— Некоторые из путешественников и торговцев, с которыми я беседовал, говорили, что конкретный охотник за головами, чье имя они отказывались назвать, собирал детей — девочек и мальчиков — и доставлял в Геймленд.

— Детей откуда? Я никогда не слышал о пропавших из города детях.

— Есть и другие города, Бенни. И есть дети, которые живут с некоторыми из монахов на заправках. У некоторых из одиночек тоже есть дети. Никто не хватится их, не люди из Маунтинсайда. Поэтому охотники за головами ловят таких, и нет никого, кто бы защитил бедняг. Ни один человек не станет бороться за них или пытаться защитить. Здесь, за пределами городов, мир плохой, очень плохой.

— Весь? — спросил Бенни. — И это все? Страх внутри, в городе, и зло снаружи, за его пределами?

— Надеюсь, что нет.

Тропа повернула и резко повела прочь от воды, в конце концов, покинув лесное укрытие, и потянулась через низкие скалистые холмы. Без купола прохладной листвы жара вернулась, как бедствие. Даже сквозь рубашку Бенни казалось, что плечи и спина жарятся на углях. Предплечья покраснели от ожогов, а пот струился по всему телу и тут же испарялся, не принося какого-либо ощутимого охлаждения коже.

Том изучал ландшафт и, притормозив, остановился, он выглядел обеспокоенным.

— Что такое?

— Кое-что не сходится, — прошептал Том, указывая на место, в котором дорога вилась между двумя стенами скалы. Ржаво-красный пролет железнодорожного моста аркой возвышался над тропой.

— Здесь внизу есть место, которое все обходят стороной. Оно кишит зомами. Одна из природных низин, собирающих бродячих. Когда я шел этой дорогой в последний раз, там их было несколько сотен.

— Сотен?

— Да, некоторые, должно быть, находятся там с самой Первой ночи. Другие казались недавно забредшими.

— Притянутые силой тяжести, правильно? Следуя по нисходящей дороге.

— Точно. Там внизу распутье. Автомагистраль пересекается с двумя фермерскими дорогами и тропой, по которой идем мы. Большой перекресток.

— Так… почему бы нам просто не обойти вокруг?

— Можно, но следы, по которым мы идем, ведут прямо по этой дороге. — Он указал на видимые в мягкой глине отпечатки на обочине дороге.

— Это бессмысленно. Почему Чарли двинулся прямо в гнездо зомов? Можно предположить, он не знает «Руины» так же хорошо, как ты?

— Он знает их даже лучше и проводит снаружи больше времени.

— Ладно. Послушай… я, возможно, всего лишь твой маленький брат и понимаю, что не являюсь охотником за головами или кем-то в этом роде, но разве здесь не написано слово «ловушка» яркой красной краской?

Том почти улыбался.

— Думаешь?

— Так ты знал, что это западня?

— Бенни, все это сплошная западня. Все, что делал Чарли после нападения на Роба Саккетто, является ловушкой.

Том остановился и вдруг указал на вереницу шагов, ведущих за поворот. Большинство из них были следами того же мужчины с большими ногами. Чарли. Однако в какой-то момент внезапно появились еще одни.

— Никс? — спросил Бенни.

Том поднес палец к губам и прошептал:

— Выглядит так, словно Чарли принес и высадил ее там. Видишь? Их следы идут по тропе до конца поворота. Прямо к пересечению дорог.

— Может быть, они не знают, как мы близко, — предположил Бенни. Он искал подтверждение своих мыслей в лице Тома, но не нашел. И начал вытаскивать нож, но брат покачал головой.

— Подожди, пока не понадобится, — предостерег Том. — Сталь отражает солнечные лучи, это привлечет зомом в одно мгновение. А сейчас мне нужно, чтобы ты был непоколебимым, малыш. Как только мы повернем, начнется настоящее безумие. Возможно, это ловушка, а может быть, и нет. Но даже если нет, это одно из самых опасных мест. Поймешь почему.

— Отличная воодушевляющая речь, учитель.

Том ухмыльнулся.

Шагая очень медленно и осторожно, чтобы не издавать ни звука, они двинулись по дороге за поворот, вжимаясь в каменную стену и скрываясь в тени скал. Апачи и Вожак были хорошо натренированы и двигались только тогда и в то место, куда их вели.

