Окинула взглядом зал. Встретилась глазами с падей. Он сидел лицом к сцене в одиночестве за столиком, который я забронировала для него. Улыбнулась и начала свое выступление с песни «Тhe monsoon», ставшей моей визитной карточкой. Затем продолжила песнями собственного сочинения.
За падей я, естественно, специально не следила, но замечала, что он несколько раз выходил с телефоном.
После антракта, переодевшись в длинное красное платье по фигуре и уложив на голове косу в высокую прическу, я начала исполнять шлягеры предыдущих времен.
Скользнув по месту, где должен сидеть падя, я увидела, что он не один. С ним была какая-то девица в джинсовом костюме и нелепыми баранками из светлых волос на голове. Лица девицы мне разглядеть не удалось, она сидела ко мне полу боком, и лицо её закрывал дядька, который сидел впереди и тень ещё от чего-то. Когда я увидела, как падя смотрит на эту «баранку» у меня неприятно заныло сердце. Он смотрел на неё так, как смотрел на маму, если думал, что никто этого не видит.
На исполнении Frozen падя очень громко хлопал, кричал «браво» и даже передал букет цветов. Правда, букеты на выступлениях он мне всегда передавал, если был в том городе, где я выступаю.
Однако, после выступления и песен на бис, пади в зале уже не было. Когда он успел смыться со своей подружкой, я не заметила.
Меня распирало любопытство, что за девицу подцепил падя и чем она похожа или лучше мамы, если он так на неё смотрит. Поэтому вместо того, чтобы остаться в городской квартире, я вернулась домой.
Как же я пожалела, что сделала это. Девица так орала и стонала под падей, что мне было слышно через закрытые двери и четыре разделяющих помещения. Но самое ужасное было то, что падя тоже орал. Он получал кайф от какой-то посторонней женщины.
На первом акте я накрылась подушкой, чтобы их не слышать. На втором – сбежала в квартиру в Аделаиде, в которой ночевала, когда встречалась с парнями.
Меня накрыла волна жуткой ревности и одиночества. Впервые со свадьбы Искры я снова почувствовала себя кусочком суши, оторвавшимся от материка. Почувствовала, что единение, которое было между мной и падей дало трещину. Я ревела. Ему не должно было быть так хорошо, а ему было. Он должен любить только меня и маму, ну и Искру. А он…
С этим я уснула. И, здравствуй холодный сон!
Чувство отчаяния и одиночества сковало сердце. Она умерла. Этого не изменить. Она изменила. Этого не исправить. Я сжег дотла всё, что было связано с ней. И её и этого менестреля, и еще того, кто рассказал мне о том, что моя единственная встречается с менестрелем. Я сжег всё… Пламя охватило меня, жар сжигал меня изнутри. Непередаваемая, невыносимая боль! От боли разорвалось сердце.
«Изменница!»
Её вскрик: «Я? Изменница? Почему? Любимый, за что?»
Огонь охватил меня, но так и не сжег. Драконы не горят в своем огне.
В голове её пение, у неё был такой красивый голос, а перед глазами она в виде факела. Это невозможно забыть. Это невозможно простить. Пламя не дало облегчения, и я решил замерзнуть. Навсегда…
Мысли, обрывки воспоминаний, слова, крики, боль! Этот смерч охватил меня. Я металась по кровати и не могла проснуться. Я не отделяла мыслей холодного существа от своих собственных. А моё тело горело. Мне было очень жарко! И на все это накладывались еще чьи-то воспоминания о смерти в огне…
Я усилием воли, напомнила себе, что я Агния Раммельсберг. Я дочь Раммельсбергов и никто не властен над моей волей и моим рассудком. После этого мне удалось проснуться.
Тело горело, но жар отпускал быстрее, чем холод. Кто эта женщина? Она умерла в огне. Изменница – это слово она услышала, перед тем как её одежда и волосы вспыхнули.
Да, сюжетец… Есть над чем подумать.
Очень хотелось домой к папе-Купу. А и черт с ней, его новой пассией. Хочу ему пожаловаться.
Перемещаюсь в сад, специально, чтобы не напугать гостью, если она еще не ушла. Вхожу через открытую раздвижную садовую дверь и попадаю на кухню.
Падя сидит к входу спиной, возле плиты в маминой домашней футболке стоит его пассия. Светлые волосы заплетены в косу до попы. Как у мамы. Мама?
– Мамочка! – визжу я и подлетаю к ней.
– Огонёк! – мы обнимаемся, какая же она хрупкая по сравнению со мной.
