Она улыбается ему натянутой улыбкой.

— Называй как знаешь, но я до сих пор жива, правда же? И такое положение вещей меня вполне устраивает.

Она щелкает пальцами и пропадает, не сказав больше ни слова.

Кроули только приподнимает бровь.

— Должно быть, она порядком перепугалась, — замечает он. — Даже оскорбить меня на прощанье не потрудилась. — Теперь он больше похож на себя: каким-то таинственным образом он умудрился более или менее очистить от копоти лицо и волосы, хотя одежда его по-прежнему перепачкана. Он бесцельно похлопывает по полам пиджака и отряхивает рукава, поднимая в воздух облачко сажи, от которого Дин закашливается. Кроули медлит, глядя на Дина. Потом бросает взгляд на дверь в бункер, где внизу остались ждать Сэм и Кас.

— Сожалею по поводу твоего бойфренда, Дин, — говорит он.

Дин сжимает кулаки. Он не пытается это отрицать, но внутренне готовится к неминуемому сарказму, к злой насмешке, которая непременно последует, и уже выбирает, ответить ли взаимной колкостью или просто дать Кроули в челюсть.

Но Кроули больше ничего не говорит. Его глаза задерживаются на Дине, и выражение его лица при этом невозможно прочесть. Потом он роняет взгляд под ноги и исчезает.

========== Глава 38. Я не могу потерять тебя ==========

Когда Дин возвращается вниз, Сэм и Кас вдвоем методично прибирают библиотеку: Кас вытирает столы влажной тряпкой; Сэм отряхивает книги. Никто особенно не разговаривает — без лишних слов они просто принимаются приводить в порядок свой дом.

На то, чтобы подмести все стекло и расставить на полки упавшие книги, уходит почти час, а остаются еще картины, оружие и звуковое оборудование, и стулья, которые надо протереть и поставить на место. И, наконец, нужно несколько раз вымыть пол. Кас закашливается от сажи, которую они поднимают в воздух, и Дин прогоняет его принять душ и отдыхать. Прежде чем отослать его, Дин крепко обнимает его, шепча: «Все будет хорошо. Обещаю». Кас возвращает объятие одной рукой, не встречаясь глазами с Дином.

Сэм и Дин продолжают уборку в тишине.

— Итак… — говорит Сэм медленно, пока они мочат швабры в общем ведре. — Рак божественной природы.

— Похоже на то, — отвечает Дин кратко. Он отжимает швабру, со шлепком опускает ее на пол и начинает протирать пол библиотеки по последнему кругу. Швабра — тяжелая, старомодная, из подсобки Хранителей Знаний, похожая на большую лохматую копну серых волос, и возить ею по полу нелегко. На самом деле, пол уже вполне чистый (хотя вот с книгами еще надо поработать), но Дин не может заставить себя остановиться.

Его немного раздражает, что Сэм не помогает — только стоит неподвижно, сложив руки на швабре и наблюдая за Дином. Наконец Сэм говорит:

— Так что теперь будем делать?

Дин замирает, прекращая возить шваброй. Он поднимает глаза и осматривает библиотеку. Пол сияет; все чисто.

Ему почти удалось отвлечься от того факта, что они снова потерпели неудачу.

У Каса по-прежнему рак.

И не просто рак, как они теперь знают. С этим раком не могут помочь ведьмы. Не могут помочь демоны — даже Король Ада не может помочь. «Точно не сила архангела, — вспоминает Дин слова Кроули. — Это на уровне Бога».

И это, вероятно, означает, что и другие ангелы помочь не смогут. Даже святые реликвии, если таковые найдутся, наверное, будут бесполезны. Если подумать, святые реликвии могут даже усугубить рак.

— Будем пробовать дальше, — отвечает Дин только. Он снова начинает тереть пол.

— Пробовать что?

— Химию. — Дин сосредоточенно обводит шваброй вокруг каждой из ножек стола. Хлюп. Хлюп. Хлюп. — Радиацию.

— Думаешь, это поможет при раке от Бога?

Дин пожимает плечами.

— Может быть. Кто знает. Стоит попытаться. — Он не смотрит на Сэма.