За поворотом открывалась широкая панорама, и Бенни увидел дороги, сбегающие со всех направлений холма вниз к перекрестку.

— Боже! — вздохнул он, но тут же зажал рот руками.

Это была красота не бесконечной вереницы гор, не десятков тысяч замерших машин, заваливших дорогу. Не это вырвало у него вздох изумления. Дорожная развязка и окружающие ее поля кишели живыми трупами. Бенни уставился на дорогу, выискивая движение, и ждал, когда море монстров повернется и потащится к нему. Но они не двинулись. Зомби просто сбились в сплошную сжавшуюся массу. Остальные, по одному или малыми группами, стояли вдоль дороги или на полях. Застывшие, безмолвные.

Лошади и сейчас демонстрировали свою дрессировку, при непосредственной близости мертвецов они не издали ни звука, но Апачи трясся от ужаса всем телом, и его дрожь передалась хозяину.

Бенни пытался осмыслить увиденное. Трудно было поверить в то, что они все просто приволоклись сюда из-за идущих под наклоном вниз дорог, что зомы просто следовали безжалостной силе гравитации. Для такого объяснения их было слишком много. Возможно, они преследовали каких-то людей, и после убийства им некуда было идти и ничто не привлекало их внимания. Некоторые зомы, скорее всего, были когда-то людьми из этих машин, убитыми и восставшими без последующего импульса и цели. Жесткая трава покрывала их до пояса, а некоторых полностью обвил плющ, глициния и лоза. Здесь были солдаты, няни, дети, навсегда оставшиеся детьми, простые люди, старики. Многие из них были покрыты следами жутких укусов, послуживших причиной смерти. Они просто стояли здесь под полуденным солнцем. Это было весьма странное зрелище — мертвецы замерли, словно статуи.

Нет… даже не так. Они больше походили на надгробные плиты, и их собственные тела обозначали место, где они умерли, место, в котором они будут пребывать вечно. Не замурованные в ящик, но пойманные в гниющую плоть, которая может двигаться, может охотиться и нападать, но застывающую навечно в отсутствии чего-либо, привлекающего их внимание. Подобные мысли были так же ужасны, как и печальны. Внезапно Бенни почувствовал, как что-то глубоко в душе начало меняться. Его страх, бывший огромным, как все «Гниль и руины», казалось, отступал. Не полностью, но достаточно для осознания этого. И он думал, что знает почему.

Во время первого похода в «Руины» Том говорил, что страх делает человека умным, но сейчас Бенни осознал, что брат имел в виду больше осторожность, нежели сам страх. Эти зомы, все до последнего — даже самый маленький ребенок — убили бы его, если бы могли, но никто из них не намеревался вредить ему. Намерение, стремление, желание… ничего из этого не было частью их природы. В них было не больше злобы, чем в солнечном ударе или бактерии на ржавом гвозде, и, поняв это, он почувствовал, что его ужас уступает место принятию их как чего-то просто опасного. Сокрушительная ненависть к мертвецам, которую он однажды затаил, угасла полностью; она потухла в доме Гарольда Симмонса. Остался только страх, который тоже сейчас колебался.

С другой стороны, Чарли все еще пугал Бенни. Он был намного опаснее любого отдельного зома на планете, потому что его злоба была сознательной.

Понимание разницы между двумя этими видами угрозы — неосознанной и намеренной — вспыхнуло, как невероятное озарение, и Бенни захотел поделиться этим с Томом, но не сказал ничего. Сейчас для этого определенно было неподходящее время.

Том резко развернулся в седле, всматриваясь в дорогу позади них. Бенни увидел, что несколько зомов уловили движение и подняли свои высохшие лица.

— Что?

— Что-то горит, — ответил Том, и Бенни тут же учуял это. Серное зловоние, очень хорошо ему знакомое. Он чуял этот запах сотни раз в те дни в яме, когда они подрывали динамит, чтобы обрушить слои глины и раскрошить скалу на пепелище и частично обожженные кости.

— Фитиль! — закричал Бенни. Или… думал, будто закричал. Действительно сказанные им слова были поглощены мощной взрывной волной, которая вырвала четверть тонны песчаника из отвесных скал. Пылающие облака с обломками мусора обрушились с обоих валов в перевал, вывалились на тропу, укрыли землю. Апачи издал пронзительный звук, встал на дыбы и рванул подальше от тонн щебня, разбивающегося вдребезги повсюду вокруг них.