– Мам, ты когда приехала? – оборачиваюсь на падю. – Почему вы мне ничего не сказали?
– Хотели тебе сюрприз сделать! – объясняет мама. – Получилось?
– Сюрприз удался, – кисло выдавливаю я.
– Мы же вчера на твоем концерте были! – восторженно говорит мама. – Сегодня твой ролик с Frozen на Трубе и других сетях набрал уже кучу лайков и просмотров. Пишут, что ты спела круче оригинала и все в восторге от твоего голоса.
– Я тебя не видела…
– Я сидела за столиком с Купом, правда, меня закрывал толстяк, который уселся передо мной, но он не мешал мне тебя видеть и я не стала пересаживаться.
Мама стала бойко выкладывать на тарелки жареный бекон, жареные яйца и тосты. Один взмах и тарелки оказались на столе перед нами. Мама опустилась на стул перед свой тарелкой, и принялась с аппетитом уплетать яичницу, намазывая желток на тост.
– А почему вы не подошли после концерта? – спросила я, борясь с мыслями, которые стучали в голову.
– Тебя там молодые люди окружили, а Куп сказал, что ты домой не придешь. Мы сделали выводы и решили тебя не смущать, – мама повела своим хрупким плечиком.
Я посмотрела на маму. Девчонка – девчонкой, моя ровесница, если не моложе. Даже конопушки на носу. С неё станется навертеть бублики на голове. И тут я вспомнила старую фотографию из её топ-модельного прошлого, там она как раз с таким бубликами была.
Смотрю на Купа, он смотрит на маму, как кот на сметану. Даже глаза прищурил.
– У вас какие планы на сегодня, – спрашиваю скорее для поддержания разговора.
– Да, наверное, никаких. Может на пляж сходим. – Отвечает мама. – Да, не успела сказать. У Зиля все в порядке, просто он уехал куда-то на Урал. Я с ним не поехала, там холодно. Вот решила к вам зайти.
– И правильно, – говорим мы с Купом почти одновременно.
– У меня сегодня второй концерт. В два репетиция. Я зашла за украшениями и пойду. Так что не теряйте меня. Звоните, если что. Вам билет оставить?
– Оставь! – просит мама. – Обязательно придем.
Благодарю за завтрак и иду к себе в комнату. Прохожу мимо открытой двери в комнату пади. Непроизвольно тяну носом. Запах мамы. И запах секса…
Чёрт! Чёрт! Чёрт! Она была с падей-Купом! А как же падя-Зиль? «Уехал куда-то на Урал. Я с ним не поехала, там холодно. Вот решила к вам зайти».
Что со мной? Естественно он обо всем знает. И мы знаем. Иначе бы мы не назвали их «падями», совместив в детстве слова папа и дядя. Теперь я злюсь из-за того, что они вдвоем, а падя-Зиль «где-то на Урале».
Набрала Искру. Она сразу ответила. Оказалось, что она скучает в одиночестве. Был падя-Зиль и куда-то утащил Алёшу. Я переместилась к ней.
И со всего маха вылила все, что произошло со мной за эти сутки.
Она начала с главного:
– Да, они встречаются. Не делай вид, что ты об этом не знала. Не может мужчина так смотреть на женщину в течение стольких лет и, чтобы между ними ничего не было. Не мог же он нас заделать, а потом держаться двадцать с лишним лет на онанизме.
– Я просто об этом никогда не задумывалась. Ты права. Резко, конечно, но права.
– Агуня, ну ты что, в самом деле, как будто еще девочка… Я тебя просвещать должна, что ли? – Искра рассмеялась. – Вообще маму мне даже жалко. Угораздило её связаться с двумя драконами. Хорошо, хоть Куп сумел себя сдержать. А падя-Зиль очень ревнивый. Как они с Купом до сих пор друг друга не поубивали, не понимаю. Ты если хочешь подробностей – почитай наш семейный свиток. Я читала, местами – очень интересно. Про жизнь с двумя драконами – так в нашей семье это несколько раз было. Дракониц рождается меньше, чем драконов. Природа придумала, что у драконов могут быть «истинные, единственные» – женщины не драконы, у которых после укуса может так трансформироваться организм, что они смогут выносить драконов, а в качестве бонусов: линька, долгожительство, здоровье. Но поверх всего этого просто безграничная любовь к своему дракону. Так получилось у мамы с Зилем. Правда и он её тоже любит безгранично и вреда её причинить не может, но это же получается дикая зависимость друг от друга. Они же когда вдвоем вообще никого и ничего не видят. Замечала?
