Я догоняю его в пять шагов. Драко всем своим видом выказывает мне полное равнодушие, в своей обычной высокомерной манере. Но не надо быть гением, чтобы догадаться, что он рассчитывал на то, что я рвану за ним. Моя рука касается его белесых волос на макушке, растрепывая его уже далеко не идеальную прическу. Он на это только шипит, но думаю, что Малфой догадывается, что на самом деле вместо этого детского жеста, я бы хотел притянуть его за светлые пряди и впиться в губы влажным поцелуем, если бы сейчас мы были в совершенно другом месте.

— Может быть, наведаемся в нашу любимую бирюзовую комнату? Никто не заметит, если мы ненадолго исчезнем.

Он не сразу понимает, о чем я говорю, отвлекшись на зализывание своей прически. А когда до него доходит смысл моих слов, его губы расплываются в нахальной ухмылке.

****

Когда же все началось?

Это случилось в поздний вечер, когда в бальном зале Малфой-менора играл струнный оркестр? Когда под звуки вальса, роскошно разодетые пары плавно кружились в танце? Когда под потолком невесомо порхали экзотические бабочки, переливаясь всеми цветами радуги? Когда мимо меня скользили, словно безликие тени, домовики, разнося фужеры с белым и красным вином? Когда я поймал затуманенный взгляд серых глаз, блуждающий по моей одинокой фигуре, примостившейся у стены?

Нет, раньше.

Вероятно, это случилось на третьем курсе в мрачном кабинете зельеварения, где мы оба отрабатывали свое наказание за первую в наших жизнях драку, зачинщиками которой являлись. Наверное, тогда со стороны все выглядело крайне комично. Неумехи, которые размахивают кулаками и пытаются повалить друг друга на пол, ошибочно предполагая, что такой низменный магловский способ решения проблем делал нас похожими на настоящих мужчин. За что потом и поплатились, скрупулезно отдраивая котлы под пристальным взглядом нашего декана.

В те годы, я с трудом терпел присутствие Малфоя. Заносчивого, хвастливого мальчишку, который вечно всеми командовал. У него сложный характер, с которым очень сложно мериться. Особенно когда ты сам наследник древнего чистокровного рода, которому с детства вдалбливали в голову, что никто не имеет права указывать тебе, что делать. Вот только Малфой не обращал внимания на такие вещи, не считая никого действительно равным себе.

Мы частенько «сталкивались лбами». Ругались, пререкались, спорили по мелочам, ставя свой собственный эгоизм, превыше другого. В какой-то момент просто словесных перепалок стало недостаточно для того, чтобы отстоять свою позицию. И я первый переступил черту, разбив ему нос. Его лицо исказилось в какой-то абсолютно непривлекательной яростной гримасе, а на глазах выступили слезы. Боли или обиды? Не могу сказать точно. Помню только, что в этот момент решил, что он не выдержит и убежит в комнату, поджав хвост. Как ни крути, но он всегда оставался маменькиным сынком. Поэтому, разумеется, для меня стало полной неожиданностью, когда тот с криком наброситься на меня. Мы катались по полу, словно пара обезумевших макак, самозабвенно молотя друг друга кулаками, на потеху всему нашему факультету. Но как не крути, мы все же оставались слабаками, поэтому никаких более-менее серьезных увечий мы друг другу не нанесли. Я даже не чувствовал боли, лишь слепую ярость, которая застилала глаза.

В классе Малфой без конца ныл о том, что не собирается заниматься столь мерзкой работой. Перед тем, как поступить в Хогвартс он в жизни не держал в своих холеных руках грязную тряпку, в прочем, как и я. Хотя в отличие от него, я с видом профессионала молча терпел столь тошнотворное занятие, не желая опускаться до его уровня. Он предпринимал несколько попыток спихнуть всю свою работу на меня, под предлогом: «Но у тебя же так хорошо получается!», и это еще больше выводило из себя. Выводило именно потому, что он относился ко мне точно так же, как и ко всем своим прихлебателям. Я был тем, кто не имел достаточного веса в его глазах, но не только я. Малфой ни к кому не относился серьезно, кроме… Поттера. В этом не было ничего удивительного, учитывая то, что именно Гарри Поттер был виноват в том, что мистеру Малфою-младшему не уделялось достаточного внимания всей школы. Даже наш «многоуважаемый» директор записал Мальчика-Который-Выжил в свои вечные любимчики. Наблюдая за негодованием Малфоя, я понимал, что он получает по заслугам. Не стоит всем плясать под его дудку и давать то, что он действительно хочет.

