— И кто же выигрывал? — спросил скорее из вежливости, чем из любопытства.

— А ты как думаешь?

— Ты?

— Угадал!

Неудивительно. Ей ужасно везет в карты.

— А мистер Гринграсс отсутствует?

— Буквально пару минут назад уехал по делам в Лондон. Поэтому сегодня вся организация полностью на Дафне.

— О нет. Я не собираюсь ей помогать!

Больше самих светских раутов, я ненавижу организовывать светские рауты. Но, несмотря на это, когда мы собирались с моими «милыми» друзьями перед каким-либо событием, неизбежно следует необходимость: пойти заплатить цветочнику и заодно проверить какие закуски подали эти безмозглые эльфы, взмахнуть палочкой там, взмахнуть сям и сто двадцать три раза поменять цветовую окраску бального зала. Но на этот раз я буду непоколебим! Пусть всем этим занимается прекрасная половина нашей небольшой компании. Ну, или Малфой, если захочет.

— Не волнуйся, никто не собирается. — Она звонко рассмеялась. — Мы ведь гости.

— Раньше ее это мало останавливало.

Самый прекрасный смех, что я когда-либо слышал — принадлежал Пэнси Паркинсон. И мне было безумно жаль, что она редко позволяла себе так громко и искренне рассмеяться. Столь фривольное общение мы могли позволить себя только в обществе друг друга. К сожалению, строгий английский этикет заставлял нас становиться безэмоциональными и сдержанными в присутствии чистокровного бомонда. Особенно мы осторожничали со своими собственными семьями, которые свято чтили традиции. И хоть на дворе стоял уже двадцатый век, мы были во власти определенных обязательств, которые на нас налагались с рождения. В этом плане Хогвартс был спасением, тем глотком свободы, которого нам так не хватало в высшем обществе. Мы могли немного побыть обычными школьниками, просто детьми, просто подростками. И общаться, легко и непринужденно, иногда даже наплевав на всякие манеры. В такие моменты чувствуешь себя настоящим бунтарем.

— Пройдем пока в гостиную.

Кивнув, я направился за своей подругой, наблюдая за ее идеально прямой осанкой. Ее воздушное платье легко развевается при ходьбе, делая ее похожей на какое-то неземное создание, полностью созданное из эфира. И мне вдруг подумалось, как было бы прекрасно, если бы в Хогвартсе отменили школьную форму, и мне бы довелось каждый день наблюдать за ней в утонченных нарядах. Иногда я забываю, что Пэнси необычная девушка. Каждый раз, когда она надевает эти чудесные платья, то мгновенно преображается. Входит в непривычный мне образ, уже взрослой леди, которой можно выпивать несколько бокалов вина на приеме и бросать заинтересованные взгляды на солидных мужчин в черных смокингах. И сейчас, я отчетливо понимаю, как она выросла, а я даже не заметил.

Чем дальше мы идем по широкому коридору, тем сильней я ощущаю прохладный ветерок, гуляющий по первому этажу поместья. На улице начало жаркого лета, из-за которого приходится по несколько раз в день накладывать на себя остужающие чары. Для джентльмена непростительно показывать, хотя бы видимость того, что ты живой человек и можешь потеть. Даже если ты почти всегда вынужден носить костюмы и рубашки с длинным рукавом. Но в такую жару, как эта, я позволил себе вольность, расстегнув две верхние пуговицы и закатав рукава белой рубашки. А после того как с каждым шагом меня обдавал легкий поток воздуха, почувствовал что окончательно избавился от невыносимой духоты.

Первое, что я вижу, заходя в комнату — летящую прозрачную ткань, колышущуюся прямо перед лицом. Затем, чувствую свежий и холодный воздух, заполонивший все пространство гостиного зала. Он забирается прямо под одежду, лаская мою кожу желанной прохладой. Высокие сводчатые окна, выходящие прямо на террасу, открыты нараспашку. В них видно, как эльфы уже накрывают стол на улице.

Пэнси медленно входит в поток длинных развевающихся занавесок, словно в разбушевавшееся море, что накатывает на нее своими шипящими волнами. Она двигается плавно, позволяя ткани касаться ее обнаженных плеч, обволакивая их. Время расплавилось и превратилось в вязкую жидкость, замедляя ход вещей. Я наблюдаю, как ее пальцы почти невесомо скользят по тонкой материи. Как сама она растворяется в пространстве и сливается вместе с комнатой в сплошной воздушный поток, который нарочно медленно передвигается внутри белого прозрачного полотна. А потом до меня доносится смех. Легкий, как звон колокольчика. Тоненький смех молодой девушки.

