— Ты чего тут делаешь-то, отрок?
— Да какого-то предка жду, — махнув рукой, ответил я, сворачивая киношку. Досмотреть всегда успею. — А ты как забрел-то сюда? Тут вроде склеп Травиных, чужих, говорили, не пускает.
— Кто говорил? — мужик пытался вытрясти из бутылки последние капли.
— Да так, всякие, — покосился я на незваного гостя. Как-то он очень уверенно держится, может, княжич подослал, — Фоминский.
— Это какой Фоминский? — мужик зашвырнул бутылку под скамью. — Всеволод?
— Нет, Ратибор.
— А, Ратька. Ему там Феодор сейчас лещей прописывает, — поделился своей осведомленностью мужик. — Но все же, ты как сюда попал? Сам говоришь, Травиным только ход сюда есть.
— Так я и есть Травин, — зевнул я. — Марк Львович Травин.
В следующий момент что-то приподняло меня и швырнуло на помост. Даже сориентировавшись и выставив щит, я почувствовал, как треснули ребра и локтевой сустав. Подлечить мне себя не дали. Ворон, взвившись над помостом и сложив крылья, кинулся на меня, пытаясь выклевать глаза. Верткая птица, я и так и эдак пытался отбиться, только тщетно — острый клюв находил незащищенные места и выдирал оттуда мясо. К тому же я почувствовал, что мои щиты начинают ослабевать, внутренняя энергия расходовалась, а внешняя, ранее хоть и немного, но восполнявшая пустоту — ее как отрезало.
Глаза у ворона горели красным, клюв был весь в моей крови, когтистые лапы распускали балахон на полосы, из последних сил я уцепил-таки птицу за крыло и отшвырнул к стене. Ворон зашипел, расправил крылья — на конце каждого был еще один коготь, отливавший металлом, мутант какой-то, и двинулся на меня.
Не успел он и трех птичьих шагов сделать, как черная лапа припечатала птицу к земле. Кот, до этого валявшийся на полу, вдруг решил вписаться за хозяина и вспомнил, кто его кормил и поил. И откуда только силы взялись, может, печенка из трактира волшебная какая, ворон дергался, пытался освободиться, клюнуть обидчика, но кот спокойно прижимал его к полу за шею, словно плюшевую игрушку. И еще хвостом лениво помахивал.
Мужик на скамье понаблюдал за трепыханием птицы, потом перевел взгляд на меня. И этот взгляд мне не понравился. Злобный и решительный. Будут бить, и ладно бы только ногами.
Словно прочитав мои мысли, здоровяк смазанным движением оказался возле меня, хватил за остатки одежды и швырнул в стену. Еще один мазок, и я лечу обратно на плиту, чудом увернувшись от металлического штыря. Рядом с печенью прошел, еще бы чуть-чуть, и мне себя не залечить. Ночной гость спокойно подошел, схватил мое трепыхающееся тело и поднял над железным стержнем. Я что есть силы заехал ему ногой по причиндалам — как по бетонному столбу ударил, железные яйца у мужика. На удары руками он даже внимания не обращал. Спокойно прицелился, приподнял так, чтобы мой живот находился на одной линии со штырем. Я выставил щит, может в первый раз спасет, по виду моего оппонента было видно, что пока он своего не добьется, не остановится.
Шнурок, на котором висел кроваво-красный камень, от очередного удара лопнул, и кусок моей крови свалился на пьедестал. Растекся кровавым пятном, собрался в ручеек и вкатился-впитался в стержень, тот засиял оранжевым, образуя конструкт, опутавший меня, словно щит. Странно, но способность поглощать бору из окружающего мира внезапно ко мне вернулась, словно свежего воздуха вдохнул.
С воплем я засадил мужику плазмой промеж глаз, теперь уже он отлетел к стене и плюхнулся на скамью, правда без видимых повреждений, а я грохнулся на круглое возвышение. Стержень подо мной смялся, словно был из пластилина, и впечатался кляксой в мрамор.
Стероидный качок сидел у на лавке, тяжело дыша и привалившись к стене, я сидел на пьедестале, пытаясь соединить лохмотья в какое-то подобие одежды и одновременно залечивая не такие уж сильные, на удивление, повреждения организма. Ворон прекратил трепыхаться, но кот его все равно не отпускал, легонько прижимая к полу.
— Чую, Радослава делала оберег, — наконец прохрипел мой противник. — Чего сразу не показал?
Я как мог пожал плечами. Левым, если быть точным, правое пока не двигалось.
— Откуда он у тебя и почему тебе моя дочка его дала?
