Делая вид, что не замечает ее состояния, Филипп Август быстро оделся и, кивнув супруге, которой как раз в этот момент расчесывали волосы, вышел вон. Это еще сильнее ранило королеву, которая теперь приписывала постигшие ее несчастья единственно своему безобразию и незнанию дела. Она с трудом сдержала себя, чтобы не заплакать в присутствии чужих людей.

Когда же поздравить ее явились датские придворные дамы, Энгебурга не могла наговориться с ними. Теперь-то она понимала, что главным ее недостатком является конечно же незнание французского языка, потому как ни она не могла поговорить с мужем, ни он не мог объяснить Энгебурге, что от нее требовалось. Поэтому первое, что сделала Энгебурга, это выучила по-французски фразы: «Я люблю тебя, мой Филипп», «Я хочу только доставлять тебе наслаждения и родить тебе множество прекрасных детей», а также «Я молодая и сильная, я сумею родить детей, не умерев при этом». Говоря о детях, Энгебурга представляла своего очаровательного Раймончика, которого однажды преподнесет Филиппу Августу как самый прекрасный на свете и желанный подарок. Этими фразами она рассчитывала обрадовать своего мужа, вселив в него уверенность, что они еще сумеют поладить.

Да и почему бы им и не полюбить друг друга? Она сама уже сильно влюблена в короля. Французский? Но ведь даже ее мать Софи Рюрик, прибывшая из Хольмгарда, или, как называли его местные жители, – «Новгорода», поначалу не знала ни одного слова по-датски. И ничего, выучила. Да так, что не отличить от природной датчанки. Отчего же ей, принцессе Энгебурге, не освоить французский? Когда она знает немецкий и латынь и может прочесть наизусть любое место из Священного Писания, какое только у нее не попросишь.

Все эти свои доводы и размышления Энгебурга собиралась доверить придворному переводчику, при помощи которого намеревалась поговорить с королем во время завтрака. Но, к сожалению, король не пожелал явиться к назначенному времени, так что Энгебурге пришлось кушать в компании своих датских подруг и приставленных к ней придворных дам.

После завтрака на Энгебургу надели платье и украшения, приготовленные для коронации, усадили в карету и повезли все в тот же храм, где ее уже ждал разодетый по такому случаю в самые свои яркие и красивые одежды король.

Город снова приятно поразил датскую принцессу своей красотой и праздничностью. На улице было еще больше народа, чем вчера, когда она только приехала в Амьен.

В храме торжественно горели свечи. Приклонив колени перед распятым Иисусом, Энгебурга и ее муж вознесли молитвы. После чего их благословили и король помог ей подняться с колен.

Когда Энгебурга заглянула в серые глаза короля, она чуть не задохнулась от любви и нежности к этому такому красивому и такому непостижимому мужчине.

– Они точно солнце и луна, – шептались в толпе придворных. – Король – солнечный день, королева – звездная ночь!

Комплимент показался всем настолько изящным, что его немедленно перевели на датский и передали Энгебурге.

Коронация должна была проходить в дворцовой церкви, но перед этим по традиции король собирался проехать по центральной улице города, чтобы народ мог лично поприветствовать свою новую королеву.

Несмотря на выдавшийся жаркий денек, Филипп Август ощущал легкий озноб рядом с прекрасной Энгебургой. Он еще не забыл постигшую его неудачу, искоса поглядывая на сидящую рядом с ним в карете красавицу и пытаясь догадаться, осуждает ли она его за проявленную слабость или нет.

В левой ручке Энгебурги был зажат листок с фразами, которые она заучивала с утра. Несмотря на то что вызубрила она их без особого труда, девушка боялась, что позабудет все на свете, едва только Филипп снова поцелует ее. Улучив момент, она приблизила свое лицо к уху мужа и, мило коверкая французские слова, произнесла: «Я есть любить тебя, мой Филипп!»

