— Кончи на мое перо, ангел, обкончай все мое перо, еще, еще, мне так хочется… да, вот так, да, во-от, я знал, что ты можешь! — Кас почти хнычет, пока Дин уговаривает его на протяжении всего оргазма до последних капель.

Проходит, кажется, целая минута, пока оргазм Каса наконец не утихает. Кас сворачивается на боку, полуобняв Дина, по-прежнему вцепившись в его руку и заставляя держать перо прижатым к своему обмякающему члену.

Наконец Кас разжимает руку. Его аж сотрясает дрожь; дыхание выходит длинными тяжелыми вздохами, и он покрыт потом. В конце концов Дин садится на постели, берет салфетку с тумбы и тщательно вытирает перо. (На самом деле, в данный момент у него самого острый недотрах, но это может подождать.)

— Надо помыть его на следующий раз, — говорит Дин бодро, поворачивая перо в руках и вытирая его с обеих сторон. — Перья следует содержать в чистоте и порядке, правда же?

— Я не… понимаю… — бормочет Кас, все еще пытаясь оправиться, — как это могло… быть так потрясающе, Дин…

— Табу — это подарок от бога, друг мой, — отвечает Дин с улыбкой. — Или вернее от Чака. — И чем больше он об этом думает, тем больше он убежден, что это правда.

========== Глава 32. Ну что, пернатый, о таком ты слышал? ==========

Дин по-быстрому отлучается в ванную, чтобы как следует вымыть перо. На это уходит всего полминуты, но к его возвращению Кас уже начал задремывать. Он растянулся на кровати, и взгляд у него мутный.

— Иди сюда, Дин… твоя очередь… — бормочет он, подзывая Дина вялым жестом, но глаза его при этом закрываются.

— Знаешь что, — говорит Дин, забираясь в кровать рядом и выключая свет. — Второй акт может подождать до завтра.

Не то чтобы Дину не хотелось второго акта прямо сейчас, конечно. Но бывают вечера, когда позволить партнеру заснуть сразу после — это лучший подарок. И сейчас определенно один из таких моментов, учитывая весь ад, выпавший на долю Каса, и накопившуюся у него усталость. (Да и вне зависимости от рака: представлялась ли Касу возможность испытать это блаженное ощущение, когда проваливаешься в сон сразу после оргазма? Дину приходит в голову, что, может быть, это одна из многих человеческих прелестей, которые Касу еще незнакомы.)

— Ты отдыхай, — говорит ему Дин.

— Но сейчас твоя очередь, — бормочет Кас, найдя в себе силы повернуться к Дину и даже начать неуклюже нащупывать его промежность. Но он случайно просовывает руку между простыней и одеялом и в итоге только запутывается в складках простыни.

— На самом деле, твоя очередь еще не закончилась, — отвечает Дин. — Засыпать после секса — это тоже часть процесса, ты не знал?

Кас, кажется, едва слышит его.

— Твое перо… — говорит он, все еще возясь рукой под одеялом.

— Да, что мое перо?

— Мне нравится твое перо, — сообщает Кас (совершенно излишне).

— У меня есть еще, — отвечает Дин.

— Хорошо… — бормочет Кас. Он выпутывает руку из простыни и наконец нащупывает член Дина — как раз в тот момент, когда Дин проскальзывает рукой ему за плечи и начинает гладить его по шее. Дин почти смеется тому, какой блаженный вздох Кас издает в ответ и как его рука моментально расслабляется на члене Дина, как будто он не может найти в себе силы даже сжать пальцы.

— Мне тоже нравятся твои перья, — шепчет Дин, поглаживая его по шее.

— Так хочу обнять тебя крыльями… — бормочет Кас. — То есть… в этом… измерении… не только… потусторонними… тенями…

Три секунды спустя он уже спит.

Рука Каса по-прежнему накрывает член и мошонку Дина, и, несмотря на то что Кас почти в коме, у Дина присутствует легкая эрекция. Пальцы Каса насколько раз подергиваются во сне, и Дину самому смешно оттого, как это приятно и как ему хочется начать двигаться в руке Каса — даже когда сам Кас в полной отключке! Но Дин не шевелится. Он ощущает идеальный баланс между вожделением и релаксацией. Чувственные образы Кастиэля, теряющего над собой контроль от этого чумового фетиша с пером, никак не оставляют его мыслей — и в то же время безумно приятно просто тихо лежать вот так, в таком интимном, уютном контакте с рукой Каса. Его рука расслаблена, но при этом обнимает член и яички Дина почти собственнически. И отчего-то это ощущение кажется Дину давно привычным, даже родным. Как будто нет никакой спешки, как будто они прикасались так к друг другу каждую ночь многие годы.

