Он осторожно заглядывает через плечо Каса и обнаруживает, что глаза у того наполовину открыты. Дину виден лишь краешек его ресниц, но кажется, Кас снова вернулся в свое полусонное состояние, когда он только вяло смотрит на часы.

— Кас? — наконец тихонько ласково зовет Дин. — Я принес лед. Приложить тебе к шее? Я могу подержать его у шеи сзади. Если хочешь.

Кас едва заметно пожимает одним плечом. Он не отрывает взгляд от часов.

— Не знаю, — шепчет он.

— Я подумал, это может помочь немного.

— Все равно, — говорит Кас.

Дин остается на стуле.

Он думает, не выкинуть ли лед в раковину. Лед уже начал таять у Дина на коленях, и полиэтиленовый пакет, в котором он лежит, намок от конденсата. Но потом Дин думает: «Ну он же не сказал нет. Может, он не уверен? Стоит попробовать».

— Скажи, если не понравится, — просит Дин. Очень осторожным движением он нежно прикладывает лед к шее Каса. Дин следит за тем, чтобы не касаться Каса больше нигде — только у шеи сзади. Кас вообще никак не реагирует: лишь смотрит на часы, едва приоткрыв глаза.

Он как будто отдаляется. Словно уплывает по какой-то темной, глубокой реке в море.

Кас не говорит, что ему нравится лед. Но и что лед ему не нравится, он тоже не говорит, так что Дин продолжает его прикладывать. Лед все норовит выскользнуть; Дин заворачивает его в полотенце и пробует подпереть подушкой, но он не держится на месте. Дин сидит, согнувшись в неудобной позе, и у него начинает ныть шея. Он подвигает стул еще ближе к кровати и находит способ упереться локтями в матрас, так что может и держать лед, и свесить голову, чтобы шея немного отдохнула. Он закрывает глаза.

Проходят долгие минуты.

«Он сказал, что делает все это ради меня…» — вспоминает Дин.

Это какое-то безумие — уж точно Дин не стоит таких мучений. «Я определенно этого не стою», — думает он. Потом он понимает, что настолько забывается, что прошептал эти слова вслух, совсем неумышленно.

Кас шепчет почти неслышно: «Стоишь», — и Дин чувствует прикосновение к своей руке. Он открывает глаза: Кас занес руку за шею и накрыл ею пальцы Дина.

— Прости, — хрипит Кас. — Прости. Все болит.

— Я знаю, — шепчет Дин. — Ничего.

— Прости…

— Правда, ничего страшного. Я просто буду держать лед, ладно? Если он помогает?

— Помогает, — бормочет Кас. — Останься. Пожалуйста.

Дин остается.

========== Глава 40. Ангел четверга, слушай теперь меня ==========

В понедельник было плохо, во вторник было плохо, и в среду плохо, но в итоге четверг оказывается самым тяжелым днем недели. И по совершенно неожиданной причине.

***

К вечеру среды они снимаются из госпиталя и перебираются в химический мотель, который Сэм снова тщательно подготовил (при помощи Сары — что интересно, она вдруг выразила желание приехать и помочь Сэму обустроить номер в свободные от работы часы в середине дня). Кас к этому времени уже пришел в себя, и огромное облегчение видеть, что он снова начинает напоминать себя прежнего: наконец начинает сидеть в кровати, разговаривать, потом понемногу ходить и даже слабо улыбаться время от времени. И, что особенно чудесно, положительно реагировать на осторожные прикосновения Дина: теперь он, как раньше, расслабляется от его прикосновений и берет его за руку при каждом удобном случае. В общем и целом, он определенно идет на поправку.

Но когда они добираются до мотеля и Кас не спеша заходит в номер при поддержке Дина, который сжимает его руку выше локтя, Кас говорит своим спутникам:

— Пожалуй, я должен вас предупредить, что вечером в среду и на следующий день у меня бывают… некоторые осложнения. В первую неделю, я имею в виду. Когда у меня три дня химии подряд, моя-э… — он бросает осторожный взгляд на Сару, которая взбивает подушки на кровати, — моя оборона несколько ослаблена. К счастью, тошноты уже нет, но… — Еще одна пауза. — Не знаю, этопозид ли, или цисплатин оказывает такой эффект, но… — Наконец он завершает: — Я могу прийти в немного тревожное состояние. Не волнуйтесь об этом.

