снова приехать помочь им — в этот раз всего на пару дней, понедельник и вторник (бог знает, какой ценой на работе). Дин в состоянии выдерживать лишь по несколько часов дежурства за раз, но, по крайней мере, теперь он может находиться с Касом в комнате, хотя зачастую — свалившись на матрасе в углу и внимательно наблюдая за происходящим, пока всю тяжелую работу делают Джоди, Сара и Сэм.
При том, что Дин уже поправляется и Джоди с Сарой помогают, это должна быть относительно легкая неделя. «Пятидневный кулер» Клэр решил проблему с питанием, и замороженный виноград оказывается настоящей находкой. Но даже «легкая» неделя химии — это все равно неделя химии, и Касу все равно нехорошо.
По крайней мере, это последняя неделя химии — во всяком случае, на какое-то время. Это должно обнадеживать, даже радовать, но, как ни странно, никто старается об этом не упоминать. Оттого, как суеверно все боятся сглазить, становится тревожно. Персонал в клинике говорит об этом немного свободнее, но их комментарии кажутся притворными, с чересчур жизнерадостными шутками «Надеемся, мы с вами больше не увидимся!» и чересчур настойчивым пожеланием «отметить праздники как следует». Дин ловит себя на непрестанном волнении по поводу консультации с доктором Клайном на следующей неделе, после Рождества. Кас не упоминает ее вообще, что кажется зловещим предзнаменованием. Помогла ли химиотерапия хоть чуть-чуть? Что скажет доктор Клайн?
Что покажет обследование?
Тревога и напряжение не отпускают Дина, и, хотя он пытается их скрывать, он знает, что это препятствует его выздоровлению. Ему по-прежнему тяжело спать, он борется с постоянным утомлением, и аппетита у него почти нет. Теперь возникла еще и новая проблема: ноющий дискомфорт в животе, который донимал его то и дело вот уже несколько недель, расцвел в регулярную колющую желудочную боль. О которой, конечно, Дин никому не говорит, пока в один прекрасный день Сара не замечает его согнувшимся на матрасе и схватившимся за живот.
— Язва, — заключает она, порасспрашивав его о симптомах и пощупав живот. Потом добавляет с усталым вздохом: — Стоит ли говорить, что я тебя предупреждала…
— Ладно, ладно, я понял, — сопит Дин. — Что делать-то?
— Идти ко врачу, — отвечает она. — Я не могу поставить тебе диагноз, это только догадка. Но будь я на твоем месте… никакого кофе и кислотообразующей еды, пить много жидкости, и можно попробовать кое-какие безрецептурные препараты.
Дин в отчаянии надеется все это скрыть. Но Кастиэль уже услышал.
И режим наседки у Каса больше не выключается, даже когда он совсем болен. Теперь, просыпаясь от очередной обессиленной дремоты на матрасе, Дин зачастую обнаруживает, что Кас следит за ним, свернувшись на боку на кровати и пристально глядя на него, а не на часы. Кас то и дело шепчет советы Джоди, Сэму и Саре о том, как помочь Дину: какие чаи и щадящая еда подойдут для его желудка, как ему полезна горячая ванна или как еще его побаловать.
Как только Кас снова встает на ноги во вторник, он первым делом идет к маленькой микроволновке в номере, чтобы заварить кружку ромашкового чая для Дина — не для себя.
Больше того, ясно, что Кас как никогда пытается скрыть, насколько плохо себя чувствует, пытается вести себя так, словно он полон сил, хотя это явно неправда. И все это ради того, чтобы Дин не волновался.
Но Кас не может скрыть всего. Он уже шесть месяцев на беспрерывном суровом цикле химиотерапии. Он потерял все волосы; даже бровей у него теперь не осталось, и от этого вид у него стал призрачный и печальный. Его худоба начинает вызывать серьезное беспокойство: Дин может прощупать под кожей все его кости, когда прижимается к нему в постели (пока предусмотрительно в маске и перчатках).