***

К тому времени как Дин наконец заканчивает мыть пол и возвращается в кухню, Кас уже начал собирать кучку предметов на кухонном столе, куда братья обычно складывают снаряжение, когда пакуют вещи. Дин смотрит на кучу: завернутые в пакет толстовки, упаковка бутылок воды, большой пакет трав и чаев для «ленивца» и пара книг из библиотеки. Обезьянья шапка тщательно вымыта от сажи и осколков стекла: она сохнет на стуле рядом. Кас не потрудился надеть другую.

— Собираюсь в Денвер, — говорит он ровно и невозмутимо, словно все нормально. — Мы поедем завтра утром, так?

Конечно. Уже вечер субботы. Завтра, в воскресенье, нужно отправляться в Денвер, потому что химиотерапия начинается в понедельник. Как-то Дин еще не осознал, что они едут уже завтра. Лечение внезапно подступает совсем близко, вздымаясь над головой огромной невидимой волной, которая вот-вот обрушится.

Атмосфера тяжелая; Дину приходится сделать усилие, чтобы не впасть в уныние.

— Да, но только во второй половине дня, — замечает он. — Сегодня можем еще расслабиться. Давай поужинаем, а?

Кас только кивает:

— У нас еще осталась пицца со вчерашнего вечера.

— Хочешь чего-нибудь другого?

— Пицца сойдет.

— Я могу приготовить что-нибудь другое, если ты хочешь, — предлагает Дин.

— Я сказал, пицца сойдет, — отрезает Кас. Он продолжает добавлять вещи к своей кучке пожитков для Денвера — термос для кофе, пару запасных шапок. Дин смотрит на него молча, и в конце концов Кас замедляет свою деятельность и с тихим вздохом выпрямляется, встречая взгляд Дина. — Правда, пицца подойдет, — настаивает он. — Мне понравилась пицца. Особенно с пеперони — я бы с удовольствием поел ее еще. И позже я ее есть не смогу, так что давай съедим сейчас. — Какое-то время он молчит, уставившись на шапки, и наконец говорит: — Дин, это было ожидаемо. Я с самого начала чувствовал, что что-то… не знаю, не так. С этой болезнью. Как будто она была предрешена.

— Это не значит, что она неизлечима, — отвечает Дин. — Не значит, что ты должен… — Он не может произнести слово «умереть», поэтому оставляет предложение висеть неоконченным. — Не значит, что она неизлечима, — повторяет он беспомощно.

— Да, конечно, — кивает Кас. — Кроули установил только источник опухоли, ее природу, но я думаю, ты прав: это ничего не говорит о ее судьбе. О том, как она отреагирует на химиотерапию. Вполне возможно, она была задумана как обычный рак. Химия еще может помочь.

— И радиация. Не забывай про радиацию, — говорит Дин (который весьма смутно представляет себе, что вообще включает в себя радиация).

— Радиация тоже может помочь, — соглашается Кас. — Все может помочь. И блеомицин, и этопозид, и цисплатин — все они могут помочь. И есть еще другие варианты, другие лекарства. И это только третья стадия. Если бы Чак хотел от меня избавиться, он мог наградить меня четвертой. — Кас умолкает, думая. — Коли уж на то пошло, он мог просто убить меня сразу. Может, он хочет, чтобы я через это прошел… по какой-то причине? — Но голос его стих, и он смотрит на свою унылую кучку пожитков с потерянным выражением в глазах.

Ему даже не нужно этого говорить. Дин легко может прочесть вопрос у него на лице: «Почему Бог поступил так со мной?» Конечно, этот вопрос задает себе каждый раковый больной; этот вопрос преследует человечество с незапамятных времен. Почему хорошие люди страдают? Почему Бог это позволяет? Почему Бог поступил так со мной? Но для Кастиэля этот вопрос куда более острый, чем для большинства; куда более личный, близкий к сердцу и куда более болезненный.

«Какого черта, Чак?» — думает Дин. (Кажется, что это должен был быть Чак; Амара, может, и ровня ему в плане могущества, но ей не с чего мстить конкретно Касу.) Это какая-то бессмыслица. Конечно, может быть, у Чака шире взгляд на вещи, может быть, есть какой-то великий замысел, тайная стратегия, известная только ему. Но… наказать так единственного ангела, который попытался поступить правильно? Единственного, кто воспротивился апокалипсису, единственного, кто задумался о том, что такое хорошо и что такое плохо? Чак воскрешал Каса столько раз, и ради чего? Чтобы потом махнуть на него рукой и так жестоко избавиться от него?