Чувство несправедливости вспыхивает в нем так ярко, что приводит его почти в бешенство. Это просто невероятно, немыслимо: эти не знающие своего счастья недостойные людишки могут заниматься обычными делами, ездить в свои дурацкие поездочки, возить своих тупых детей на роскошные лыжные курорты, чтобы валяться там в снегу, по сути выбрасывая деньги на ветер, и, судя по виду, все они при этом в превосходном здравии — ни у кого ничего не болит, никого не тошнит, — и они еще и жалуются! Пока Кастиэль и Дин с Сэмом всего в паре номеров от них пытаются справиться со своим кошмаром!

Почему в этой тупой семье лыжников никто не болен раком? Почему это должен быть Кас?

Почему Кас?

«Почему мы?»

Дин кипит от злости, сжав кулаки и уставившись на автомат со льдом, пока слушает, как уставшая семья спорит друг с другом о том, купить ли их тупому ребенку еще гребаных чипсов. Повернувшись, Дин впивается в них глазами. Родители не смотрят в его направлении, но мальчишка смотрит: как раз когда он жалуется, как сильно хочет есть, он случайно замечает Дина и, поймав его взгляд, тут же умолкает, стиснув в руках пустой пакет от чипсов. Мальчишка невольно пятится назад, к матери.

Ему лет девять на вид.

Дин делает глубокий вздох и разжимает кулаки. Он заставляет себя улыбнуться ребенку слабой улыбкой и отворачивается к автомату со льдом.

***

Пока Дин бредет с ведерком льда обратно через парковку в номер Каса, он замечает Сэма, копающегося в багажнике Импалы. Когда Дин подходит, Сэм выпрямляется: он выглядит немного обеспокоенным.

— Эй, я что-то не могу найти бутылки с водой, — говорит Сэм. Он поднимает в руке одинокую бутылку. — Нашел только вот эту — каталась в багажнике. И еще… прости, но я, кажется, забыл толстовки.

— Что?

— Толстовки для ленивца, — говорит Сэм. Вид у него виноватый. Он захлопывает багажник и направляется вперед Дина к открытой двери в номер рядом. Это комната Сэма и Дина (хотя теперь уже фактически комната Сэма, так как Дин почти все время проводит у Каса). Сэм бросает ключи от машины на стол и заглядывает в большую сумку с вещами, лежащую на одной из кроватей. Он с безнадежным видом роется в сумке и вздыхает, качая головой. — Я думал, толстовки тут, но… Я ведь уже подготовил смесь запахов, завернул их в те большие пакеты и собирался положить в сумку, но, должно быть, оставил в гараже. Они лежали прямо рядом с машиной, но я, должно быть, забыл убрать их в сумку… Прости, — снова добавляет он, заметив выражение лица Дина.

Медленно Дин ставит на стол ведерко со льдом.

— Ты забыл толстовки? — повторяет он. Сэм кивает. Дин подходит и смотрит в сумку. Ну точно, толстовок нет.

Это должна быть мелочь, но это не так. Касу нужны эти толстовки. И Дину нужны эти толстовки. Это ведь Дин проводит с Касом большую часть времени; Дин спит рядом с ним ночами. Если у Каса разовьется отвращение не к тому запаху (скажем, к запаху одеколона Дина… или его шампуня… или к его собственному запаху), то заплатит за это Дин — не Сэм.

— Ты забыл толстовки с запахом гигантского ленивца, — повторяет Дин.

— Да, — признает Сэм.

— Касу нужно, чтобы мы их носили.

— Знаю. Прости, правда.

— Ты же сказал, что положил их, — упрекает Дин. — Я спросил, взял ли ты их. И ты сказал «да». Я спросил, наверное, три раза. — Раздражение вдруг закипает в нем снова, и непрестанная головная боль, конечно, не помогает, и затем Дин замечает, что начал кричать на Сэма. И не может остановиться. И даже не хочет останавливаться, потому что Сэм же сказал, что взял толстовки, и Дин напомнил ему их взять, как минимум три раза, потому что Кастиэлю они нужны, и Дину они нужны, и еще Дин знает: это все потому, что Сэм отвлекся на очередной звонок Саре, как раз когда они собирали вещи — теперь Дин кричит все это прямо Сэму в лицо, и Сэм даже закрывает дверь, как будто не хочет, чтобы кто-то услышал, но Дин едва замечает. Его голова пульсирует болью и мышцы снова ноют, настолько он взбешен. Они остались без толстовок, и что теперь делать?! Дин лишь смутно осознает, что оттесняет Сэма к двери — Сэм отступает шаг за шагом и даже поднял руку, словно в попытке остановить Дина, и шепчет успокаивающим тоном (крайне раздражающим успокаивающим тоном):

— Эй, тише, тише. Кас совсем рядом, забыл?