— В смысле… ты хуже себя контролируешь? — предполагает Дин, не вполне осознавая, что Кас имеет в виду.

— Именно, — подтверждает Кас, немного расслабляясь, как будто рад, что Дин все понял.

Дин с Сэмом обмениваются растерянными взглядами. Вероятно, Кас просто имеет в виду, что чувствует себя особенно подавленным в первую ночь после госпиталя, после нескольких дней беспрерывной химиотерапии. Но ведь ему уже гораздо лучше, правда? Он говорит, что тошнота почти совсем прошла (хотя пока он едва ест), озноб прошел, и температура у него почти нормальная, и даже Сара подтвердила, что худшее позади. Перед уходом на свою смену Сара еще раз проверяет состояние Каса и докладывает, что с ним все в порядке. Так что, поддавшись уговорам Сэма и Каса, Дин наконец позволяет себе свалиться на матрасе в углу и немного вздремнуть.

Но дремота не сильно освежает его. Вскоре Дин проваливается в мрачный, запутанный сон, в котором он и Кас оказываются в жутко тесной, маленькой палате в больнице, где вся мебель странно сжата и переплетена между собой. По какой-то непонятной причине в палате полно часов, выставленных на разное время. Во сне Кас чувствует себя неплохо: он сидит и в состоянии разговаривать, и то и дело смотрит на часы вокруг.

На одних маленьких часах стрелки показывают почти полночь. На циферблате виден миниатюрный рисунок каких-то гор. Кас указывает на эти часы и говорит Дину:

— Видишь вот эти? Уже вот-вот.

— Но они все показывают разное время… — начинает Дин, но Кас качает головой:

— Неважно. Начинается всегда в первую полночь.

Дин понятия не имеет, о чем он говорит. В этот момент Кас берет его за руку. Во сне рука Каса горячая, как при лихорадке, но при этом он в полном сознании и внимательно смотрит на часы.

Маленькие часы с картинкой гор показывают полночь: секундная стрелка плавно проходит цифру 12.

Кас садится прямее, сжимая руку Дина.

— Слушай, — говорит он, слегка поворачивая голову, как будто чего-то ждет. Дин прислушивается и вскоре различает отдаленный гул, который становится все громче и громче. Кажется, он исходит сразу со всех сторон.

Это голоса. Человеческие голоса. Мужчин, женщин, взрослых, детей… всевозможные голоса.

Они все набирают громкость, пока не начинает казаться, что голосов сотни, и звучат они отовсюду. Дин думает: «Они что, все в коридоре?» Но стены палаты постепенно растворяются, и вскоре больничная койка Каса оказывается посреди бескрайней степи, на горизонте которой виднеются горы — те же горы, понимает Дин, которые были изображены на циферблате часов. Отдельные голоса становятся более внятными: большинство просто что-то говорит, но есть и те, что звучат громче, слышны и отдельные крики, визг, и даже всхлипы. Похоже, будто какая-то толпа людей приближается и вот-вот появится из-за горизонта. Дин вскакивает на ноги, оглядываясь по сторонам и пытаясь определить, где все эти люди, когда вдруг слышит свистящий звук. Что-то проносится мимо его головы, и раздается жуткий хлюпающий удар. Дин разворачивается на звук и к своему ужасу видит, что в Каса попала стрела.

Древко торчит у него прямо из груди. Кас только смотрит на него с грустью, и из раны по его животу начинает стекать струйка крови.

— Началось, — говорит он Дину с пугающим спокойствием. Дин подскакивает к нему, в отчаянии хватая его за плечо, и осторожно трогает древко стрелы (он боится его шевелить, но надеется хотя бы как-то приостановить кровь). Однако рука Дина проходит прямо сквозь древко. Как будто это стрела-призрак. Но лицо Каса искажено от боли, и он бледнеет. Призрачная это стрела ли нет, ему явно больно.

Слышится еще один свист, и еще, и еще, и стрелы начинают лететь в них со всех сторон. Почему-то ни одна из них не задевает Дина, но все они попадают в Каса. «НЕТ!» — восклицает Дин в ужасе, хватая его и пытаясь прикрыть собой. Каким-то образом, вопреки всему, Кас еще жив. Но он лишь закрывает глаза, опуская голову Дину на плечо, как будто все, что ему остается, это попытаться вытерпеть это.