И я вижу за спиной Пэнси. Вижу сквозь невесомую ткань, застилающую мне лицо. Вижу Асторию. Ее наклоненный вниз профиль и волнистые светло-русые волосы, рассыпанные по плечам. Вижу, как она восседает у кого-то на бедрах и смеется. Вижу ее озорной взгляд, направленный прямо на этого человека, полностью скрытого за бледно-розовой спинкой дивана. И именно ее звенящий смех я слышу, хоть он и предназначен не мне, именно поэтому она так громко смеется. С каждым шагом в их направлении я отчетливей понимаю, кого ожидаю под ней увидеть. С каждым шагом мне все трудней сделать вздох.

— Мы не помешаем? — Пэнси усмехается, опираясь на спинку дивана. И Астория, наконец, видит меня. Ее взгляд проясняется, лицо вытягивается.

— Блейз!

Она мигом вскакивает на ноги и бежит ко мне. Я успеваю заметить, что на ней нет туфель, поэтому она становится намного ниже меня. Мне приходится немного согнуться, чтобы девушка спокойно смогла обвить руками мою шею, притянув к себе в требовательном объятии.

— Здравствуй, mi ángel (исп. мой ангел). Как же давно я не видел тебя! Ты так повзрослела.

— Ох, а ты стал еще выше! Поверить не могу, что уже прошел год. Время так быстро пролетело, — ее голубые глаза в обрамлении пушистых ресниц, искрятся детской восторженностью. Но я прекрасно понимаю, что эта восторженность вызвана отнюдь не моим появлением. — Слышала твоя mère(фр. мать) выходит замуж. Прими мои поздравления.

— От Вас невозможно ничего скрыть, миледи, — шутливо протянул я. — Но я премного благодарен за поздравления, — вежливо улыбаюсь ей, стараясь ничем не выдать своего недовольства.

Я никогда не был достаточно близок с младшей сестрой Дафны. Девушка училась во Франции, в Шармбатоне, и поэтому мне не часто приходилось ее видеть. О да, безусловно, она была действительно похожа на ангела. Со стороны кажущаяся невинной, чистой, наивной душой, которая не смеет перечить папеньке и во всем слушается свою более опытную старшую сестрицу. И только намного позже я обратил внимание на то, какой легкомысленной она была. Наверное, это была неотъемлемая часть ее почти детского очарования. Девушка, с которой очень весело проводить время, и которая никогда не напрягает окружающих ее людей. Наверное, для многих ее модель поведения самая располагающая, но лично для меня — самая раздражающая. Просто потому что я всегда опасался таких женщин. Жесткая прямолинейность Миллисенты была мне намного ближе, чем слащавая доброжелательность Астории. Она была из той породы женщин, которые хотят быть для всех хорошими, завоевывая любовь именно таким образом. И в итоге — никогда не знаешь, что у этих дам на уме.

Не скажу, что у Астории были близкие друзья. Мне всегда казалось, что вся наша компания относилась младшей Гринграсс совершенно равнодушно. Хоть мы и общались максимально вежливо и деликатно, настоящей близости никто к ней не испытывал. Нам просто приходилось проводить время вместе из-за дружбы с ее сестрой. Поэтому ее поздравление, показалось мне столь неуместным, ведь меня давно никто не поздравляет с замужествами матери.

Пэнси подошла к нам и что-то спросила, но я расслышал. Мое внимание было полностью приковано к фигуре на диване. Сквозь световую пелену, разразившуюся у меня перед глазами, я ловил каждое мгновение, впитывая его в себя без остатка. Пытаясь навсегда впечатать в своей памяти этот эпизод. Возможно, частичка моей души сейчас медленно умирает, когда я жадно всматриваюсь в его спину. Иначе откуда в моей груди такой невыносимый жар? Неужели, все дело в его ленивых движениях, когда он принимает сидячее положение? Или в растрепанных прядях платиновых волос, которые он старается пригладить своими длинными пальцами? Или в предвкушении того самого момента до сладко съеживающегося в груди сердца.