— Кас, ты слышишь молитвы?
Кас медленно поднимает глаза на Сэма и кивает.
— В некоторых деревнях, в некоторых семьях… еще знают мое имя, — шепчет он. Потом делает длинный вздох. Кажется, он наконец замечает, что у него шла кровь, но только смотрит на окровавленное полотенце и пакет со льдом отстраненно, как будто кровь не представляет большого интереса. Сэм передает ему пару чистых влажных тряпок, и Кас вытирает одной из них лицо, потом протирает другой голову, сняв для этого шапку. Он несколько раз трет тряпкой по оголенной коже, как будто пытается отмыть голову целиком — стереть не только пот и кровь, но и молитвы. Он протирает лоб и глаза, и оставляет руку поверх лица, на время прикрыв глаза локтем, словно инстинктивно пытается спрятаться за этим слабым барьером.
Дин и Сэм ждут, не зная, что сказать. Наконец Кас опускает руку и продолжает, немного более уверенным голосом:
— В определенных кругах еще знают имена всех старых ангелов… кто с каким днем ассоциируется. И по четвергам это… нескончаемый поток. Всевозможные молитвы. Но раньше так плохо не было… — Пока он объясняет, он продолжает вздрагивать каждые несколько секунд, и на его лице при этом мелькает болезненное и тревожное выражение. Это похоже на нервный тик, но теперь Дин начинает подозревать, что это молитвы бомбардируют Каса непрерывно, прямо пока он говорит, поражая его со всех сторон, словно град из мелких пуль.
«Стрелы, — думает Дин. — Готов поспорить, сначала ему снился обыкновенный сон о том, что он в госпитале. А потом начались молитвы. И почему-то он затянул меня в свой сон, как раз когда сон изменился. Как раз когда до его сознания стали долетать молитвы. Как будто он искал моей помощи? И каким-то образом затянул меня внутрь?»
Дин поднимается с колен и садится на край кровати, найдя местечко у ног Каса. Он неуверенно предлагает Касу руку — тот крепко хватается за ее, но его вздрагивания не прекращаются.
— Ты весь прямо… дергаешься, — замечает Сэм тихо. — Это от молитв? Ты слышишь их прямо сейчас?
Кас кивает, снова вздрогнув.
— По большей части это просто… мелочи, — говорит он. — Люди просят… благословения, удачи… пытаются обрести надежду. По большей части рутина… — Он на мгновение закрывает глаза и бормочет — по всей видимости, в ответ на какую-то отдаленную молитву, которую только что услышал: — Прости, я даже не знаю, что такое пенальти… — Сэм удивленно фыркает, и через несколько секунд Кас продолжает: — По большей части мелочи. Но некоторые… некоторые отчаянные. Всегда есть такие, каждый четверг. Обычно всего несколько десятков, но, Дин, Сэм, вы не представляете, это так… так ужасно слышать и быть не в состоянии помочь. Это так… — На этих словах он даже содрогается. — Теперь они гораздо отчетливее, чем раньше, — заключает он.
Следует небольшая пауза — может быть, просто случайная передышка между беспорядочно прибывающими молитвами. Сэм молча предлагает Касу воды, поднеся ему бутылку с трубочкой, и Кас жадно пьет через трубочку. Другой рукой он не отпускает руку Дина. Он кивает в благодарность, отдает бутылку обратно Сэму и поясняет:
— Когда я был ангелом, я мог их игнорировать по желанию. Приглушать. Или даже заглушать совсем. Отключать, по сути.
Дину сразу вспоминаются несколько раз, когда Кас не отвечал на его молитвы. Был ли Кас в те моменты просто слишком перегружен? Пришлось ли ему все «отключить»?
И затем Дин понимает, что в те разы, когда Кас отвечал на его молитвы, Касу, вероятно, приходилось отфильтровывать их среди тысяч других, чтобы даже просто услышать Дина. Особенно если это было в четверг… Посылал ли Дин ему молитвы по четвергам? Дин даже не может вспомнить.
Начинает казаться невероятным, что Кас вообще слышал хоть какие-то из молитв Дина, не говоря уже о том, чтобы отвечать на них.
