— В третий месяц, — продолжает Кас, — я попробовал спиртное, отчего все молитвы слились в какой-то… невнятный бред, и это даже отчасти помогло. Но потом наутро, в пятницу, было просто ужасно… — (Клэр и Алекс едва сдерживают смех, хотя вид у них обеих при этом виноватый.) Кас заканчивает: — И, очевидно, смешивать алкоголь с лекарствами химиотерапии в любом случае не рекомендуется. Так что в четвертый месяц я попробовал марихуану… — (Клэр снова усмехается, а у Алекс от удивления расширяются глаза), — и она… в общем… некоторые ее аспекты мне даже понравились, но оказалось, что от нее молитвы становятся крайне запутанными. Совсем сбивающими с толку, как будто приходят несвязанными обрывками. И почему-то кажется, что все это длится намного дольше. — Он обводит взглядом присутствующих и говорит: — Мне никогда даже в голову не приходила стратегия контрмолитвы. Это было так странно — начать получать молитвы от всех вас. Почти у всех вас есть прямой канал доступа ко мне в результате нашего совместного прошлого — а это делает молитвы сильнее; но необычнее всего было то, что ваши молитвы не просили о помощи меня, а совсем наоборот. Вы все старались помочь мне. Ощущение было почти как… от полета вверх тормашками. Полная противоположность тому, как я привык воспринимать молитвы. Воистину поразительное ощущение. — Он на мгновение задумывается и добавляет: — И я бы даже не предположил, что у меня найдется достаточно, гм… достаточно… — он снова обводит всех взглядом: Сэма и Дина, и Джоди, и Клэр, и Алекс, — достаточно… источников молитв для того, чтобы такая стратегия была осуществима.

— Достаточно друзей, ты хочешь сказать? — подсказывает Дин.

Кас смотрит на него и робко кивает. В итоге у них набралась молельная команда из девяти человек, считая удаленную помощь Донны, Шэрон, Сары и даже малышки Эмили.

— Да, — говорит Кас просто. — Достаточно друзей. — Он снова обводит взглядом собравшихся — теперь со своей характерной однобокой улыбкой. Все улыбаются ему в ответ.

Дин тихо усмехается и снова потирает спину Каса (ему начинает доставлять необъяснимое и совершенно неожиданное удовольствие возможность открыто оказывать Касу подобные знаки внимания).

— Я думаю, у тебя друзей уже больше, чем у меня, — говорит Дин. — И появляются все новые. Шэрон и Эмили. И даже медсестра Сэма!

— Она не моя медсестра, — протестует Сэм. — Она медсестра Каса, и… просто… Слушай, хватит уже…

— Я тебе спуску не дам, братишка, — говорит Дин, грозя ему пальцем. — Не расслабляйся. Таков братский кодекс. Это было в договоре старшего брата, который я подписал при твоем рождении. И уж если ты собираешься звонить ей по двенадцать раз на дню, или сколько там ты ей звонишь в последние дни…

— Твоя девушка — медсестра, Сэм? — вмешивается Алекс. — Я только что пошла в медучилище. Может быть, мне можно с ней поговорить? Ты не против?

— Она не моя… мы вообще только… — начинает Сэм, но потом сдается и со вздохом откидывается на стуле. — Да, я могу дать тебе ее телефон, — говорит он в конце концов. — Давай я только сначала спрошу у нее.

Дину остается только посмеяться. Он смеется дольше нужного — настолько долго, что Сэм начинает закатывать глаза и даже Кас смотрит на Дина с некоторым недоумением. Но на самом деле, этот смех — только отчасти по поводу Сэма с Сарой. Отчасти он и просто потому, что так приятно снова иметь возможность дразнить друг друга и шутить, и Касу настолько лучше, что Дин может подтрунивать над Сэмом по поводу возможных девушек, и можно просто сидеть, обняв Каса за плечи и чувствуя его руку у себя на колене, у всех на виду, в кругу друзей (своих друзей, и друзей Каса, как выяснилось), и ни о чем в данный момент не переживать. И главное, Дин испытывает прямо-таки эйфорию от того, что Кас пережил еще одну неделю. Кастиэль жив, бодр, дышит и ест — более того, он смотрит на Дина прямо сейчас, опять с этой теплой улыбкой, и его рука у Дина на колене, и у них впереди вся ночь, и весь следующий день, и следующая ночь после этого. Это не много, это лишь краткое мгновение — эти скудные два дня впереди. Этого совсем не достаточно. Но сейчас чувство такое, что это лучший в мире подарок.