Как будто они будут делать это каждую ночь еще многие годы.

Если повезет.

Дин знает, что тоже мог бы заснуть: его мысли замедляются, и он уже чувствует, как полуоформленные образы сновидений начинают закрадываться в уголки его сознания, готовые забрать его с собой. Но он не позволяет себе провалиться в сон. Он намеренно заставляет себя не спать долгое время, до глубокой ночи, только чтобы продолжать гладить Каса по шее. И чувствовать тяжесть его головы у себя на груди, и лелеять это приятное теплое ощущение его руки на своем члене.

***

Какое-то время спустя Дин просыпается в темноте. Кас — по-прежнему рядом, хотя они сменили положение: Кас теперь лежит позади Дина, и его рука тяжело покоится у Дина на талии.

Просыпаться в спальне бункера странно: никогда не знаешь, день сейчас или ночь. Дин так к этому до конца и не привык. После целой жизни в мотелях ему до сих пор кажется странным отсутствие окон: нет ни солнечных лучей, пробивающихся из-за штор, ни тусклого света луны, ни медленно скользящего по занавескам света автомобильных фар ночью. И никак не понять, как много времени прошло.

Он осторожно откладывает руку Каса в сторону и подвигается к краю кровати за телефоном.

Четыре часа утра. Дин кладет телефон обратно как можно тише и со вздохом роняет голову на подушку.

«Четыре утра, — думает он. — Можно еще поспать». Но он уже знает, что не заснет снова. Несмотря на уют ранее и на то, как поздно он уснул, сна ни в одном глазу. Ощущение такое, словно по позвоночнику протянут шнур напряжения, и сознанием завладела неусыпная бдительность.

«Бессонница, черт бы ее побрал», — диагностирует он. Это знакомое состояние. Периоды, когда тяжело спать, бывали у Дина в жизни и раньше. Наихудший вариант выливается вот в такие предрассветные часы бодрствования. Если остаться в кровати, то в итоге так и пролежишь несколько бесцельных часов, бесконечно обдумывая полуоформленные планы и непроверенные стратегии, мысленно взвешивая один неясный вариант за другим. Пытаясь решить проблему.

Потому что, когда приходит подобная бессонница, проблема есть всегда. Всегда надвигается какая-то неизбежная катастрофа: Сэм умирает, или проклят, или пропал, или их преследует какой-то всесильный враг, или мир опять рушится. Очевидно, когда грядет апокалипсис, что-то в спящем сознании Дина заставляет его пробуждаться исключительно ради того, чтобы провести несколько часов перед началом дня в непродуктивном беспокойстве.

И, очевидно, рак Каса приравнивается к апокалипсису.

Дин знает, что надо встать и пойти сварить кофе. Но он не хочет оставлять Каса одного, поэтому вместо этого лежит в кровати и думает.

«Химия, — думает он. — Радиация».

«Химия. Радиация. Как вообще понять, помогают ли лекарства? Хорошо бы следующий цикл ему делать вообще не пришлось… Кроули. Ровена. Демоны, ведьмы, ангелы, языческие боги… Пора ли уже ко всему этому перейти — начать их обзванивать, вызывать, торговаться? Пора? Не пора?»

Вчерашний выходной — один день валяния перед телевизором — был позволителен: Касу действительно нужен был день отдыха и нужен был кто-то рядом, не говоря уже о том, что он заслужил минутку удовольствия в постели (и даже несколько минут). Можно надеяться, Сэм за вчерашний день продвинулся в изучении вопроса, но Дин уже чувствует, что и ему пора вернуться к работе.

Потому что ведь каждый уходящий день может быть критичен.

И не только из-за того, чтобы избавить Каса от следующего цикла химии. Есть ведь и другая причина поторопиться.

Дин представляет себе клетки опухоли, живущие своей бездумной вредоносной жизнью в лимфоузлах в животе у Каса. Ведь одна из этих клеток может оторваться в любой момент. Одна маленькая клетка оторвется, попадет в кровоток — ведь этого достаточно? Одна малюсенькая клетка. Поплывет себе радостно в смертоносное путешествие по сосудам, по телу Каса, выбирая, в каком органе осесть, какой жизненно важный орган уничтожить…