Так, если эта старая карга его дочка, а зовут ее Рада Всеславовна, то значит, логично было бы предположить — тянулись неторопливо мысли в моей голове…
— А ты Всеслав?
— Для тебя — боярин Всеслав Силыч Травин. А ты кто такой, собака приблудная?
Кот при этих словах, случайно, наверное, как-то странно на меня посмотрел.
— Ты же мертвый давно? — на всякий случай уточнил я.
— Вестимо мертвый. Ты куда приперся-то, помнишь?
Ну да, вот, значит, как тут все происходит. Приходят потомки, предки их хорошенько пиздят, на кол сажают, потом напутствие дают, после этого точно поумнеешь, если выживешь. Так этому зомби-боярину и заявил.
— Ты каким боком потомок? — грохнул кулаком по лавке Всеслав. Хорошо так ударил, обычно по камню врежешь, из звуков только вопль от боли, а тут грохот стоял, словно кувалдой приложили.
— Тебя не знаю, — честно признался я. — А вот прадеда моего звали Травин Сергей Олегович, как отца его звали, не знаю, сведений не сохранилось. Может и Всеслав, хотя навряд ли, имен таких у нас при царе не было.
— При каком царе? — устало вздохнул собеседник. Мол, видно, человек головой стукнулся, бормочет невесть что.
— При Николае Втором Кровавом, — охотно обьяснил я.
— Чудны твои дела, Сварог. И чем этот твой Сергей Олегович занимался?
— В революции участвовал, потом воевал, а потом пропал куда-то без вести. Он между прочим старший майор госбезопасности был, — отчего-то похвастался я. — Это как генерал-майор, или комдив.
— Смеяться надо мной решил? — привстал со скамьи вечно живой предок, сжимая кулаки.
— Нет, просто ты спросил, я ответил. Думаю, с натяжкой тебя можно моим предком считать.
— А ну дай руку, — потребовал Всеслав, протягивая свою. Не дожидаясь, пока я соизволю подняться, сам подошел, плюхнулся рядом со мной, схватил за кисть, разворачивая ладонью вверх, и непонятно откуда взявшимся ножом располосовал мне возвышение большого пальца, не обращая внимания на мои попытки вырвать руку, окунул палец в кровь, лизнул.
— Не пойму, — честно признался он. — Вот по крови ты вроде как Травин, да. Не боковая ветка какая-то Фоминских или упаси Макошь Вяземских, а истинный Травин, отголосок своей чувствую. И как раньше не смог, не пойму. А не можешь ты моим потомком быть, сгинул мой внук Сергий и болотах Пограничья, порвали его и его любушку измененные. Скопом навалились, не отбился. Был у них младенец, тоже сгинул напрочь, не назвали никак, не успели к роду приобщить.
— Никак, — кивнул я. Был у Сергея Травина первый ребенок, в гражданскую от тифа умер в младенчестве вместе с матерью. А дед родился только в 37-м.
— И откуда ты такой взялся, словно из-за грани, — мой далекий не-предок одним движением залечил мне руку, хлопнул ладонью по колену. Потом оглядел меня внимательно, хмыкнул и так же легко лохмотья мои в божеский вид привел. — Точно, из-за грани. Приходят иногда, редко очень, но тут не задерживаются. Ты тоже из таких? Говори, не бойся, мы чужим разговоры не передаем, нельзя, развоплотимся.
И это было единственным, что я почерпнул из намеков окружающих про обряд. Поэтому, собственно, и разоткровенничался.
— Из таких, — подтвердил.
И рассказал Всеславу, что и как.
— Вот оно что, — протянул мертвец. — Значит, Ратька Фоминский на Травино нацелился. Ну и пусть, правильно, что не цепляешься, пустое это. После сынка моего, Олега, чай, там и не оставалось ничего стоящего, так что Фоминские в праве, заново, считай, отстроили, пусть владеют. Но дом себе забирай.
— Даже не знаю, нужен ли он мне.
— Как хочешь, — местный Травин вздохнул. — Неволить не буду, но все же родовое гнездо наше, дому этому уже пять сотен лет, а все стоит. Что тебе надо сыскать, помогать не буду, знаю, где, но не прижизненное это знание, а значит, для тебя запретное. Только одно могу сказать — на правильном ты пути. Не там, где думаешь, но найдешь. И Раде передай, чтобы на следующий обряд сама приходила, простил я ее. Не поверит, скажи, что внизу кованного сундучка, который от меня остался и в доме смоленском в подвале стоит, в накладке серебряной прощение мое. Расплавить надо.