========== Глава 41. Обещаю, пернатый ==========

В мгновение ока уже снова утро понедельника, и они снова в Денвере: Дин везет Каса назад в госпиталь. Цикл химии неумолимо продолжается. Все это превращается в на удивление привычную рутину. Пока Дин паркуется на заснеженной стоянке госпиталя и провожает Каса в фойе, предусмотрительно придерживая его за локоть, Дину кажется, что он буквально видит разворачивающуюся перед ними неделю: сетку дней, расстеленную на тротуаре перед Касом, размеченную вплоть до мучительно предсказуемых деталей. Расписание каждого дня уже заполнено неприятными событиями, которые должны произойти, которых не избежать. От досадных формальностей вроде долгого ожидания приема до болезненного введения иглы капельницы, за которым последуют долгие часы химии, потом переезд в химический мотель, где они проведут вместе еще одну ужасную ночь понедельника и еще одно ужасное утро вторника… потом, наконец, вечер вторника, когда все они будут без сил и Кас будет по большей части спать… и среда, когда они загрузят еще нетвердо стоящего на ногах Кастиэля в Импалу для длинного переезда домой (где, можно надеяться, их ждет небольшая передышка: Джоди, Клэр и Алекс пообещали снова приехать и обеспечить для всех еду, постели и моральную поддержку). Все это должно случиться. Хотя бы четверг на этой неделе пройдет легче (во всяком случае, так говорит Кас). Но даже при этом вторая неделя — все равно тяжелая.

Кас на автомате направляется к нужному лифту. Где Дин на автомате нажимает на кнопку шестого этажа. Дин замечает, что они оба начали действовать на автопилоте. Это чувство знакомо ему по затяжным сражениям, по утомительным многомесячным кампаниям: когда, как изнуренные войной солдаты, каждое утро они заставляют себя вставать с кровати (или с раскладушки в госпитале, или с матраса в углу номера в химическом мотеле) и отправляются на очередную неминуемую битву. Еще одна изматывающая ночь… еще один унылый рассвет.

И в этот понедельник почему-то Дин ощущает особенную усталость. Он проснулся очень рано с пульсирующей головной болью, чувствуя себя так паршиво, что даже не воспользовался последней возможностью пообниматься с Касом. Вместо этого он прошел на цыпочках в ванную, чтобы принять горячий душ и горсть болеутоляющих, надеясь, что это освежит его достаточно, чтобы быть в состоянии заботиться о Касе сегодня.

Головная боль так и не прошла, но ничего другого не остается, кроме как делать дело.

«Жизнь не всегда такая, — напоминает себе Дин, когда лифт выплевывает их в фойе амбулаторного крыла химиотерапии. — Так будет не всегда. Когда-нибудь все это закончится…»

Но становится все тяжелее верить, что в мире вообще есть что-то кроме рака и химии… что-то кроме госпиталя, химического мотеля и безжалостного ежемесячного цикла бедного Каса.

***

Позднее в этот бесконечный понедельник, когда Каса уже отпустили и они вернулись в химический мотель, Дин выходит в лобби, чтобы набрать кубиков льда на предстоящую долгую ночь. Еще только четыре часа, но Дин уже без сил. Голова у него по-прежнему болит, и тело ломит от усталости. По пути к автомату со льдом он натыкается на семью, которая только что прибыла и кое-как катит свои чемоданы, преграждая ему дорогу. Они только заселяются. Мать семейства с измученным видом жалуется, что «страшно устала» после «долгого переезда» — который, оказывается, занял у них всего-то четыре часа (это даже не считается за переезд: так, по делам смотаться). Отец брюзжит из-за того, что им пришлось заплатить дополнительные десять баксов за номер, и их ноющий сынок не затыкается о том, что у него закончились чипсы или что-то в этом роде. И потом выясняется, что они едут кататься на лыжах. Они приехали в Колорадо в отпуск, и при этом они еще жалуются, и Дин внезапно испытывает жгучее желание съездить каждому из них по роже.