Кас медленно произносит:
— Потом, когда я лишился благодати, все затихло. Я думал, что вообще больше не могу получать молитв. — На его губах мелькает горестная улыбка. — Я даже скучал по этой способности…
В этот момент до него, кажется, долетает еще несколько молитв, но, видимо, незначительных (Дин уже окрестил их про себя «футбольными» молитвами), так как Кас только снова вздрагивает, на секунду закрыв глаза.
Когда он открывает глаза опять, он продолжает:
— От двух дополнительных лекарств на этой неделе, этопозида и цисплатина… от какого-то из них — или, может быть, от комбинации — я начинаю слышать молитвы снова. Не знаю почему или как, но обычно я получаю эти лекарства вплоть до среды, и потом весь четверг молитвы приходят в полную громкость. Даже громче, чем когда у меня была благодать. И я теперь вообще не могу их заглушить. — Он медленно вздыхает. — По большей части они просто… отвлекают. Но некоторые такие мощные, когда людям действительно нужна помощь… А я не могу помочь…
— Ладно, — говорит Дин, мягко сжимая его руку. — Понятно. Так это длится двадцать четыре часа? Типа, пока четверг где-то в Вифлееме?
Кас качает головой.
— Пока четверг хоть где-то, — объясняет он. — Пока человек думает, что в этот момент четверг, где бы он ни был. И эти люди на удивление… широко разбросаны по Земле. В основном я слышу с Урала и Кавказа, и с Ближнего Востока. Еще почему-то немного из Испании… и из одной деревни в Шотландии. Потом, есть еще семья в Канаде, которая иногда подает голос. Понятия не имею, откуда они обо мне узнали, но эта семья рыбаков с острова Кейп-Бретон обращается ко мне вот уже два века. И еще кое-где по миру разбросаны каббалисты и язычники — эти вообще откопали имена всех известных ангелов, — и их становится все больше… — В его тоне при этом слышна досада, как будто последнее, что ему нужно, это чтобы к общему гаму присоединялись еще и каббалисты с язычниками. Он добавляет: — И есть еще пара деревень в Андах, которые каким-то образом сохранили мое имя с самых времен того инцидента с морскими свинками. Они обычно вступают последними.
Кас говорит полноценными предложениями уже несколько минут, но теперь внезапно умолкает и снова напрягается, зажмурившись и сморщившись от боли. Одновременно с этим он хватается рукой за голову, вцепляясь в кожу головы с такой силой, что у него белеют пальцы. Другой рукой он стискивает руку Дина так крепко, что Дин вздрагивает. И Кас снова начинает бормотать.
Дин и Сэм оба пытаются задать ему еще несколько вопросов, но Кас, кажется, больше не слышит их. Становится ясно, что его настигла свежая «отчаянная» молитва. И похоже, она от кого-то из тех, кто уже обращался к нему ранее, от человека в огне — становится ясно, что человек оказался пойман в горящем здании и не успел вовремя сбежать по лестнице, так что теперь пламя добралось до его комнаты и он снова начал в отчаянии молиться о помощи. Кас умоляет человека прыгнуть из окна. Но Дин с Сэмом так и не узнают, чем все заканчивается, так как эту молитву скоро заглушает паническая мольба матери, которая в исступленном отчаянии смотрит, как ее больной ребенок испускает последний вздох в холодной хатке в каком-то безымянном горном селе. В ее коптящей маленькой печке закончились дрова, и нечем обогреть дом; мать прижимает ребенка к груди, пытаясь обернуть его в какие-то тряпки, и молит Кастиэля о помощи. По сбивчивому шепоту Каса Дин понимает, что она пытается торговаться, предлагая все, что у нее есть, даже свою душу. (Дину даже хочется вмешаться с советом обратиться к демону перекрестка, хоть это в целом и плохая идея. Сэм спрашивает Каса, где женщина находится, но Кас не может определить ее точного местонахождения. «В районе Аральского моря?» — может предположить он только.) Слышать об отчаянных мольбах матери ужасно, даже из вторых уст. Дин ловит себя на том, что стиснул зубы, и Сэм беспокойно ходит туда-сюда у постели, взявшись за голову. Кас может только шептать: «Мне жаль, мне жаль…»
На этот раз никакого ангельского пера у них нет, никакого чудесного исцеления не происходит. Касу так и приходится выслушать горе этой женщины, когда ее ребенок умирает.