Дин умудряется немного понизить голос (только ради Каса), но определенно не собирается прекращать лекцию, потому что он уже вошел в раж и испытывает глубокое удовлетворение от этого яростного, жесткого, рычащего выговора Сэму о том, чтобы он немножко собрался, и сосредоточился на Касе, и навел порядок в голове…

Дин выплевывает слова в таком гневе, что начинает кашлять на последних двух фразах. Сэм стоит, прижатый к двери, и теперь только молча смотрит на брата. Он не говорит ни слова.

Как ни странно, пока Дин продолжает, вид у Сэма становится скорее задумчивый, чем обороняющийся. Пару раз он оценивает Дина взглядом с головы до ног, как будто больше не обращает особого внимания на его слова, а просто наблюдает за ним. Это, конечно, только злит Дина еще больше, отчего кашель становится сильнее, и в конце концов Дин вынужден умолкнуть, закашлявшись.

Сэм передает ему бутылку воды.

После нескольких глотков воды кашель наконец проходит. Дином овладевает полное изнеможение, и он унимается, тяжело сев на кровать. Теперь от усталости он не может сказать Сэму ни слова — он даже голову прямо больше держать не может. Не может даже посмотреть Сэму в глаза.

— Ты в порядке? — отваживается спросить Сэм.

— Да, — отвечает Дин тихо. — Просто устал как собака. И хочу, чтоб все закончилось. — Он морщится при этом слове, потому что, конечно, «закончиться» рак Каса может и очень, очень плохим образом.

— Я съезжу в универмаг, — говорит Сэм. — Куплю все, что нужно для запаха, и новые толстовки. Прости, я правда думал, что положил их, но… в общем, я скоро вернусь. И… — он медлит. — Когда я вернусь, тебе надо поспать.

Дин вяло кивает, глядя в пол.

Сэм берет свое зимнее пальто и шарф и начинает одеваться. (Теперь уже настоящая зима — здесь, в горах Денвера, пронзительно холодная, — и первая пара снегопадов осела тяжелыми наносами на тротуарах.) Дину становится стыдно за свою безумную тираду, потому что, конечно, Сэм ничего этого не заслужил. Сэм с самого начала просто офигенно помогает.

— Прости, — бурчит Дин.

Сэм пожимает плечами, обматывая вокруг шеи шарф. Он вытаскивает из кармана пальто мягкую шапку, натягивает ее на голову и бросает почти небрежно:

— Сара предупреждала меня, что это случится.

— Что что случится?

— Что ты начнешь слетать с катушек, — говорит Сэм. Он сгребает ключи от Импалы обратно со стола и добавляет: — Даже посоветовала мне… — Секунду он колеблется, но наконец завершает: — Посоветовала не реагировать на это. Не принимать на свой счет.

Дин пытается собрать в себе хоть какое-нибудь негодование по этому поводу, но, конечно, Сара абсолютно права. В конце концов Дин только устало кивает.

Сэм готов идти, но все еще медлит, стоя посреди комнаты с ключами в руке и глядя на брата. Наконец он говорит мягко:

— С ним все будет в порядке.

— Да. Конечно, — отвечает Дин, по-прежнему глядя в пол. — Не сомневаюсь.

Сэм поворачивается, чтобы уйти.

Когда он уже выходит за дверь, Дин окликает его:

— Эй!

Сэм оборачивается с осторожно нейтральным выражением лица. Дин говорит:

— Купи что-нибудь приятное Саре, раз уж едешь.

— Купить ей что-нибудь в универмаге? — переспрашивает Сэм, слабо усмехнувшись. — Что, типа, удлинитель? Набор полотенец?

— Если уж я нашел чертов цветок для Каса в гребаном Твоем Доме, то уж ты точно найдешь что-нибудь для Сары в универмаге, — замечает Дин. (Цветок тем временем живет бункере: вчера Кас отнес его на самый верхний этаж, где он может стоять на свету, пока они в отъезде, и даже устроил для него какую-то замысловатую поливальную систему из перевернутой пластиковой бутылки и множества ниток по схеме, которую нашел в интернете.) Дин добавляет: — В универмаге в миллион раз больше вещей, годных в подарок, чем в Твоем Доме. Может, какую-нибудь рождественскую игрушку? Не знаю. Но она прямо супер как помогает. Купи ей что-нибудь.