Обожания.

Водя мокрой тряпкой внутри чугунного котла, его передергивало от отвращения. Я видел, какой напряженной и неестественно прямой была его спина, словно кто-то заставил его проглотить длинную палку. Светлые брови были нахмурены, а темно-серые глаза наполнились влагой. Он злился и раздражался из-за того что вынужден делать что-то против своего желания. Это ясно читалось у него на лице, и отображалось в резких движениях. Мне оставалось лишь молча злорадствовать его невыносимому наказанию и тому, какую внутреннюю борьбу он вел сам с собой, пытаясь отодрать на дне засохшую жидкость наверняка мерзкого вида. «Обыкновенный брюзга. Как бы его не стошнило от такой впечатлительности», — подумал я тогда. Казалось, что я должен еще долго радоваться его немым страданиям, но почему-то никакого удовлетворения я и близко не испытывал. Наоборот, почувствовал себя настоящим мерзавцем, который издевается над ребенком. Странно было вообще себя ощущать взрослым по сравнению со своим одногодкой, но узнав Малфоя достаточно хорошо, я уже не мог воспринимать его иначе.

Совершенно внезапно для самого себя, я выдернул из его рук злосчастный котел и отдал свой вычищенный. Взгляд, которым он одарил меня тогда, стал доказательством моей слабохарактерности. Мне оставалось только корить себя все оставшееся время за то, что мое проклятое сердце сжалилось над Малфоем, вновь угождая ему. Я никак не ожидал, что оно предаст меня в тот момент, когда я увижу его уязвленный вид. А для Малфоя столь благородный и бескорыстный жест от слизеринца стал явным сюрпризом, в общем-то, как и для меня. Мне было до конца не ясно, почему именно этот противный парень стал причиной моего проснувшегося великодушия, но с того дня мы стали более сдержанны в присутствии друг друга.

Постепенно наши ссоры сошли на «нет», а отношения выровнялись. Сейчас я понимаю, что это все было частью взросления, которая открывала для нас мудрость, приходящую с годами. Люди учатся общаться друг с другом постепенно. Точно так же и мы учимся взаимодействовать друг с другом, находя точки соприкосновения. Это помогло нам с каждым годом меняться все сильней.

Но нет. Это не то. Все началось еще раньше.

На втором курсе я выходил из библиотеки, когда он окликнул меня. Малфой торопливо собирал все свои учебники, которые до этого долго пролистывал, оставляя после себя на столе только пару филиалов. Расставлять их обратно на места в стеллажах, было не в его стиле.

— Ты в гостиную?

— Да.

— Пойдем вместе. Я как раз закончил.

Его внезапный интерес настораживал, а повелительный тон вызывал лишь острую неприязнь, поэтому я собирался отказать ему в своем сопровождении, но не успел и слова вставить. Не дожидаясь моего ответа, Малфой уже направлялся в сторону подземелий. Мне только и оставалось, что раздраженно пойти следом, пристраиваясь к нему с правой стороны.

— Ты дописал свое эссе? Сколько у тебя вышло страниц? — спросил он и, не дожидаясь моего ответа продолжил. — У меня ровно двенадцать. Надеюсь, что теперь эта старая кошка не стает доставать меня. Она всегда придирается ко мне из-за оформления работы, хотя я всегда пишу гораздо больше, чем эта заучка Грейнджер, но Макгонагалл все равно присуждает ей высший балл за теоретическую часть. А я не хочу, чтобы эти тупые гриффы опять обогнали нас по баллам и получили школьный кубок! Помнишь, как в прошлом году они увели его у нас прямо из-под носа? Это было так не справедливо! Отец тоже это сказал. Тем более как можно поверить в то, что этот очкарик Поттер смог одолеть взрослого мага? Я уверен, что это просто наглая ложь, которую придумал директор, чтобы специально начислить лишние балы своим любимчикам. И отец тоже так считает! Ну, сам подумай: что он мог ему сделать? Заставить леветировать? Вингардиум левиоса! Немыслимый бред. Глупость! Неужели все настолько наивны и… — его внезапный поток откровений, которым он обдал меня с ног до головы, продолжался еще какое-то время, пока мы не спустились на первый этаж.