Король рассеянно погладил Энгебургу по руке, отвернувшись от нее и думая о своем. «Возможно, вчера я просто перегрелся на солнце, пока поджидал эскорт принцессы. Проявил излишнюю поспешность и нетерпение, – думал он, пытаясь успокоиться и прийти в себя. – В конце концов, Энгебурга очень красивая женщина и не может быть, чтобы и дальше…»

Он снова посмотрел на сидящую рядом с ним девушку. И та воспользовалась этим, чтобы закончить заученный с утра урок:

– Я есть хотеть доставлять тебе наслаждений и родить тебе много прекрасный детей, – выпалила она, глядя в глаза мужа и сжимая его руку. Перед глазами маячил ангельский лик обещанного ей силами света ребенка. – Я есть вас любить!

– Я тоже люблю вас. – Филипп Август почувствовал, как его пробил озноб, мурашки поползли по коже. Он был вынужден освободить свою руку из цепких пальчиков юной красавицы. – Конечно, конечно… Когда-нибудь у нас будут дети и… – Он запнулся и покраснел.

Никогда прежде с ним не происходило ничего подобного. Никогда еще молодая и привлекательная женщина не действовала на него подобно тому, как действовала его жена. Прикасаясь к ней, он чувствовал холод, словно обнимал сугроб или ледяной столб. А его молодецкая сила и удаль куда-то пропадали, уступая место страху, что опять ничего не получится и он будет навечно опозорен в этих прекрасных глазах. Потому что он никогда не сможет возбудиться рядом с этой такой желанной и любящей его женщиной. А если и возбудится, не сумеет удовлетворить ее.

– Я есть молодая и сильная, я сумею родить детей! – выпалила словно в ответ на его мысли Энгебурга, чуть выпятив небольшую грудь и глядя на короля колдовскими с поволокой глазами. Ее губки при этом налились вишневым соком, на белой, точно мрамор, коже алым маком цвел румянец.

– Нет! Это невыносимо! – Король вскочил, и на ходу выпрыгнув из кареты, велел своему оруженосцу спешиться, после чего забрал его лошадь.

«Эта ведьма еще и издевается надо мной! Она сильная, она может подарить мне наследников, а вот я старый и давно уже ни на что не способный дурак, возомнивший себя юношей и женившийся на юной красавице. Ничего, как говорится, умная женщина без детей не останется!» – Филипп Август дал коню шпор и помчался вперед, разгоняя плеткой толпу. Вслед за ним устремилось несколько королевских любимцев.

Ничего не понимающая Энгебурга с каменным лицом продолжила путь до замка. Из всей речи мужа она поняла одно только слово «нет», и оно ранило ее. Не имея возможности с кем-нибудь посоветоваться, принцесса искала в толпе придворных переводчика, и не найдя, пришла к выводу, что все, что она сейчас может, это не удивляться и делать все то, что от нее потребуется. Уподобившись, таким образом, живой кукле, Энгебурга позволила, чтобы ее вели в тронный зал, где на большом троне уже восседал ее непредсказуемый супруг, а рядом с ним красовался трон поменьше для нее.

Весь зал был убран материей с вышитыми на ней геральдическими лилиями, горели свечи. Энгебурга улыбалась толпе придворных, отыскивая знакомые лица. В огромных вазах прямо на полу и на специальных постаментах стояли живые цветы, другие цветы были сплетены в гирлянды и украшали стены и лестницы.

Когда священник начал чтение молитвы, Энгебурге показалось, что она достигает врат рая. Торжественно в зал была внесена корона, точно такая же, как у Филиппа Августа, только поменьше. Энгебурга поднялась, и под громкие звуки труб на ее голову был возложен венец власти.

С восторгом присутствующие на коронации придворные обсуждали красоту и грациозность юной королевы. Со всех сторон слышались приветственные крики. В дверях зала уже толпились знаменитые трубадуры, ожидающие, когда можно будет показать перед новой королевой свое веселое искусство. Дамы обсуждали платье и драгоценности Энгебурги, требуя от мужей достать им точно такие же, так как во все времена придворные дамы старались хоть сколько-нибудь походить на свою королеву.

Король подал руку Энгебурге, и вместе они поднялись, приветствуя придворных. В этот момент к трону подошел одетый в белые одежды и золотой венец на голове молодой человек, в руках которого была украшенная цветами лютня. Опустившись на колени перед четой, трубадур запел нежную песню.