Во вторник вечером, пока Дин сидит на своем матрасе на полу, потягивая ромашковый чай, (а Кас свернулся рядом, наблюдая) Дину приходит в голову, что у них не было секса уже больше недели, с тех пор, как он заболел. И это как-то совершенно неважно. Даже интересно, насколько неважно: это, вообще говоря, в новинку для Дина — иметь секс так низко в списке приоритетов, что он вовсе исчезает из виду. То ли стресс так влияет на гормоны, то ли просто тот факт, что они оба больны, то ли постоянная изводящая тревога друг за друга — и о том, что они друг за друга тревожатся. Как бы там ни было, даже хорошо, что они оба сейчас не в форме, так как совершенно ясно что у Каса просто нет сил. Впечатление такое, что ему постепенно отказывает все тело. На этой неделе он выглядит еще более уставшим, чем на прошлой.
Дин опускает руку на его голову и, потягивая свой чай, гладит Каса по голове. И по затылку, конечно. Только теперь, когда рука Дина уверенно скользит по его голове, выражение озабоченности постепенно исчезает с лица Каса. Его черты расслабляются, веки начинают опускаться.
Дин продолжает до тех пор, пока Кас не засыпает. Тогда Дин ставит кружку на пол и, свернувшись сбоку от Каса, тоже проваливается в сон.
Как-то они преодолевают третью неделю. Дин не может избавиться от образа, что они с Касом — пара утопающих псов, которые, шатаясь от слабости, выбрались на далекий берег бурной реки. Они добрались до суши, но вконец выжаты.
По крайней мере, это последняя неделя химии. Во всяком случае, Дин отчаянно на это надеется.
***
В среду Кас объясняет, что ему нужно еще раз зайти в клинику, получить кое-какие бумаги в связи с окончанием лечения, прежде чем они отправятся назад в Канзас. И оказывается, что персонал в госпитале выбрал этот момент, чтобы отметить официальное окончание длительного курса химиотерапии Каса. В фойе отделения химиотерапии имеется прикрепленный к стене колокольчик: Дин замечал его раньше, но не задавался вопросом, зачем он нужен. Оказывается, это колокольчик «последнего сеанса»: пациенты звонят в него перед тем, как уйти из дверей клиники, как можно надеяться, в последний раз.
Десятки людей собираются, чтобы посмотреть, как Кас будет звонить в колокольчик. Все это превращается в постановку неожиданного размаха: внезапно появляется Сара и все прочие сестры, и кольцо других пациентов. К удивлению Дина (и Каса), пришли даже Шэрон и Эмили. Сэм и Дин отходят назад, чтобы дать Касу немного воздуха. Кас выглядит растерянным от такого внимания к себе. Но, бросив на Дина нервный взгляд, он расправляет плечи и звонит в колокольчик.
Колокольчик радостно звенит. Он оказывается совсем негромким, но все настолько притихли, что его звук слышится чисто и отчетливо. Он эхом отдается по клинике, словно звонкая нотка надежды среди непроглядной тьмы.
Следуют поздравления ото всех, рукопожатия и объятия.
После этого люди начинают расходиться. Сэм и Сара ожидаемо о чем-то разговорились, и Дину выпадает минутка наедине с Касом. Дин все еще беспокоится, что поцелуи могут быть заразны, поэтому вместо этого обнимает Каса — долгим крепким объятием. Кас кладет голову ему на плечо.
— Дин… — шепчет Кас и затихает, словно не может сформулировать то, что хочет сказать.
Вместо поцелуя Дин гладит его по шее. Почти полминуты.
Когда Дин наконец отпускает Каса, тот выглядит почти опьяненным ощущениями. Его голубые глаза широко раскрыты, зрачки — огромные и темные; он едва сдерживает слезы, и его улыбка немного дрожащая. Но, кажется, в хорошем смысле дрожащая.
